Энрике был женат. Не стоило мне удивляться, когда он меня бросил. Но я все равно была ошеломлена, мне было больно. Вообще-то я буквально села на унитаз слишком резко  и сломала сиденье. 

«Оно развалилось под весом моей жалости к себе», — рассказывала я друзьям свою историю, как смешной анекдот. Моя жизнь больше походила на безумную комедию, чем на унылую драму. Я знала, что это должно было случиться. Так почему же мне было так плохо? 

Брак Энрике был главным препятствием для наших отношений, однако не единственным. Он жил в Буэнос-Айресе, а я приехала туда на несколько месяцев, получив грант. Он – представитель поколения Х, я – миллениал, младше на 14 лет. Я – убежденная сторонница моногамии. Ну а он говорил, что его брак трещит по швам.

Я изучала психоанализ, но и без специальных знаний эту реплику можно трактовать как желание женатого мужчины залезть ко мне в штаны. 

Ко всему прочему, я познакомилась с его женой, и она была замечательной – недостижимо классной, но располагающей, остроумной и чертовски талантливой. Я видела, как Энрике нежно обнял ее, когда они уходили. Еще шестью месяцами ранее я бы восприняла это как нарушение условий нашей с ним сделки и отступила, не в силах представить себя главной злодейкой этой истории. Вот только жизнь в Аргентине изменила мои представления о любовных сюжетах.

Когда-то в Нью-Йорке я прекрасно знала, как правильно строить отношения. Распознавала красные флаги, предугадывала мотивы, знала, как сказать, чего я хочу, и когда убегать. Я годами оставалась одиночкой, но была женщиной, которая понимает, что к чему, когда дело касается романов. 

Что ж, не в Аргентине. Тут все кавалеры, казалось, охотились на необузданную-американскую-девчонку, экзотический и раскрепощенный вид. Они прижимали меня к моему же столу с горами научных книг и шептали: «Мне нравится твоя дикость». 

Осознание того, что никто из этих людей не был искренне заинтересован во мне, было болезненным, но, по крайней мере, так я получала все новые анекдоты, которыми можно поделиться с друзьями: короткие и емкие, как эти скоротечные отношения.  Я описывала собственную жизнь словно сторонний наблюдатель.Я попадала во всё более дикие ситуации. А потом появился Энрике. И его влечение ко мне было видно таким же ярким, как и блеск обручального кольца на безымянном пальце. 

Он был настолько прямолинеен в своем желании, что я предположила – в изменах он опытен. Одинокая, разочаровавшаяся, я подумала: «Какого черта? Завершу-ка свой год за границей самым модным трендом в сезоне». «Он будет страстным, но отстраненным. – воображала я, – Все закончится, когда я полечу домой. Просто очередная история. Друзья будут хихикать, они будут в шоке – это же как во французском романе или как в “Ешь, молись, люби”». (В то время я не читала ни французских романов, ни Ешь, молись люби). 

Первый поцелуй был неизбежным: поначалу мы встречались на научных симпозиумах, потом в кафе, а потом у меня дома. Прикосновение его губ, прерывистое и мягкое, послало ударные волны по позвоночнику. Мой разум, привыкший все анализировать,  буквально кричал: «О нет! Это точно больше, чем просто интрижка». И еще: «О нет, Энрике весь дрожит».    

«Я ни с кем не целовался с тех пор, как мы сошлись с Паолой», – произнес он. 

Вот это ловелас! Оказалось,  его брак действительно был в кризисе: они с Паолой месяцами пытались наладить отношения и по полгода жили отдельно, в поисках новых решений. 

Пустяковая история, в которую, как я думала, мы ввязались, начала раскрываться глубже. Этот человек  обращался со мной с той же нежностью, которую я наблюдала в его отношениях с женой. Я привыкла действовать осторожно, пытаясь никак не загружать другого, избегать нытья  и каких-либо эмоциональных излишеств.  Но каждый раз, когда я беспокоилась о том, что сказала лишнее о своих чувствах, Энрике просил рассказать больше. Выслушав истории о моих злоключениях во время аргентинских свиданий, он начал сравнивать культуры и однажды спросил, стоит ли ему посмотреть сериал «Девочки», чтобы понять мой миллениальский взгляд на мир. 

Я ответила «нет», а потом обнаружила себя читающей пьесы, которые написал Энрике, в попытке лучше понять его.  

Нас кидало из состояния головокружительной легкости в ужас. Мы писали друг другу абсолютно жуткие стихи, болтали поздними вечерами. Паола поняла, что происходит, в течение пары недель, и  помогла мужу найти новую квартиру.  

Только в ту секунду, когда Энрике  меня бросил, я поняла, насколько запуталась. Прошло шесть месяцев с нашего первого поцелуя, три с тех пор, как он разъехался с Паолой, два с моего возвращения в Нью-Йорк. Всё это время я позволяла себе видеть в конце нашей истории возможность продолжения, а не катастрофу. 

Это было глупо, безумно, но честно, и я уверена, что он тоже был искренен. У меня не было поводов переживать о том, что для Энрике это была игра, или что влюбиться в него меня заставило что-то, кроме собственного проклятого сердца. 

Его брак окончательно рухнул. Он сказал, что ему нужно время, чтобы переварить произошедшее и снова найти себя. Я же не могла отделаться от мысли, что встреться мы на год позже, этот мужчина был бы не против, чтобы я была где-то рядом, пока горе делает свою работу. Наш роман стал последствием умирания брака, а не причиной для распада семьи. Самым глупым и грустным в этой ситуации было бы отпустить все то, что мы прошли вместе, просто потому что это случилось в неподходящее время.    

И через десять дней после нашего расставания я написала Энрике. Этот шаг никогда бы не одобрила та я, какой я была до Аргентины – девушка, которая знала, что к чему. Но ту себя я отпустила. Возможно, провела слишком много времени в Южной Америке.  Или же просто больше была не готова потерять лучшего собеседника на свете, выбрав слабое утешение в виде правильного выбора. 

То, что я написала в том письме, не льстило моему эго, там не было острот, чтобы пересказывать их подругам. Все свелось к мысли: «Если хочешь, я тебя подожду».     

На следующий день он ответил: «Это займет много времени». 

Ожидание – основа любой неинтересной истории, оно не развлекает ваших друзей. Спустя шесть месяцев после отъезда из Буэнос-Айреса я села на самолет, чтобы вернуться к Энрике. 

Наш разрыв продлился недолго, но полностью изменил координаты развития отношений: любовь стала историей, которую мы с Энрике каждый день рассказываем друг другу. Я не могла притворяться, что его появление в моей жизни было итогом обычной глупой идеи, он не мог утверждать, что я стала «пластырем», которым он пытался закрыть дыры после разрушения брака. 

Исследование друг друга привело нас к глубоким вопросам: как мы справляемся с гневом, как каждый переживает ревность. Его радовала моя настойчивость в планировании секса вместо ожидания подходящего настроения. Меня поразило, что мою всплывшую ревность к Паоле он воспринял как нечто естественное и не представляющее угрозы. Состояние неопределенности, пока Энрике справлялся с завершением прошлой части своей жизни, иногда давалось сложно, но мы продолжали строить собственную историю. Прошел год, затем еще один. 

Наступил ли для нас хэппи-энд, когда Паола сообщила, что съезжается со своим парнем?  Или когда она предложила Энрике развестись спустя три года их раздельной жизни? Что для нас значили моменты, когда поворотные точки в отношениях стали означать не конец, а новое начало? Ночь, когда мы решили пожениться. Наша свадьба. Рождение сына.  

Качество истории определяют начало и финал. Но спустя десять лет большинство происходящего – та самая неизменяемая скучная середина: завтрак перед работой, вечернее купание ребенка, и час, украденный у сна, чтобы просто поваляться вдвоем на диване. Мы увлечены этой частью истории, которая остается за рамками яркого финала, и наслаждаемся этим вместе. 

Вы хотите знать, чем всё кончилось? Тогда поделюсь воспоминанием конца 2000-х, которое сразу показалось мне судьбоносным. Энрике, я, наш сын Элиас и Паола сидим на одеяле для пикника в парке в Буэнос-Айресе. Паола рисует Энрике, как она делала тысячу раз во время их брака, Элиас впервые пробует панеттоне – традиционный итальянский рождественский хлеб. Позже мы угостим им огромного карпа кои в пруду, Паола поедет домой на велосипеде, а мы с Энрике погрузим сына в автокресло. 

Но пока мы болтаем обо всем на свете, вдыхаем вечерний весенний воздух, пока не отяжелевший от летней влажности Буэнос-Айреса.  Приближается новый год, и в нём чувствуются перемены. Мы ждем этого, вместе. 

По материалам The New York Time
Автор: Паз Падро

Переводила Ольга Минеева
Редактировала Анастасия Железнякова