Даг Логан многое повидал. Годами он сражался на передовой против стимуляторов в спорте, сначала в качестве комиссара MLS (высшая футбольня лига США — прим. Newочём), затем в качестве руководителя USATF (федерация легкой атлетики США — прим. Newочём). Он стойко верил в эту битву.
В профессиональном плане Логан был подопечным Питера Юбберота — человека, который организовал Олимпийский игры 1984 года в Лос-Анджелесе и помог найти финансирование для первой в стране антидопинговой лаборатории — и всю жизнь испытывал любовь к бегу. Летом 2008 года, за два дня до того, как он устроился в USATF, стало известно, что бывшая олимпийская чемпионка Марион Джонс попросила президента Джорджа Буша смягчить назначенное ей судом наказание за лжесвидетельствование об использовании стимуляторов. В ответ на это Логан направил в адрес Белого дома довольно резкое открытое письмо, в котором он назвал Джонс лгуньей и мошенницей. В 2010 году, когда спринтер Лашон Мерритт списал проваленный допинговый тест на средство для повышения сексуальной активности, купленное в круглосуточном магазине, — впоследствии судья признал это объяснение достаточным — Логан публично раскритиковал Мерритта, заявив что «ему было противно» и что спринтер «опозорил» себя и товарищей по команде.
Логан считал своей работой защищать свой вид спорта. Когда он учредил первую программу допинг-тестов в MLS, он настоял на том, чтобы администрация прошла это тестирование вместе с игроками, и чтобы его моча была первой из собранных проб. «Я серьезно подошел к своей работе, — рассказывает Логан, который в свои 73 года живет в Сарасоте, Флорида. — В этом вопросе я, можно сказать, долгое время шел за другими».
В то же время Логан не наблюдал никакого прогресса. Он ходил по внутреннему полю во время соревнований по легкой атлетике, видел божественные тела вокруг себя — у мужчин и у женщин — и знал, что они были созданы с помощью химии. Он слышал, как тренеры разговаривали о том, что спортсмены используют ингаляторы от астмы, хотя никто из них на самом деле не был болен. Несмотря на громкие слова и банки для анализов с индикацией вскрытия, ничего не менялось. Ничего никогда не менялось. «В мой первый год в MLS у нас был только один положительный тест, — рассказывает он. — Нашли марихуану. У работника, а не у спортсмена!»
Логан начал понимать, что это была война с редкими победами. В 2010 году его уволили из USATF, по некоторым данным частично из-за его откровенных манер (последовавший иск о незаконном увольнении был урегулирован до суда). Уход дал Логану время на размышления, и к лету 2013 года он был готов ими поделиться. В колонке в интернете под заголовком «Пусть победит лучшее лекарство» он назвал стимуляторы непобедимыми, а борьбу с ними лицемерной. «Уберите полицию, — писал он, — начиная с всемирного и американского антидопинговых агентств, WADA и USADA. Поместите Барри Бондса в Зал славы бейсбола. Если атлеты нарушают уголовные законы, тогда пусть несут наказание, в другом случае позвольте им самим решать, что лучше для их тел». Сравнив запрет стимуляторов с войной во Вьетнаме, Логан заключил, что наступило время объявить поражение, перестать сражаться и вернуть войска домой.
«Это война, которую мы не выиграли, не можем выиграть и в которую не должны были ввязываться», — говорит он сегодня
Когда 5 августа началась Олипиада в Рио, тысячи атлетов со всего мира прошли по стадиону Маракана, улыбаясь и размахивая флагами своих стран. Многие из них будут быстро бегать, высоко прыгать и другими способами выходить за пределы человеческих возможностей. Некоторые почти определенно будут использовать допинг. Десятилетиями ответ мира спорта на использование стимуляторов был таким же, как письмо Логана к президенту: нетерпимость. Надзирать и наказывать. Не отступая и абсолютно точно не сдаваясь. Руководитель USADA Трэвис Тайгарт назвал недавно разоблаченную поддерживаемую государством программу допинга в России «надругательством над самой сутью спорта». Как и в случае более большой войны с наркотиками, «Просто скажи „нет“» — спортивный статус-кво в битве против запрещенных веществ от тестостерона до лекарства от простуды, преподнесенной как сражение за нравственность.
Однако небольшая группа еретиков — в основном ученых, но и таких людей как Логан — начала критиковать этот взгляд. Они настаивают, что война с допингом принесла больше вреда, чем пользы: тратя деньги, задерживая развитие медицины, способствуя коррупции, попирая права и достоинство спортсменов и одновременно будучи неспособной защитить их здоровье. Продолжающийся российский скандал со взятками, вымогательством и агентами государственной безопасности, которые проникают в московскую антидопинговую лабораторию, чтобы просунуть подделанные анализы мочи через тайную дыру в стене кабинета, который привел к тому, что как минимум 111 российских спортсменов не пустили в Рио, не представляется им значимой победой. Скорее, знаком непрекращающегося поражения. Спорт продолжает бороться. Препараты продолжают выигрывать. Разве не было бы безопаснее, рациональнее и, пожалуй, честнее прекратить запрет на стимуляторы?
По меньшей мере, считает Логан, пришло время переосмыслить наши прежние взгляды.
«Важно, чтобы был разговор, — объясняет он. — С точки зрения спортивной индустрии вопрос должен быть не в том, облажалось ли WADA в России и как мы можем предоставить им больше ресурсов, чтобы такого больше не происходило, а в том, должны ли мы вообще в это вмешиваться»
Дон Катлин не собирался становиться главным американским детективом по допингу. Он просто хотел немного нового оборудования в лабораторию. В 1981 году Катлина — профессора медицинского факультета в Калифорнийском университете в Лос-Анджелесе и бывшего офицера армии США, который набил руку, исследуя употребление наркотиков американскими солдатами в войне во Вьетнаме, — Международный олимпийский комитет попросил возглавить программу тестирования на наркотики для Летних игр 1984 года в Лос-Анджелесе.
Катлин отказался. Кокаин и героин? Пожалуйста. Наркомания была серьезной общественной проблемой. Но допинг? Катлин вырос, болея за Теда Уилльямса и Boston Red Sox (американская бейсбольная команда — прим. Newочём). Он считал себя спортивным фанатом, но стимуляторы его не интересовали. В то время это не было необычным. Большую часть истории допинг считался скорее чем-то, что спортсмены делают, чем тем что они делать не должны. И только недавно он стал предметом всеобщей озабоченности.
История допинга в спорте начинается еще с древних Олимпийских игр, где спортсмены жевали полупроваренные мужские половые железы в надежде улучшить свои результаты. В новое время, на Олимпиаде 1904 года марафонец Томас Хикс выпил смесь из яичных белков и стрихнина — крысиной отравы, которая в малых дозах также выступает как стимулятор — на пути к победе. Участники Tour de France в 1920-х использовали тот же препарат, а также нитроглицерин, основной ингредиент динамита. После Второй мировой войны амфетамин перешел от военных летчиков к профессиональным бейсболистам. В 1950-х годах американские и советские тяжелоатлеты уплетали стероиды; к следующему десятилетию эти же анаболические препараты для наращивания мышц распространились среди игроков в американский футбол и университетского, и профессионального уровня.
После смерти датского велосипедиста Кнуда Йенсена во время Олимпиады 1960-го года в Риме (он отключился во время гонки, расшиб череп и в итоге умер от сердечного удара — череда событий, в которой винили амфетамины, которые он, возможно, использовал), спортивные чиновники начали воспринимать допинг как что-то опасное. Девять лет спустя Sports Illustrated опубликовал весомую заглавную статью из трех частей под названием «Наркотики: угроза спорту». Основа была заложена. Когда пловчихи из Восточной Германии, подкрепленные системной, финансируемой государством программой допинга, разбили американских соперниц на играх 1976 года в Монреале, мнение, что использование стимуляторов равно жульничеству добавило напряжение Холодной войне. «Неудивительно, что эти нечестные, коварные коммунистки побили наших девочек». К началу 1980-х война спорта с допингом начала обретать форму вместе с более крупной войной с наркотиками. Обе были основаны на культурных и политических конфликтах конца 1960-х и зарождающемся чувстве того, что употребление какого-либо вида наркотиков является одновременно симптомом и причиной нравственного разложения.
Ничто из этого не пришло в голову Катлину, когда МОК обратился к нему. Однако у химика-аналитика была проблема — ему нужен был газовый хроматограф и масс-спектрометр, сложные приборы, используемые для анализа химических соединений. Вместе они стоили около $500 000. «МОК предложил заплатить за них, — говорит Катлин. — Я согласился. Для меня это было хорошей сделкой. Все, что от меня требовалось, это протестировать спортсменов на Олимпиаде, и я получу оборудование. Я не представлял, во что это все выльется».
На протяжении следующих трех десятилетий Катлин контролировал тестирование на играх в Атланте в 1996 году и в Солт-Лейк-Сити в 2002 году. Он помог разработать тесты для искусственной версии мужского полового гормона тестостерона, стимулятора крови эритропоэтина (EPO) и тетрагидрогестринона (ТГТ), также известного как «прозрачный» — стимулятора, который оказался в центре скандала BALCO (Bay Area Laboratory Co Op), затронувшего Джонса, Бондса и других спортсменов из разных видов спорта. Его Олимпийская аналитическая лаборатория при Калифорнийском университете в Лос-Анджелесе стала одним из главных мировых антидопинговых учреждений, с десятками учеными, проводящими десятки тысяч тестов в год для таких клиентов, как Национальная Футбольная Лига, Национальная ассоциация студенческого спорта, Низшая бейсбольная лига и USADA.
Катлин видел, как битва против допинга расширилась от Олимпиады до международных соревнований по шахматам, от нескольких до десятков лабораторий, разбросанных по всему земному шару. К концу 1980-х, после возглавляемых Джо Байденом слушаний в Конгрессе, американские карательные законы против стимуляторов кинули стероиды в кучу с наркотиками. В начале 21 века такие агентства как WADA и USADA были сформированы, чтобы бороться с допингом самым жестким образом; вскоре они тратили сотни тысяч долларов на тестирование спортсменов и расследования. Большую часть этого времени Катлин наслаждался битвой. Работа была интеллектуальной, трудной и интересной, и, что еще важнее, приносила пользу.
Или так считал Катлин. Спустя время он начал сомневаться. Стала проявляться система. Ученые вроде Катлина открывают наркотик и разрабатывают тест. Нескольких спортменов ловят. Остальные учатся его обманывать или переходят на другое вещество. Всегда были новые соединения, или новые способы скрыть следы старых препаратов, была целая подпольная индустрия лабораторий и ученых, работающих, чтобы нейтрализовать усилия Катлина или сбить его с толку. Спортивные организации много говорили, но не подтверждали слова деньгами: в 2015 году весь бюджет WADA составил примерно $30 млн — только на $8 млн больше, чем годовая зарплата профессионального игрока в бейсбол и неоднократного потребителя стимуляторов Алекса Родригеза.
К тому моменту, когда Катлин ушел на пенсию в 2007 году, его уверенность разрушилась. «У меня осталось ощущение, что все это не работало так, как я думал», — говорит Катлин, в 78 лет возглавляющий базирующуюся в Лос-Анджелесе некоммерческую организацию «Антидопинговые исследования».
«Тестирование необходимо, но оно не исправит проблемы с допингом в спорте. В некотором смысле, то, что я делал, оказалось тщетным»
С того дня, как во время олимпийских игр в Мехико 1968 года МОК впервые ввел ограничивающий допинг-контроль на употребление стимуляторов, допинговая война велась во имя двух целей. Уменьшать и предотвращать использование. Выявлять и наказывать принимающих. Но помогает ли это? Преданные делу борцы, такие как Трэвис Тайгарт из USADA, утверждают, что допинговое тестирование — эффективное сдерживающее средство, которое помогает оградить атлетов, не принимающих стимуляторы, от соревнования с нечестным соперником (и проигрыша ему).
Но есть и другое мнение. Джон Хоберман, профессор Техасского университета, специализирующийся на истории спорта и допинга, называет современные способы антидопинговой борьбы «цирком». Экс-глава WADA Дик Паунд в интервью сказал, что он недоумевает от «всего, что видит» в современном спорте, начиная с велоспорта и заканчивая теннисом. Виктор Конте, организатор и вдохновитель BALCO, в интервью VICE Sports заявил, что число легкоотлетов, принимающих допинг на играх в Рио, будет таким же, как в Афинах в 2004 году. Между тем, глава всемирной ассоциации тренеров по плаванию Джон Леонард полагает, что предстоящие игры станут «допинговым кошмаром», и пловцы будут принимать стимуляторы больше, чем когда-либо прежде.
Раньше Кэтлину нравилось смотреть Олимпийские игры. Раньше. «Мне это разонравилось. Я вижу каждого, кто принимал допинг».
Примеров провала такой политики устрашения предостаточно. Ранее в этом году питчер New York Mets Джерри Мейя был пожизненно дисквалифицирован MLB (Главная лига бейсбола в США и Канаде — прим. Newочём) после того, как провалил 3 теста на стероиды за 2 года. Адвокат бейсболиста обвинил команду в «коррупции сродни гангстерской» и продолжает подавать иски. В 2009 году Родригез сознался в том, что принимал стероиды, извинился, заявил, что допинг ему больше не нужен и вытерпел всеобщее презрение. И все это, чтобы потом признаться агентам федеральной службы в том, что он продолжал принимать стимуляторы в период с 2010 по 2012 годы. Когда результаты федерального расследования окончательно подтвердили то, что велосипедист Лэнс Армстронг использует допинг, Тайгарт и другие объявили это грандиозной победой, доказательством состоятельности антидопинговой войны — и наплевать, что большинство соперников Армстронга по Тур де Франс были пойманы на применении допинга, и их дисквалификация не остановила ни Лэнса, ни членов его команды.
В конце июля МОК официально объявил, что 45 спортсменов, участвовавших в олимпиадах в Лондоне и в Пекине — включая 23 медалистов последней — провалили допинг-тесты, после того, как их анализы мочи и крови были проанализированы заново с использованием новых технологий, что увеличило общий показатель ретроактивных следов допинга до 98. Это значит, что почти 100 спортсменов, участвовавших в играх, зная, что их пробы будут сохранены, использовали допинг несмотря ни на что.
Но почему бы и нет? Преимущества очевидны. В 2012, аккредитованные WADA лаборатории по всему миру провели более 270,000 допинг-тестов, и результаты лишь чуть больше процента из них указали на употребление запрещенных веществ. Тестирования, проведенныеMLB, Национальной ассоциацией студенческого спорта, а также официальными представителями спортивных организаций среди старших классов Нью Джерси и Техаса во время Лондонских игр и Олимпиады в Пекине, демонстрируют такое же количество положительных результатов. Никто не верит в то, что уровень употребления допинга действительно так низок. Исследование WADA 2013, в котором анонимно принимали участие больше 2000 легкоатлетов показало, что приблизительно 29% спортсменов на Чемпионате мира в 2011 году и 45% — на Панарабских играх принимали допинг на протяжении предыдущего года. Исследование, опубликованное в Sports Medicine в 2015 году показало, что не менее 39% мировой спортивной верхушки использовали стимуляторы. Свидетель, давший интервью для доклада Независимой комиссии по преобразованию велоспорта, вышедшего в прошлом году, заявил, что 90% велосипедистов употребляют допинг, несмотря на одни из самых суровых тестирований среди всех видов спорта.
«Низкий процент положительных тестов смотрится хорошо. Но на самом деле показатели крайне печальны», — рассказывает Лиза Милот, бывшая профессиональная велосипедистка-юниор и профессор юридического факультета в Университете Джорджии, сейчас изучающая человеческое тело и спорт. Милот перечисляет список крупных допинговых скандалов: BALCO; прецедент с Biogenesis, в котором участвовал Родригез, Тур де Франс в конце 90-х; провал Амстронга; смесь, не вызывающая подозрений, которую американский тренер по бегу Альберто Салазар, с высокой долей вероятности, дает своим спортсменам; нынешний российский допинговый скандал.
Что же в них общего? Все они были обнаружены благодаря осведомителям, деятельности правоохранительных органов, работе журналистов или некой комбинации из этих трех элементов.
«Ничто из этого не было выявлено в результате тестирования на допинг. А это значит, что наши методы не работают», — заметила Милот.
Бывший профессиональный велосипедист, анонимно давший интервью VICE Sports, был более резок. «Если вы посмотрите на обобщенные рейтинги [USADA], они поразят вас своей неэффективностью. Тратя больше десяти миллионов долларов ежегодно, часть которых поступает от [федерального] правительства, они ни к черту не годятся».
По сути антидопинговым агентствам по всему миру не хватает права вызывать в суд, накладывать арест и совершать прочие мероприятия по поиску вещественных доказательств, к тому же у них нет возможности использовать полицию для распространения информации. Конте считает, что в нынешних программах полно лазеек. Например, спортсмены могут избежать поимки, принимая меньшие дозы определенных препаратов, чтобы показатели тестирования были ниже установленного порога. Это называется «микродозировка». Кэтлин же уверен в том, что программы допинг-теста плохо финансируются, в своем блоге он как-то отметил, что мировой антидопинговый бюджет равен, по разным подсчетам, от 250 до 400 млн долларов — столько же средств, например, есть у маленькой фармацевтической компании, и это определенно намного меньше, чем миллиарды, которые зарабатывают спортсмены, спортивные комады и организации, не заинтересованные в проведении тестов. В то время как Логан говорит об отводе войск, Кэтлин просит о финансовой поддержке.
Чарльз Йезалис, профессор Университета штата Пеннсильвания, давно изучающий допинг, говорит, что увеличение количества денег, выделяемых на тестирование, скорее всего, не улучшит результаты. Спортсмены попросту слишком хорошо мотивированы, умны и готовы выйти за рамки допустимого ради того, чтобы выиграть. Если точнее, в результате допингового раследования, проводившегося на протяжении года Австралийской коммиссией по преступности, выяснилось, что спортсмены использовали некоторые препараты, не занесенные в список запрещенных веществ WADA, в том числе экстракты свиного мозга и телячей крови, а также лекарство против ожирения, которое все еще проходит испытания в больницах.
Четыре года назад Паунд стал соавтором доклада для исполнительного комитета WADA под названием «Недостаточная эффективность программ тестирования». На 26 страницах он признал, что «тестирование не оправдало себя как особенно эффективный способ выявлять употребляющих допинг» и назвал этот способ бесполезным из-за недостатка «общего желания сделать усилие и принять цену … спорта без допинга». Это было примером того, как заслуженный боец войны против допинга признал, что препараты победили.
Гоберман, профессор Техасского Университета, не был удивлен. Историю антидопинговой кампании можно считать частью истории общественных отношений: единственная цель тестирований — поймать нескольких принимающих препараты, но не слишком много. В конце концов, для финального результата продуманное живое представление лучше, чем скандалы.
«Вы имеете дело с глобальной спортивно-развлекательной индустрией с гигантским денежным оборотом в размере около 400 миллиардов долларов. Это Голиаф, который заинтересован в том, чтобы оставаться частью бизнеса. Учитывая то, что мы знаем о поведении спортивной верхушки, мы просто не можем рассчитывать на успешную антидопинговую политику в реалиях этого бизнеса»
Раз нынешний антидопинговый механизм в большинстве случаев не может выявить спортсменов, пытающихся нарушить правила, что же остается тем, кто соревнуется честно? В документальном фильме «Допинг: обратная сторона спорта» рассказывается история Фила Деросье, американского спринтера, пережившего 6 месяцев дисквалификации за то, что он провалил допинг-тест. (Окончательное разоблачение: я тоже засветился в интервью для фильма, но не про Дерозье.) В течение этого времени Дерозье не мог бегать. Не мог искать спонсоров. По сути он потерял свой полугодовой заработок. В принципе, он мог бы с этим смириться — только если бы он действительно сделал что-то не так.
Дерозье принимал легальную пищевую добавку, метилгексанамин, которая не входила ни в описание препарата, ни в перечень запрещенных WADA веществ. Но это было неважно. Правила WADA позволяют привлекать спортсменов к ответственности не только за однозначно запрещенные препараты, но и за «сколько-либо схожие с ними вещества». Это может казаться нечестным, но для USADA (Американское антидопинговое агентство — прим. Newочём) такого достаточно.
«Я считаю, что был для них частью месячной нормы, — говорит Дерозье в фильме. — Доказательством того, что они делают свои работу».
Других спортсменов наказывали при схожих сомнительных обстоятельствах. Лашон Мерритт — вышеупомянутый американский марафонец, который принял препарат для повышения сексуальной активности со стероидным гормоном ExtenZe, купленный в киоске после ночи на танцполе со своей девушкой — потерял почти два года своей карьеры из-за дисквалификации, и ему пришлось выбивать право на участие в Играх Лондона через суд. За десять лет до этого опытный теннисист Мартин Родригез был снят с соревнования в Швейцарии за — и я сейчас серьезно — чрезмерный уровень кофеина в моче.
На апелляции Родригез изложил свою позицию. Он шатался в зале для игроков, ожидая своей очереди на корте. Ему было скучно. Спонсор соревнования предлагал бесплатный эспрессо, который разносила «привлекательная женщина». Родригез обычно пил по три-четыре чашки кофе перед матчами; в тот день он выпил чуть больше. Он не считал. Ах да, еще он выпил «одну-две» банки колы во время матча, против чего судья никак не возражал.
Короче говоря, Родригез не употреблял допинг. Он утолял жажду. Тем не менее, он проиграл в суде и был вынужден отказаться от призовых $6725. (WADA исключило кофеин из списка запрещенных веществ в 2004 году.) Завершив работу над Doped, кинодел Эндрю Москато заключил, что война спорта с наркотиками недостаточно эффективна и при этом слишком рьяна.
«Политика и правила WADA, кажется, таковы, что спорстмены считаются заранее виновными, — объясняет он. — Олимпийцам приходится жертвовать своими правами, чтобы принимать участие в Играх. Стоит ли оно того, если система не работает?»
Согласно правилам WADA, спорстменам нужно терпеть не только полицию урины, осматривающию их гениталии при сборе образцов; им также приходится следовать «Правилу Местонахождения»: спортсмены обязаны регулярно докладывать о том, где они и куда собираются, одним и тем же лаборантам, которые могут появиться в любое время дня и ночи и потребовать кровь с мочой на анализ. Десять лет назад велосипедисту Кевину ван Импе пришлось давать образец в крематории, где он договаривался о похоронах своего сына Джейдена, умершего через шесть часов после рождения; а недавно лаборанты USADA сдернули лыжницу Линдси Вонн прямо с красной дорожки на показе мод в Нью-Йорке.
Несмотря на все эти небрежности, война с допингом не думает сбавлять обороты. Она идет полным ходом: в прошлом году WADA объявило, что расследования не будут ограничиваться внутренним правом или ограничениями органов правопорядка. Сама организация ведет черный список людей — в основном тренеров и инструкторов, связанных с запрещенными веществами, — к которым спорстменам нельзя приближаться. Когда-то стандартный запрет на участие в Играх длился два года; сегодня это смертельные для карьеры четыре года, и если спортсмены считают, что им выкручивают руки, как Дерозье или Мерритт, им придется потратить десятки тысяч долларов на борьбу с противниками допинга в судейской среде. Все это оставляет Логана, бывшего работника USATF, с простым вопросом: «Ну сколько можно?»
«Правда в том, что мы не достигли особого успеха в борьбе с мириадами субстанций, запрещенных во всем мире, — сетует он. — Мы впустую тратим колоссальные финансовые и человеческие ресурсы. Почему бы вообще не избавиться от проверяющих, от лабораторий, от бестолковых списков запрещенных веществ? Зачем так варварски тестировать спортстменов, будить их в четыре утра и заставлять их предупреждать за полгода, где и с кем они будут проводить ночь? Вся эта тупая срань должна закончиться»
У Энди Миа есть скромное предложение. Если вы фанат спорта, оно может вам показаться радикальным и сложным для понимания. Но выслушайте его. Миа, профессор и биоэтик Салфордского университета в Манчестере, Великобритания, изучает технологию и биологические совершенствования, пытаясь получить ответ на вопрос: что в эпоху генетических модификаций значит быть настоящим? Или быть человеком? Такие вот простые вещи.
Как и Логан, Миа видит, что война с допингом пошла не в ту сторону. Это ретроградная борьба, не поспевающая за передовой медициной и современным обществом, в котором мы охотно разрабатываем и используем новые технологии, чтобы повысить уровень нашего общего благосостояния. В спорте атлетам велят держаться подальше от тестостерона, ужасного, бесполезного, но легкого пути к пустой, запятнанной славе; дома же спортивным фанатам среднего возраста рекомендуют узнать у своего врача об Андрогеле — креме с тем же самым гормоном, который поможет им жить полноценной жизнью.
Поэтому, предлагает Миа, пора упразднить WADA и заменить его Всемирным Допинговым Агентством.
«Этические беспокойства вокруг допинга — это, в основном, беспокойства медиков насчет расширенного использования терапевтических технологий для нетерапевтических целей», — написал Миа в интервью по e-mail для VICE Sports.
«Им не очень нравится эта эра модификаций человека, и тем не менее они хотят, чтобы атлеты били новые рекорды. Как они это сделают без технологий?»
«Если рекорды и результаты не нужны, давайте отменим секунды и медали. Я бы сделал так, но думаю, многие бы меня не поддержали, поскольку элиту спорта интересуют человеческие пределы и наша способность их преодолевать».
Миа отстаивал свою позицию почти десять лет. На публичных дебатах на эту тему, по его словам, он обычно в роли «парня, которого легко ненавидеть». Аргументы против допинга хорошо обкатаны и всеми принимаются. Запреты, заявляют их сторонники, гарантируют, что атлеты, не желающие пользоваться допингом, не будут вынуждены это делать просто для того, чтобы быть на равных с химически усиленными соперниками. Они сохраняют неприкосновенность рекордов — число хоум-ранов за карьеру, быстрейшая стометровка — на протяжении эпох. Они предотвращают употребление допинга детьми в попытке подражать своим спортивным кумирам, что, соглашаются медэксперты, небезопасно для их здоровья.
Миа признает, что отмена запретов на допинг в спорте не будет идеальным решением. Спортсмены смогут навредить себе, злоупотребляя веществами, как пациенты могут злоупотреблять обезболивающими. Но он говорит, что стоит сменить нынешний подход «копы против бандитов» на медицинскую модель, допускающую открытый, добровольный допинг под ответственным надзором, и вероятность подорвать здоровье снизится.
«С приемом допинга связано много проблем, так что если мы можем найти лучшие альтернативы, на этом и нужно сосредоточить усилия, — пишет он. — Здоровье спортсмена все равно нужно отслеживать, и, возможно, даже пристальнее, чем раньше, но необязательно им при этом запрещать пользоваться технологиями для улучшения выступлений. Мы можем решить, что является приемлемым уровнем риска, и потом проверить его, но для начала нужно позволить атлетам употреблять вещества, которые приемлет общество».
Хотя позиция Миа необычна, ее нельзя назвать уникальной. Милот, бывшая велосипедистка-юниор и профессор юриспруденции, приводила схожий аргумент в издании Journal of Sport and Entertainment Law Гарвардской юридической школы. Также об этом упоминали оксфордский биоэтик Юлиан Савулеску и Союз политики по наркотикам, некоммерческая организация, занимающаяся реформированием самого принципа Войны с наркотиками. Почти двадцать лет назад бывший игрок Национальной футбольной лиги Стив Курсон, признавшийся в употреблении стероидов, доказывал в интервью для Sports Illustrated, что допинг неизбежен, а притворяться, что это не так — лицемерие и ничего больше. Неужели фанаты и тренеры в самом деле верили, что спортсмены вроде него могут весить 134 кг и делать жим в 270 кг без помощи химии? Неужели футбольные чиновники всерьез говорили им об опасности стероидов для здоровья, как будто американский футбол сам по себе не является причиной множества травм? Почти повторяя мысли Миа, Курсон заключил, что будет лучше, если врачи будут контролировать употребление допинга и его побочные эффекты, чем если спортсмены будут получать эту информацию от «каких-то людей с улицы или из спортзала».
«Было бы здорово, если бы спорт был чист, а стероидов не было, — писал Курсон. — А еще было бы здорово, если бы мы жили в мире без ядерного оружия».
Как бы выглядел мир, допускающий или даже поддерживающий допинг? По словам Логана, было бы куда меньше скандалов и коррупции. Продолжающаяся история с Россией — сплошное болото взяточничества и обмана: высокопоставленные российские спортивные и антидопинговые чиновники и представители служб безопасности лгали WADA об одних положительных пробах и вскрывали предположительно невскрываемые образцы для сокрытия других; высокопоставленные мировые и российские легкоатлетические чиновники вымогали у спортсменов деньги за сокрытие использования допинга; французская полиция расследует дело главы мировой легкоатлетической федерации, Ламина Диака, а также его советника и бывшего заведующего допингом в организации — все они подозреваются в том, что занимались тем же самым за взятки более чем в миллион евро; наконец, имеется доклад о том, что организация Диака, МОК и даже WADA проигнорировали данные о систематическом использовании допинга в России, предоставленные им в 2013 году.
Что общего во всем этом? Если бы допинг был легален, считает Логан, ничего этого бы не случилось. Никаких секретов, никаких взяток, никаких махинаций.
«Преступление порождает преступление. Сделай что-то нелегальным, и появятся побочные эффекты»
Он добавляет, что после отмены запретов фанатам больше не придется с оговорками воспринимать спортивные рекорды. Спортсменам вроде Армстронга не придется подвергаться унизительным проверкам гениталий или лгать о том, чего в самом деле стоит подняться на гору на велосипеде быстрее, чем кто-либо раньше. Им не придется жить в состоянии постоянной паранойи насчет того, что попадает в их организм, проверяя этикетки на энергетических напитках и перепроверяя списки запрещенных веществ, осознавая, что сегодняшнее легальное вещество завтра может погубить их карьеру.
Ранее в этом году звезда тенниса Мария Шарапова получила двухлетний запрет на состязания после положительной пробы на мельдоний, лекарство для сердца, которое она принимала с 2006 года для усиления иммунной системы по совету своего московского врача. У сотен других спортсменов тоже обнаружили этот препарат, который WADA добавило в свой черный список в начале 2016 года — однако нет никакого научного подтверждения того, что он улучшает спортивные показатели. Честно ли это? Решает ли это какие-то реальные проблемы? Бывший велосипедист, не желающий раскрывать своего имени, настроен скептически.
«Покажите мне хоть одно исследование, доказывающее, что он улучшает спортивные показатели. Покажите. Вы не сможете, и поэтому его не должно быть в списке. А они просто обломали сотни спортсменов»
Как и мельдоний, большая часть препаратов, улучшающих спортивные показатели, в первую очередь являются лекарствами. Гормон роста назначается детям с дефицитом роста и взрослым с проблемами с гипофизом. Анаболические стероиды используются для борьбы с атрофией мышц от ВИЧ и СПИДа. Эритропоэтином лечат анемию у больных раком. Как сообщил Конгрессу доктор Американской медицинской ассоциации во время слушаний по стероидам в 1989 году, пациенты могут употреблять эти препараты без вреда для здоровья под наблюдением, но медицинский контроль для этого необходим. Как и у других лекарств, у препаратов-стимуляторов могут быть опасные побочные эффекты. В их числе сильная сыпь, повреждение печени, пороки сердца и повышенный риск инсульта. Но, как отмечают Миа и Курсон, запреты загоняют стимуляторы в подполье. Из-за этого спортсмены избегают компетентных докторов и приходят к людям вроде Виктора Конте, главы лаборатории BALCO и диетолога-самоучки, который не учился на медика, зато играл на басу в R&B-группе Tower of Power в 70-х, или Тони Боша из Biogenesis, медика-недоучки, однажды бравшего кровь у бейсболиста Родригеса в туалете ночного клуба в Майами.
Наш анонимный велосипедист был частью команды, принимавшей допинг. По его словам, они это делали осторожно, чтобы их не засекли и чтобы сберечь свое здоровье. Среди принимаемых ими препаратов был усилитель красных кровяных телец эритропоэтин. Средняя пропорция красных телец в организме, или гематокритное число, составляет около 44%. Согласно статье 2004 года в British Journal of Sports Medicine, гематокритное число больше 51% повышает риск инсульта и сердечного приступа. Команда анонимного велосипедиста поддерживала его на уровне 47%, примерно таком же уровне, которого можно достичь при тренировках на больших высотах. «Сейчас у меня нет никаких побочных эффектов от эритропоэтина. Наша система была абсолютно консервативна».
Велосипедист объясняет, что врач, занимавшийся допинговой программой его команды, «верил, что да, вам придется это делать, потому что все это делают. Но мы не собирались поступать безрассудно. Если тебе для финиша хватает одного укола, значит, нужен только один. Незачем делать десять. Был у нас препарат, улучшающий показатели на 10 процентов, совершенно незаметный, и, при медицинском контроле, совершенно безвредный. Меня это устраивало».
«Но было и всякое другое. Синтетический гемоглобин. Бляшкообразующие клетки (опасный препарат для лечения серьезной потери крови на поле боя). Всякие штуки для ветеринаров, для клинических испытаний. Дикие вещи. Смотришь на это все и такой, „пофиг мне, честно это или нет, кто-то от этого точно загнется“. Можно быстро подсесть на какую-нибудь жесткую хрень»
Велосипедист не преувеличивает. Из-за войны спорта с допингом спортсмены вынуждены не просто полагаться на сомнительных врачей. Они вынуждены полагаться на сомнительные препараты — вещества, доступные через интернет, по нелегальным каналам или достаточно необычные, чтобы испытатели их еще не заметили.
Барри Бондс, по некоторым данным, принимал тренболон, стероид, разработанный для повышения качества мышц у скота. В докладе Независимой комиссии по реформам в велосипедном спорте делается предположение, что велосипедисты экспериментируют с GW1516 – веществом, сжигающим жир, увеличивающим мускульную массу и посылающим больше кислорода в мышцы, но также «не получившим клинического одобрения, поскольку оно предположительно вызывает рак». В статье 1994 года в Loyola of Los Angeles Entertainment Law Review об ограничении использования стероидов журналист Джон Бёрдж пишет, что импортные или кустарно изготовленные стероиды могут быть «куда опаснее», чем произведенные американскими компаниями под надзором Управления по контролю за продуктами и лекарствами. Например, бывший медицинский советник НФЛ сказал, что на его памяти «у людей появлялось что угодно, от гангрены руки до гнойников на бедрах» от препаратов с черного рынка, а в другом случае один спортсмен ввел себе целую ампулу пенициллина, на которой по ошибке оказалась этикетка стероида.
В собственной статье Милот цитирует исследование 2009 года, в котором ученые выяснили, что от 21% до 53% изученных ими стероидов с черного рынка были контрафактными, некоторые содержали вредоносные бактерии.
«Происходит следующее: для обхода проверок люди переходят с относительно безопасных препаратов на те, о которых мы ничего не знаем. Или они принимают стероиды орально вместо уколов, потому что так они быстрее уходят из организма. Но они также повреждают органы. С точки зрения здравоохранения, это катастрофа», — объясняет она
Будет ли легальный допинг всегда умеренным? Наверное, нет. Тайный допинг в ГДР, осуществляемый с помощью государства, был кошмаром с медицинской и этической точки зрения. Нечистоплотные ученые запросто причиняли долгосрочный вред ни о чем не подозревающим спортсменам. В знаменитом опросе элитных спортсменов в 1980-х, больше половины респондентов сказали, что они согласятся принять препарат, если он гарантирует им золотую медаль, но убьет их в течение пяти лет.
Даже при качественных медицинских консультациях и разумных ограничениях того, какой допинг разрешать, некоторые спортсмены захотят идти на безумные риски, и если взять за показатель крайне вольное употребление обезболивающих в НФЛ, некоторые врачи с гибкой этикой захотят им в этом помочь. Таков спортивный менталитет: если одна таблетка работает, глотай пригоршню, если высокооктановое топливо улучшает работу двигателя, добавь азота. Когда Милот была велосипедисткой-юниором высокого профиля, ей позвонили среди ночи. Это была ее подруга, тоже велогонщица. Ее голос был встревоженным. «Как встанешь утром, иди в GNC и купи там столько продукта X, сколько сможешь».
Милот еще не до конца проснулась. Она спросила, зачем.
«Продукт X только что запретили. Значит, он работает!»
«Плевать, что причиной запрета было то, что этот продукт вызывал галлюцинации, и люди из-за него выпрыгивали из окон и получали травмы, — рассказывает Милот. — Спортсмены по жизни рискуют. Нельзя достичь международного уровня в спорте, не желая регулярно подвергать свое тело опасности»
Однако, по мнению Милот, спортсменам лучше бы знать, что на самом деле происходит в их телах, и какие последствия для здоровья это может иметь в долгосрочной перспективе. Как и обществу в целом. В настоящее время наибольшую часть информации для представителей медицинского сообщества о пользе и вреде допинга дают исследования больных людей. А что насчет здоровых атлетов? По словам Чарльза Езалиса, эпидемиолога из Университета штата Пеннсильвания, основные сведения поступают из опросов среди бодибилдеров, которые обычно принимают внушительные количества препаратов с сомнительным происхождением и составом. Спросите у ученых, и они ответят вам, что война с допингом в спорте, как и сопровождающая ее истерия, делает практически невозможным исследование допинга с необходимой для науки точностью.
«Довольно непросто запретить кому-либо принимать эту штуку, потому что она ему повредит, тем более не имея данных, доказывающих это, — замечает Милот. — Сейчас мы должны собирать информацию, чтобы понять, каким образом эти вещества работают в теле здорового человека. Сосредотачиваясь на этом, а не на наказаниях».
Говоря о наказании, у Логана возникает вопрос: если спортсмен может безопасно использовать определенный препарат, чтобы быстрее бежать или выше прыгать, то что в этом плохого? Тем более, если данное вещество дает возможность увеличить производительность, или помогает стареющим спортсменам продлить свою карьеру, помогая им вернуться в игру после травмы? И это не пустые размышления: перед окончанием своей карьеры в NFL, ныне уже ушедший из профессионального спорта раннинбек Абдул-Карим аль-Джабар подвергся инъекции гормона роста в свое поврежденное колено для стимуляции восстановления хряща. В прошлом году Марк Кьюбан, владелец клуба Dallas Mavericks, помог проспонсировать исследование Мичиганского университета, в котором изучалась способность этого препарата ускорять восстановление после операции на передней крестообразной связке коленного сустава. Как говорится в материале журналиста ESPN Тома Фэрри, исследователи обнаружили у жертв черепно-мозговых травм высокий уровень дефицита гормонов, в особенности гормона роста и тестостерона, что, возможно, было связано с повреждением гипофиза, железы размером с горошину, расположенной в основании головного мозга. Учитывая жесткость таких видов спорта, как американский футбол, этично ли вообще запрещать спортсменам подобных видов спорта использовать допинг? Возможно, что вместо защиты спортсменов, эти ограничения,напротив, вредят некоторым из них.
«Граница между усилением способностей и лечением не определена. Мы лишь притворяемся, что она есть», — отмечает Милот
Эндрю Тилин принимал допинг. И, откровенно говоря, ему понравилось. Почти год в начале 2000-х, в Остине, техасский писатель и велосипедист-любитель принимал тестостерон, такой же гормон, который использовали Армстронг и Бондс, доступный в клиниках, специализирующихся на борьбе со старением по всей Америке.
Тогда Тилину было слегка за 40. Тестостерон, или, как он сам его называет, «T», активно продвигался для использования мужчинами среднего возраста как чудесный фармакологический источник молодости. Сев на велосипед, Тилин обнаружил, что препарат работает так, как заявлено. Раньше длинные заезды заставляли его чувствовать себя разбитым, но теперь он мог даже повысить нагрузку на следующий день. А в остальном? «Я ощущал себя так, как будто выпил 8 чашек кофе», говорит Тилин, написавший о своем опыте в книгеThe Doper Next Door: My Strange and Scandalous Year on Performance-Enhancing Drugs (Сосед под допингом: мой странный и скандальный год на стимуляторах.) «Мне хотелось свою жену так, словно мне снова стало 18 лет. Если я шел в ресторан, то засматривался на официанток, и не чувствовал стыда. Звучит грубо, но иногда это было забавно».
Перестав принимать препарат, Тилин беспокоился о возможных побочных эффектах. А вдруг ему больше никогда не испытать эрекции? Вдруг он закончит гинекомастией, вызванным гормонами разрастанием ткани молочной железы, в народе зовущимся «сучьими сиськами»? Ничего подобного не произошло. Вместо этого ему открылись ранее незнакомые эмоции. Как старый фанат велосипедного спорта, он смотрел Тур де Франс с крайне критичным настроем. Они же сходят с ума от эритропоэтина. Мошенники!
«Теперь, когда кого-то на этом ловят, меня это никак не трогает. Конечно, они на допинге. Это их работа»
Тилин теоретизирует: «Представьте, что вы лучший автор в журнале, вам давали лучшие материалы в течение многих лет, и в один прекрасный день появляется Джо Смит, который всегда был посредственностью, и внезапно, необъяснимо, начинает получать всю хорошую работу и все похвалы. Потом к вам подходит дилер и говорит: „Вот зеленые таблетки, которые я давал Джо“. Как вы поступите?»
Тилин осознает лицемерие войны спорта с допингом. Он признает произвольность правил — каким образом лазерная глазная хирургия, делающая зрение игрока в гольф или бейсбол лучше идеального, не является незаконным усилением? — и их неэффективное исполнение. Он сочувствует спортсменам, попавшим под раздачу. Как Логан и прочие, он считает, что этот бой нельзя выиграть. И все равно на его авторских автограф-сессиях появляются велосипедисты-любители и кричат ему оскорбления. «Жулик!» Его нынешняя девушка — заядлая триатлонистка. Она ненавидит его книгу. Называет ее «развращающей».
В спорте глубоко укоренилась моралистическая жилка, почти мистическая озабоченность понятиями чистого и грязного, естественного и неестественного. В начале восьмидесятых бывший президент МОК Майкл Моррис сказал, что «создание искусственного человека убьет спорт»; примерно на десять лет раньше Гилберт из Sports Illustrated заключил свою трилогию статей о допинге тем, что употребление препаратов бьет по тому, что лежит в основе наших игр, а именно тому, что они являются соревнованием людей, равных по возможностям.
«Если легализовать препараты, боюсь, что это превратится в гонку вооружений — кто себе в вены введет больше, лучше, — говорит Тилин. — Хотя мы и проигрываем, я думаю, что мы должны продолжать бороться. Потому что другая сторона на самом деле еще темнее»
Макс Мельман, профессор юриспруденции и биоэтики в Университете Кейс Вестерн Резерв в Кливленде, Огайо, с девяностых выступает за отмену запретов на допинг. В то время в процессе был Проект человеческого генома, и Мельман занимался этикой генетического усовершенствования для Национальных институтов здравоохранения США. Однажды его коллега упомянул допинг, который «противоречил духу спорта».
«Я спросил, что это значит, — рассказывает Мельман, изучавший также употребление стимуляторов в вооруженных силах, — И чем больше я спрашивал, тем меньше кто-либо мог мне это убедительно объяснить».
Мельман спорил со спортсменами, спортивными журналистами, другими учеными, даже с Диком Паундом, бывшим главой WADA. Допинг — это плохо, говорили ему, потому что он против правил. Хорошо, но никто же не начинает священную войну против игры рукой в футболе. Плохо, потому что он опасен. Ну да, но детская гимнастика тоже опасна. Плохо, потому что наркотики. А что тогда делать с обезболивающими уколами кортизона?
«Один спортивный журналист мне сказал, что разница между стероидами и, например, углетканевым шестом для прыжков в том, что стероиды глотают. А значит, они плохие»
В конце концов Мельман пришел к выводу, что борцы с допингом беспокоятся не столько о безопасности спортсменов — люди же все равно занимаются боксом и играют в футбол, не так ли? — сколько о защите идеи: идеи о равенстве возможностей. О спорте как меритократии, где результаты на поле даются за тяжелую работу и стремление к победе.
И это, в свою очередь, заставило Мельмана задуматься: а не видит ли спорт все вверх ногами? «С запретами на допинг мы сравниваем не только усилия спортсменов в соревнованиях. Мы сравниваем везение. Узнаем, кому повезло с генами, кому повезло родиться в богатой, спортивной семье. Кому повезло иметь доступ к лучшим тренерам. Огромная часть успеха зависит от этих факторов. Допинг можно воспринимать как способ выровнять эти возможности. Почему бы не позволить людям, которым не повезло в этой генетической рулетке, принимать допинг?»
В этом году шотландский ученый Пол Димео дал интервью лондонской The Times, в котором сказал, что идеал природного атлета — это анахронизм, что некоторые препараты могут безопасно употребляться для восстановления и выступлений, и что, может быть, может быть, спортивная политика по отношению к допингу заслуживает внимательного пересмотра. Его тут же лишили поста в антидопинговом комитете федерации велосипедного спорта США. Как и Логан, он просто призывал к обсуждению, и, как и Тилин, он столкнулся с пуританским возмущением.
«Вещества действительно очень трудно контролировать, — поясняет Хоберман, историк из Техасского университета. — С этим не поспоришь. Но нашему обществу никак не удается рационально к ним подойти»
Может ли что-то измениться? В прошлом году Агентство борьбы с наркотиками сообщило о раскрытии 16 подпольных стероидных лабораторий и изъятии сотен тысяч допинговых доз в ходе операции под прикрытием, прошедшей в двадцати штатах и четырех других странах. Журналист и писатель Дэвид Эпштейн отметил очевидное — это много наркоты! — прежде чем отметить подтекст — значит, и наркоманов много. Слишком много, чтобы списать все на спортсменов высокого класса.
Судите сами: с 2005 по 2011 год продажи гормона человеческого роста выросли на 69%; в то же время продажи среднестатистического лекарства по рецепту упали на 12%. Наша культура живет допингом, говорит Хоберман: военные пилоты употребляют амфетамины и Модафинил, чтобы не спать, студенты и профессора принимают Аддерол для учебы, голливудские актеры и продюсеры глотают стероиды, чтобы набрать мышцы, а все прочие пьют энергетики и двойные капучино, чтобы пережить рабочий день.
В 2012 году исследователи провели опрос среди 1200 студентов. В опроснике описывались два сценария: бегун использует стероиды, чтобы выиграть в гонке; студент использует стимуляторы, чтобы сдать экзамен. Опрашиваемые сочли бегуна бóльшим жуликом, причем показателен был тот факт, что те их них, кто принимал ранее стимуляторы без рецепта, с бóльшим сочувствием относились к студенту из опроса. Личный опыт порождает понимание. Понимание порождает принятие. По мере того, как все наше общество следует за Тилином, втирая тестостероновый крем в свои коллективные подмышки, продолжим ли мы требовать от спортсменов, чтобы они поступали, как мы говорим, а не как мы сами поступаем?
«Все это полная херня, — говорит Логан. — Я живу в районе, где много пенсионеров. Дамочки с синими волосами идут в торговые центры и ежедневно получают там уколы гормона роста. Никто не говорит, что им надо запретить ходить на ужин и есть там свои комплексные обеды в 16:30. У нас же для всего есть таблетки».
Во многом, считает Хоберман, война с допингом это лишь ответвление более крупной «войны с наркотиками», которая началась при Никсоне, усилилась при Рейгане и все больше воспринимается ее участниками как затратная, вредная, непрекращающаяся неудача — проигранная битва против не какого-то конкретного вещества, а против самой человеческой природы. Обязательные минимальные сроки уходят, марихуана приходит. Возможно, когда-нибудь спортивное сообщество поймет намек.
В конце концов, мы это уже проходили. В 1973 году Сенат США провел слушания для расследования употребления наркотиков спортсменами. Среди экспертов был Лоуренс Голдинг, доктор Кентского университета, изучавший эффекты допинга на спортивные результаты — особенно его интересовали амфетамины, одни из первых наркотиков, запрещенных МОК. Спортсмены употребляют допинг, сказал Голдинг, потому что они пытаются победить. В последующем интервью его спросили, как с этим бороться. Проверки? Наказания? Голдинг пожал плечами и сказал: «Сухой закон не помешал нам пить виски».
По материалам: Vice Sports. Перевели: Оля Кузнецова, Наташа Очкова, Илья Силаев, Кирилл Козловский и Георгий Лешкашели.
Редактировали: Поликарп Никифоров, Анна Небольсина, Роман Вшивцев и Артём Слободчиков.
