Еще в 1950-х годах обладание только среднячковым интеллектом не сильно ограничивало траекторию вашей жизни. IQ не имел большого влияния на то, на ком вы женитесь, где будете жить, и что другие думают о вас. Требования для получения хорошей работы — на линии сборки или в офисе — в основном касались честности, трудолюбия и способности ладить с другими: боссы не ожидали, что каждый закончил университет, не говоря уже о том, чтобы спрашивать результаты SAT. Согласно одному отчету того времени, решения о найме «основывались на обладании кандидатом одним-двумя необходимыми навыками и таких мягких факторах, как рвение, внешний вид, физические характеристики и то, из какой семьи он происходит».

Напротив, 2010-е — ужасное время для не самых мозговитых. Считающие себя смышлеными открыто насмехаются над остальными. Даже в наш век озабоченности микроагрессией и виктимизацией, сезон охоты на не-умных все еще открыт. Люди, которые скорее прыгнут с обрыва, чем уничижительно отзовутся о расе, религии, внешнем виде или инвалидности, легко употребляют слово на букву г. Действительно, обвинение других в «глупости» стало почти машинальным при любых разногласиях.

Это и популярное развлечение. Так называемая Премия Дарвина празднует случаи, в которых недальновидность и непонимание, вместе с другими предположительно генетическими умственными ограничениями, привели к ужасным смертям, более или менее по вине самих пострадавших. Вечерняя ТВ-программа, в остальном свободная от риторики ненависти, включает в себя, по крайней мере, одно из длинного списка шутливых оскорблений глупых людей («тупой как пень»; «котелок не варит»; «звезд с неба не хватает»; и так далее). На Reddit регулярно появляются разделы, посвященные лучшим способам оскорбить глупых, а fun-stuff-to-do.com посвятил этому страницу среди идей по подготовке к вечеринке и рецептов напитков.

Это радостное высмеивание выглядит особенно жестоким в связи с более серьезной обузой, возложенной современной жизнью на менее интеллектуально одаренных. Мало для кого станет сюрпризом, что согласно Национальному многолетнему соцопросу молодежи National Longitudinal Survey of Youth), долгосрочному федеральному исследованию, IQ коррелирует с шансом получить хорошо оплачиваемую работу. Другие исследования говорят, что каждый пункт IQ стоит сотни долларов ежегодного дохода — это без сомнения неприятная формула для 80 миллионов американцев с IQ ниже 90. Когда менее умные определяются как неуспевающие в школе (что в современной Америке тесно связывается с низким IQ), контраст только увеличивается. С 1979 по 2012 разница в медианных доходах между семьей, в которой оба добытчика окончили университет, и семьей, в которой оба добытчика окончили школу, выросла на 30 000 долларов без учета инфляции. Более того, исследования обнаружили, что по сравнению с умными, у менее умных людей скорее будут психические заболевания, ожирение, болезни сердца, необратимое повреждение мозга, вызванное травмой, и они скорее окажутся в тюрьме, где они с большей вероятностью, чем другие заключенные, обратятся к насилию. Также они, вероятно, раньше умрут .

Вместо того, чтобы искать способы помочь менее умным, успешные и влиятельные как никогда настроены их выжить. Сайт Monster, посвященный найму на работу, передает современную мудрость приема на работу в своем совете менеджерам, рекомендуя искать кандидатов, которые, конечно, «усердно работают», «амбициозны» и «приятны», но в первую очередь «умны». Чтобы убедиться в том, что они получат именно таких людей, все больше компаний проверяют набор навыков, рассудительность и знания кандидатов. CEB, один из крупнейших организаторов оценки претендентов в мире, оценивает более 40 миллионов соискателей ежегодно. Число новых сотрудников, которые сообщили, что их тестировали, практически удвоилось с 2008 по 2013 года, докладывает CEB. Разумеется, многие тесты оценивают индивидуальные особенности и навыки, а не умственные способности. Но тесты на интеллект и когнитивные навыки популярны, и их популярность растет. Вдобавок многие работодатели теперь запрашивают у соискателей результаты SAT (их связь с IQ хорошо известна); некоторые компании отсеивают тех, чьи результаты не попадают в верхние 5 процентов. Даже НФЛ дает потенциальным рекрутам тест — Wonderlic.

Да, для некоторых профессий нужен интеллект. Но хотя ум все чаще считается обязательным условием для работы, данные показывают, что он не является тем чистым преимуществом, которым его принято считать. Покойный профессор Гарвардской школы бизнеса Крис Аргирис утверждал, что умные люди могут быть худшими работниками, отчасти из-за того, что они не привыкли к провалам и критике. Многие исследования показали, что межличностные навыки, самоосознание и другие «эмоциональные» качества могут лучше предсказывать высокую профессиональную работоспособность, чем обычный интеллект, и сам College Board (Университетский совет) указывает, что он никогда не называл результаты SAT полезными фильтрами при приеме на работу. (Что касается НФЛ, у некоторых самых успешных защитников были поразительно низкие результаты Wonderlic, включая участников Национального зала славы Терри Брэдшоу, Дэна Марино и Джима Келли.) Более того, многие вакансии, которые теперь требуют университетского диплома, от менеджера по розничным продажам до помощника по административной работе, не стали более сложными для выполнения менее образованными людьми.

В то же время, должности, которые можно получить без университетского диплома, исчезают. Список низкоуровневых работ в сфере услуг или на производстве, которые переняли роботы, онлайн-сервисы, приложения, киоски и другие виды автоматизации, увеличивается с каждым днем. Среди многих видов работников, для которых в скором времени прозвенит звонок: все, кто водит машину, из-за самоуправляемых автомобилей, разрабатываемых (например) в Google, и дронам доставки, которые тестирует (например) Amazon, а также самоуправляемым грузовикам, тестирующимся на дорогах; многие люди, работающие в ресторанах, благодаря все более доступным и приспособленным для людей роботам, сделанным компаниями вроде Momentum Machines, и растущему числу приложений, которые позволяют вам заказать столик, разместить заказ и заплатить без помощи человека. Эти две работы выполняют 15 миллионов американцев.

Тем временем наша фетишизация IQ простирается далеко за пределы рабочего места. Умственные способности и академическая успеваемость уверенно двигаются вверх в рейтинге желанных черт в партнере. Исследователи университета Айовы сообщили, что умственные способности теперь находятся выше бытовых навыков, финансового успеха, внешности, коммуникабельности и здоровья.

Самая популярная комедия на телеэкранах — «Теория большого взрыва», посвященная небольшой группе молодых ученых. «Скорпион», который показывает команду гениев, собранных в анти-террористический отряд, имеет один из высших рейтингов на CBS. О гениальном детективе Шерлоке Холмсе снято 2 телесериала и франшиза фильмов-блокбастеров с одним из самых высокооплачиваемых актеров Голливуда.

«Каждое общество на протяжении истории выбирало одну черту, которая увеличивает успех для некоторых. Мы выбрали академические навыки», — рассказывает Роберт Стернберг, профессор развития человека в Корнелльском университете и эксперт по оценке особенностей студентов.

Что мы понимаем под интеллектом? Мы уделяем немало сил описанию прекрасных в своем разнообразии форм, которые он может принять: межличностный, телесно-кинестетический, пространственный и так далее, и в итоге никто не остается лишенным интеллекта. Но многие из этих форм не улучшат ваши результаты выпускных экзаменов или оценки, а значит, вероятно, не позволят вам получить хорошую работу. Вместо того, чтобы изощряться в попытках обсуждать интеллект так, чтобы никого не обидеть, возможно, разумнее признать, что большинство людей не обладает той его разновидностью, которая нужна для хорошей жизни в современном мире.

Понять природу и масштаб проблемы можно, посмотрев на некоторые цифры. The College Board предложил «критерий готовности к колледжу», который равен примерно 500 за каждый раздел SAT. Студенты, получившие ниже этой отметки, вряд ли смогут учиться на 4 с минусом в «четырехлетнем колледже» предполагаемо среднего уровня. (Для сравнения, у абитуриентов 2014 года в Университете штата Огайо, учебном заведении выше среднего уровня, занявшем 52-ое место среди американских университетов согласно U.S. News & World Report, было в среднем 605 баллов за анализ текста и 668 баллов за математический раздел.)

Сколько старшеклассников способны достичь критерия, предложенного College Board? На этот вопрос нелегко ответить, потому что в большинстве штатов многие студенты не сдают экзамены для поступления в университет (например, в Калифорнии менее 43% старшеклассников сдают SAT или ACT). Чтобы понять общий уровень, можно посмотреть на Делавэр, Айдахо, Мэн и округ Колумбия, которые предоставляют возможность сдать SAT бесплатно и уровень участия в этих штатах более 90%, согласно The Washington Post. В 2015 году в этих штатах процент студентов со средним баллом за анализ текста не менее 500 составил от 33% (округ Колумбия) до 40% (Мэн), с похожими распределениями за математический и письменный разделы. Учитывая, что эти данные не включают бросивших школу, можно сказать, что не более 1 из 3 американских старшеклассников способны достигнуть критерия College Board. Хитрите с деталями как хотите, но от вывода никуда не уйти — большинство американцев недостаточно умны, чтобы сделать то, что, как нам говорят, является необходимым шагом к успеху в нашей новой, мозго-центричной экономике — а именно, закончить 4 года университета со сравнительно хорошими оценками.

Многие из тех, кому благоволит нынешняя система, любят убеждать себя в том, что они усердно работают с целью сделать неумных умными. Цель прекрасная, и десятилетия исследований показали, что ее можно достичь двумя путями: резким снижением бедности и вовлечением маленьких детей с угрозой академической неуспеваемости в интенсивные программы раннего развития. Связь между бедностью и трудностями в школе настолько жесткая, насколько это вообще бывает в общественных науках. Тем не менее, обсуждать устранение бедности как одно из решений смысла нет, потому что наше правительство и общество не рассматривает всерьез каких-либо инициатив по значительному сокращению числа бедных или облегчению их жизни.

Остается раннее развитие, которое при правильном подходе — а к бедным детям он у нас почти всегда неправильный — большей частью помогает преодолеть когнитивное и эмоциональное отставание, вызванное в первые годы жизни факторами среды. Как показал Дошкольный проект Перри в Ипсиланти, Мичиган, в 1960-е, а недавно — программа Educare в Чикаго, да и десятки экспериментальных программ между ними: правильно организованное раннее развитие начинается в три года или раньше, под руководством учителей, квалифицированных именно в раннем развитии со всеми его особенностями. Эти высококачественные программы пристально изучались, иногда десятилетиями. И хотя результаты не доказали, что у учеников наблюдается долгосрочный рост IQ в отсутствие качественного образования после дошкольного периода, практически все положительные показатели, обычно коррелирующие с высоким IQ, демонстрировали высокий уровень на протяжении нескольких лет и даже десятилетий — в их числе лучшая школьная успеваемость, лучшие результаты тестов, более высокий заработок, отсутствие преступной активности, лучшее здоровье. К сожалению, Head Start и другие государственные программы раннего развития редко достигают такого уровня качества и ни в коей мере не повсеместны.

Вместо качественного раннего развития мы обратились к более привычной стратегии сокращения разрыва в интеллекте. Мы инвестируем налоговые поступления и возлагаем надежды на реформирование начальных и средних школ, ежегодно получающих примерно $607 млрд из федерального, региональных и муниципальных бюджетов. Но эти меры оказываются запоздалыми и недостаточными. Если когнитивное и эмоциональное отставание, ассоциируемое с неуспеваемостью, не попытаться устранить в ранние годы жизни, дальнейшие меры вряд ли будут успешными.

Столкнувшись с явными признаками провала нашего подхода — старшеклассники, читающие на уровне пятиклассников, ужасные места в международных рейтингах — мы утешаем себя мыслью о том, что предпринимаем поиски неблагополучных, но вопреки всему крайне одаренных детей. Нахождение этого крошечного меньшинства одаренных бедных детей и обеспечение их исключительными возможностями в образовании позволяет нам создать подходящую для вечерних новостей картинку системы с равными возможностями, как будто проблемное неодаренное большинство не заслуживает такого же внимания, как эти скрытые таланты. Пресса негодует по поводу нехватки продвинутых курсов в бедных школах, как будто там реальная проблема в отсутствии уроков китайского или физики по университетской программе.

Даже если мы не хотим бороться с бедностью или предоставлять хорошее раннее образование, мы могли бы подумать о других средствах борьбы с бедами простых людей. Часть денег, идущих на реформу образования, можно было бы перенаправить на создание более продвинутых программ профессионального образования (то, что сейчас называется карьерным и техническим образованием, КТО). На настоящий момент только одна из двадцати государственных школ в США целиком занимается КТО. И эти школы все хуже справляются с наплывом учеников. Взять, например, чикагскую Prosser Career Academy, известную своей качественной программой КТО. Хотя туда ежегодно поступают заявки более чем от двух тысяч абитуриентов, мест в ней меньше 350. Отбор проводится по лотерее, но успеваемость по тестам тоже играет роль. Хуже того, многие школы КТО делают все больший упор на науку, технологии, инженерию и математику, рискуя сократить свои возможности помочь академически неуспевающим ученикам в пользу тех, кто хочет улучшить свои и без того прекрасные перспективы в науке и карьере. Куда лучше было бы сохранять упор на продовольственное снабжение, офисное администрирование, технологии здравоохранения и, разумеется, классические ремесла — с учетом современных компьютеризированных инструментов.

Мы должны перестать превозносить интеллект и считать наше общество игровой площадкой для умного меньшинства. Мы должны вместо этого начать учитывать в нашей экономике, в нашем образовании и даже в нашей культуре способности и нужды большинства, полностью реализуя человеческие возможности. Государство могло бы, к примеру, давать льготы компаниям, сопротивляющимся автоматизации, чтобы сохранить рабочие места менее мозговитым гражданам. Оно могло бы также препятствовать практикам найма, при которых волюнтаристски и контрпродуктивно отсеиваются люди с низким IQ. Это может даже в итоге принести пользу работодателям: какие бы плюсы ни были у работников с высоким интеллектом, они от этого не становятся эффективнее и лучше. Менее умные люди, согласно исследованиям и словам некоторых бизнес-экспертов, с большей вероятностью осознают свою необъективность и свои недостатки, реже ошибочно считают, что последние тренды продолжатся в будущем, реже подвержены тревожности и менее надменны.

Когда британский социолог Майкл Янг ввел в 1958 году термин «меритократия», он был антиутопической сатирой. В то время представляемый им мир, в котором ум целиком определял, кто процветает, а кто загнивает, понимался как хищнический, болезненный, нереалистичный. Сегодня, однако, мы почти завершили создание этой системы, и без особых колебаний восприняли идею меритократии и даже считаем ее добродетелью. Так нельзя. Умные люди заслужили шанс полностью реализовать свои возможности. Но им нельзя позволять переделать общество таким образом, чтобы одаренность считалась универсальным критерием человеческого достоинства.

По материалам: The Atlantic. Перевели: Кирилл Козловский и Оля Кузнецова.
Редактировали: Дмитрий Грушин и Артём Слободчиков .