Среднее время прочтения — 18 мин.

В обеденные перерывы во время практики в нью-йоркском аквариуме я ходила к спрятанному от посетителей резервуару. В большом сером сооружении каждый день около полудня кормили акул, скатов и черепах. Я поспешно заглатывала принесенную из дома еду и мчалась на верхний ярус, чтобы присесть на внешний край бассейна. Там уже собирались другие стажеры и дрессировщики, которые тащили металлические ведра, пахнущие рыбьей кровью. 

Дрессировщик опускал в воду кормовой шест с нанизанной мойвой, и песчаные тигровые акулы начинали кружить и стаскивать ее своими приплюснутыми рылами. В стороне акулы-няньки ели кальмаров и мойву из металлических щипцов, давно согнувшихся под прессом их круглых ртов. Головастые морские черепахи (их звали «Красный», «Желтый» и «Синий») и бисса (вид морских черепах, которые обитают в Тихом, Индийском и Атлантическом океанах — прим. Newoчём) по имени Люси пытались поймать ртом кальмаров, которых держали у них над головой. Главное действие начиналось, когда несколько дрессировщиков опускали на дно аквариума специальные носилки с металлическим каркасом и колышущейся в воде черной сетью. К ним тянулся сначала ноздрями, а затем и всем телом Рэй Чарльз — южный скат, названный в честь известного американского музыканта («рэй» — по-английски «скат», игра слов — прим. Newочём). Диаметр тела ската составлял несколько десятков сантиметров. Работники аквариума вытаскивали Рэя плескаться на поверхности и кормили рыбой, моллюсками и кальмарами с рук, предусмотрительно одетых в перчатки. 

Так заканчивался обед — и у меня, и у них. Люди покидали изолированный аквариум и возвращались к своим основным обязанностям. Дрессировщики готовили еду и учили животных новым действиям, а стажеры вроде меня — избавлялись от водорослей или мыли помещения, где кормили подводных обитателей. Сами животные уплывали обратно в глубины аквариума, словно брошенные в колодец монетки. 

На нижнем уровне здания была другая, менее приметная дверь. Выполняя новое задание, я толкнула эту дверь, которая открылась с дребезжащим и хлюпающим звуком, впустив меня в темную комнату без ступенек и окон. По ощущениям эта комната была похожа на субмарину. Ее бо́льшая часть состояла из полукруглого изолированного аквариума, помещенного в бетон. Этот огромный цилиндр с водой охлаждал и увлажнял воздух в комнате — просто наслаждение после летней жары и раскаленного асфальта нью-йоркских улиц. К стене для удобства уборки был прикреплен шланг, а рядом находились различные ручки, окрашенные в ярко-красный цвет. В полу под небольшим уклоном был сделан слив, чтобы избежать застаивания воды. Вдоль комнаты выстроились в ряд водонагреватели, кулеры и дистилляторы, наполняя пространство механическими звуками. В центре стоял одинокий белый пластиковый садовый стул. 

Как только за мной захлопнулась дверь, единственным источником света в комнате стало гигантское окно в аквариум, которое окрашивало всё в синий цвет. Стекло было несколько сантиметров в толщину и деформированное по бокам. Но когда я села на стул прямо у его изгиба, отлично разглядела всё внутри. На поверхности пускали пузыри черепахи. Рэй Чарльз и акулы-няньки спали кучками, подергивая хвостами и поднимая клубы песка. Песчаные тигровые акулы величаво плавали кругами преимущественно в середине аквариума. Когда я смотрела на акул, казалось, будто глубокая тишина поглотила все звуки.  

Я засмотрелась на них на некоторое время, а затем достала блокнот и ручку. Николь, работающая с акулами, попросила меня сделать этограмму, то есть журнал поведения обитателей аквариума. В трейлерах, расположенных в задней части парковки аквариума (сотрудники называли их «коттеджами»), я провела много часов своей стажировки за старым ноутбуком Dell с липкими клавишами, просматривая научные статьи, в которых подробно описывалось поведение этих животных. Среди них была статья 1974 года о действиях колонии из десяти акул-лопат; исследование кормового поведения бисс 2014 года; поведение песчаных тигровых акул перед совокуплением, зафиксированное группой исследователей в общественном аквариуме в Мэнли в Сиднее в 1993 году. Мне нужно было знать, чего ожидать от существ передо мной.

Наблюдая за животными в заключенном в бетон прямоугольнике воды, я старалась описать все их действия: как морские черепахи использовали тактики запугивания, как скаты, подобно Человеку-пауку, ползали по стенам, как пульсировало дыхание акул-нянек, когда они лежали на песке. Я фиксировала всё это, но мое внимание неизменно перетягивали на себя песчаные тигровые акулы, которые кружили в середине аквариума. На их длинных телах были характерные плавники: один, два, три с каждой стороны, на хребтах два прямых, как паруса, и длинные треугольные хвосты. Их спины были изогнуты под невероятным углом. Если бы они ходили по суше, то с таким строением тела были бы горбатыми, но здесь их поддерживала и поднимала вода.

Они знали о моем присутствии. Как только я усаживалась, акулы, прежде бороздящие глубины аквариума, собирались вместе на уровне окна. Это происходило не сразу, но в результате они все оказывались напротив меня.

Об их появлении я узнавала, когда из-за изгиба бетонной стены, оттуда, где мне ничего не было видно, показывалось серое острое рыло. Затем следовали узкие ноздри и зубы. Обычно зубы — это первое, что замечают люди при взгляде на акул, особенно песчаных. Ведь их кривые зубы торчат во все стороны, как после неудачной стоматологической операции. Еще у песчаных акул вечно открыт рот, как если бы они были готовы к нападению: челюсть вперед, вот-вот укусит. И это еще одна причина, почему люди трепещут перед ними до боли в желудке. На деле в этом нет ничего зловещего: для них плавать с открытым ртом — это один из способов дышать, так вода проходит через их жабры. То, что остается без всякого внимания после выразительного рта и зубов, — это глаза акул.

Именно в глазах творится магия. Как только глаз песчаной акулы появился в окне, он сравнялся с моими глазами. Она была в воде, а я сидела на стуле, и между нами было стекло толщиной с учебник, но в какой-то момент наши взгляды встретились. Ее глаза были размером с монету, но более овальные. Золотую радужную оболочку в самом центре пронзала черная ямка. Большинство людей не назвали бы их красивыми. Они слегка выпирали из серой кожи акулы. Двигались взад и вперед, смотрели прямо, затем обратно на меня. Но за этими глазами крылось нечто большее. Акула была там, а я — тут, но эти глаза смотрели в мои. Мы обменялись неким сообщением. Это было нечто неописуемое, неопределенное, размытое и неясное, но это точно случилось.

А затем она, взмахнув хвостом, уплыла, и момент был упущен.

Акулы приносят мне покой, когда больше ничего не помогает. Когда меня затягивает водоворот тревоги, мысли об акулах успокаивают и прогоняют страхи прочь. Изо дня в день я ношу амулеты с ними: вырезанные на подвесках, вышитые на носках, приклеенные на крышку ноутбука. Акулы тихие и застенчивые, зловещие и эксцентричные. В чем-то они похожи на меня.

* * *

В детстве я подбегала к собакам на улице и нетерпеливо пританцовывала, пока хозяева не разрешали погладить их. В начальной школе моя сестра завела садовую змею Элизу, которую мы разместили в террариуме в прачечной комнате нашей квартиры в Нью-Йорке. Приходя домой после занятий в подготовительной школе, я наблюдала, как Элиза дремала на камнях в своем террариуме. Но я пулей вылетала из комнаты, когда мама бросала ей живых сверчков и начиналась расправа. Моей сестре смерть сверчков не приносила удовольствия, но она понимала, что так было нужно. По вечерам она раскладывала на кухонном столе свои школьные задания, а я — игрушки, а затем всё это убирали и уже нам самим скармливали лосося. 

Смерть животных стала для меня знакомством с более широкой концепцией смертности. Моя семья проводила каждое лето на Норт-Хейвене, вечнозеленом острове, окруженном гладкими скалами, у побережья штата Мэн. Я видела бледные очертания морских звезд, засохших на нашем причале. Я видела осколки панцирей крабов, когда чайки сбрасывали их с высоты, чтобы одним движением убить и добраться до мяса. Однажды на берег выбросило тушу обезглавленного тюленя, разрезанного на куски вращающимися лопастями мотора. 

Мимо проплывали лодки ловцов лобстеров с уловом, выпуская клубы дыма и увлекая за собой стаю чаек. Они везли ловушки в холодную бухту и обратно, всегда следуя за своей добычей. Иногда ловцы, загорелые и улыбающиеся, приносили свой улов прямо к нашему причалу. Для сохранения свежести к ужину шевелящуюся и клацающую массу оставляли в погруженном в воду и привязанном к причалу ящике. Мы с подругой Эллен вытаскивали этот ящик и смотрели, как лобстеры бегали друг по другу; я брала их за панцирь, а вот Эллен не решалась. Местные ловцы научили меня распознавать их «плавательные ножки», и мне безумно нравилось указывать на них: перистые ножки у самок, твердые и заостренные у самцов. Потом мы окунали их в кипящую воду и ждали, пока они станут ярко-красного цвета. Когда они переставали двигаться, мы ели их мясо с маслом, как это делали жители острова Норт-Хейвен на протяжении многих поколений.

Однако, несмотря на мою, казалось бы, любовь к природе, у меня был один секрет: я боялась акул. Каждое лето я сидела на полном щепок причале и с опаской смотрела на волны. Вода была настолько глубокой, темной и полной жизни, что солнечные лучи едва ли туда проникали. Мы с Эллен сидели на огромных разноцветных полотенцах, ели чипсы и пили газировку, пока солнце обжигало наши бледные спины. Когда жара становилась уже нестерпимой, мы подначивали друг друга прыгнуть в воду. Обычно я шла первой. После отважного прыжка был короткий миг в воздухе, когда океан поднимался надо мной и мне становилось страшно. Затем ледяная вода ударяла меня так сильно, что перехватывало дыхание. (В Мэне ранним летом температура воды в океане может быть не выше 10 градусов Цельсия). Я всплывала на поверхность с громким вздохом. Затем смотрела вниз и всё, что видела, было зеленым. Я представляла, как огромные неведомые акулы выплывали из глубин, чтобы схватить меня за ноги, и изо всех сил плыла к скользкой, покрытой водорослями лестнице на причал, чтобы как можно быстрее забраться туда и унять дрожь.  

Вернувшись домой, я пробралась на нижний этаж, чтобы тайком почитать об атаках акул в районе штата Мэн. Я постукивала ногой по столу и ждала, пока наш древний компьютер загрузится. Быстрый поиск выдал мне глобальную базу данных о нападениях акул со статистикой за сотню лет. Я выяснила, что до того момента в штате Мэн произошло всего одно нападение акулы и оно не было смертельным (много лет спустя, в 2020 году, белая акула убила женщину вблизи Портленда и перечеркнула для меня оба этих факта). Я прочитала, что белым акулам несвойственно жить в холодных водах штата Мэн. Этой новостью я попыталась успокоить себя. Каждый раз, когда я собиралась спрыгнуть с причала, я убеждала себя, что больше не испугаюсь. Но затем я оказывалась в воде, и мой мозг рисовал страшные картины с акулами. Я вся сжималась. Вспоминался беспечный рассказ сестры о том, как ее парусная лодка перевернулась между островами и она совсем рядом заметила серый плавник. Этот рассказ заставлял меня мчаться к лестнице, часто глотая ртом воздух. То, что я выжила, казалось мне тогда счастливой случайностью. 

Позже, когда мне было около шести лет, мы с Эллен нашли в пыльной коллекции моих родителей DVD-диск с фильмом «Челюсти». В течение следующих двух часов мы ели шоколадное печенье с арахисовым маслом и смотрели, как большая белая акула, переворачиваясь в воде, нападает на мальчика на желтом плоту. Мы вопили, когда оторванная окровавленная нога упала в океан, и восхищались Роем Шайдером, когда он покачивая сигаретой в зубах, говорил: «Тебе понадобится лодка побольше». 

Я была напугана. Темная комната ощущалась холодной и зловещей, и я чуть не убежала прятаться, когда на экране из дыры в дне лодки вдруг показался безглазый труп. Но по ходу фильма убийца из безымянного страха превратился во что-то гораздо более осязаемое, материальное, видимое: акулу. Чем чаще появлялась акула, тем меньше я ее боялась. Это не была какая-то неукротимая, неуловимая сущность, это было живое существо, которое можно изучить, которое можно понять. Чем чаще я смотрела страху в лицо, тем воодушевленнее себя чувствовала, и страх постепенно уходил. Меня всё еще потряхивало, но я заметила, что глубина притягивала меня, а не отталкивала. 

Как говорила мама, многие, кто посмотрел «Челюсти», слишком боялись заходить в воду на протяжении многих месяцев или даже лет. А я хотела доказать, что была смелее их — как Квинт, Броуди или Хупер (персонажи фильма «Челюсти» — прим. Newочём). На следующий день я спустилась на пляж в окружении наших сопящих собак. Не знаю, смотрела ли тогда за мной мама; в моей памяти закрепилось, что я была одна, возможно, потому что я чувствовала себя настоящей, как никогда прежде. Подходя ближе к приливу, я скинула обувь и шагнула в воду. Она была такой же холодной, как и обычно, но я заставляла себя идти дальше, скользя пальцами ног по раковинам мидий и глине, пока не зашла в воду по пояс. Я на секунду закрыла глаза, готовясь к неизвестности, и нырнула. Вода захлестнула меня с головой, но я вынырнула, смеясь. Я всё еще подпрыгивала, когда водоросли щекотали мне спину, и, тем не менее, я была в воде. Казалось, что так я победила «Челюсти».

Мне захотелось узнать больше об этой «враждебной акуле». Узнать больше о белой акуле-людоеде. 

* * *

Спустя два года, когда мне исполнилось восемь лет, я узнала что такое настоящая смерть. В тот год моя сестра, чувствуя себя подавленной и одинокой, проглотила целый пузырек таблеток. Мой мозг не сохранил воспоминания того дня и, возможно, нескольких последующих. Остались лишь смутные обрывки. Как доктор сообщает нам, что сестра могла навсегда испортить почки. Сцена, которую на самом деле я и не видела: из ослабевших рук сестры падает пластиковый пузырек и со стуком катится по плитке пола. Поездка на машине скорой помощи, как в тумане. Самое четкое воспоминание датируется несколькими неделями позже: я делаю домашнее задание у больничной койки сестры, она в больничной рубашке, а я еще не успела переодеть школьную форму.

Ее четырнадцатый день рождения мы отметили в больнице. Купили воздушные шары и привязали их к пищащим приборам вокруг нее, вместе с медсестрами спели «С днем рождения тебя». Не помню, улыбнулась ли сестра, понравился ли ей день рождения. Я лучше помню, что съела в больнице хот-дог. В какой-то момент сестру перевели из реанимации в обычную палату, и там она, лежа на пахнущей пластиком кровати, исписывала грустными стихами одну страницу за другой. 

Когда сестра вернулась домой, нам пришлось убрать с кухни все ножи. Некоторое время мы пользовались только вилками и ложками. А потом она снова уехала, сначала в интернаты, потом в «оздоровительный центр». Так что я осталась одна с родителями.

Я перестала думать о пони, русалках и барби. Все мои куклы сломались о реальную жизнь. Без сестры в доме было пугающе тихо. Поздно ночью я слышала тревожное перешептывание родителей за дверью их спальни и обещала себе не усугублять ситуацию в семье. Я старалась не шуметь. Становилась всё молчаливее, замкнулась в себе. 

Мама заметила это. Когда она впервые привела меня к доктору Лиле, я отказалась разговаривать, и доктор положила передо мной на стеклянный столик пачку бумаги и цветные карандаши. Каждую встречу я рисовала. И из раза в раз на моем рисунке был стеклянный подводный дом. Там была труба с лестницей, ведущей на поверхность, но сам дом был на большой глубине. Из своей спальни в этом доме я могла смотреть на дельфинов и черепах и чувствовала себя спокойно. 

Через три года мои родители расстались. В результате сестра выбрала жить с отцом. Я осталась с матерью, чье сердце было разбито. Я пыталась утешить ее, но к тому моменту умела только вести себя тихо. 

Чем больше я узнавала о мире людей, — о боли, которую они причиняют друг другу, ссорах и грехах — тем больше меня притягивали акулы. Я смотрела программы о серии нападений акул на людей летом 1916 года, что и послужило идеей для «Челюстей». Меня увлекали видео с очевидцами и документальные фильмы о морских биологах. Я «проглатывала» энциклопедии и книги с латинскими названиями и подробными иллюстрациями анатомии акул.

В воде звук проходит не так, как в воздухе, и акулы производят мало шума. Они могут слышать, но всё же опираются на обоняние и руководствуются тем, как меняется вода вокруг них. Белые акулы проплывают тысячи километров однообразного моря, прежде чем встретят сородича. С точки зрения человека они одиноки, но таков их стиль жизни. И он мне подходил.

Я видела, что акул незаслуженно превратили в злодеев. Их неправильно поняли, прозвали «людоедами», хотя это люди были садистами, мясниками, которые отрезали акулам плавники и смотрели, как те тонут. Большинство нападений акул происходило из-за того, что их провоцировали: тянули за хвост или нарушали их покой. Я запомнила статистику и рассказывала ее всем встречным: в среднем в США бывает шестнадцать нападений акул в год, из них смертельных случаев –– один в два года. 

Я затрагивала тему акул в любом разговоре. Во время ужина мамина подруга могла спросить о моем любимом животном, просто стараясь быть дружелюбной с ребенком.

«Акулы», –– неизменно отвечала я.

«Серьезно? Почему?» –– следовал стандартный вопрос, и взрослые внимательно смотрели на меня.

«А вы знали, что больше людей погибает из-за торговых автоматов, чем от акул?» 

Акулы спокойные, считай, вежливые, просто занимаются своими делами, но их насильно вытаскивают из воды. Мне хотелось справедливого отношения к ним. В старших классах я прочитала книгу Эрика Шлоссера «Нация фастфуда» и перестала есть лобстеров. Для своей выпускной работы я изучала обстоятельства нападений акул. Я пользовалась любой возможностью находиться рядом с ними и рассказывать о своих открытиях ничего не подозревающим людям. Это было куда легче, чем бороться за справедливость по отношению к себе, пока жизнь моей семьи разбивалась вдребезги.

Я узнала, что у акул двоякое осязание: они ощущают изменение давления в воде и импульсы электрических разрядов. Ампулы Лоренцини (их орган чувств) расположены рядом с ноздрями и представляют собой поры с желеобразным веществом, которое помогает уловить изменение электрических токов в воде, например, движение рыбы на поверхности. (Поэтому и говорят, что если вдруг акула нападет на вас, нужно ударить ее в рыло.) Как и у других рыб, у акул есть боковые линии, трубки и сенсорные нейроны прямо под кожей для определения изменений в давлении воды вокруг. Если где-то в воде рядом с акулой что-то зашевелится, она заметит.

Акула, которая разрешит прикоснуться к себе, –– редкость. Обычно они уклоняются, защищая свои уязвимые глаза и чувствительные поры на ноздрях. Потрогать их можно, используя силу: схватить и держать акулу, не давая вырваться, и попытаться показать свою власть над ее крепким серым телом. Если получится перевернуть акулу на спину, она может впасть в тоническую неподвижность («тоник») –– гипноз, когда всё тело акулы застывает, а мышцы расслабляются, как будто под воздействием укола с паралитическим действием. 

Иногда акула охотно идет на контакт. Когда акул показывают в нью-йоркском аквариуме, посетители в первую очередь проходят через огромный стеклянный туннель. Одна из крупнейших обитательниц аквариума, которую можно увидеть из этого туннеля, –– рифовая акула по имени Ванна Уайт (американская актриса и телеведущая –– прим. Newочём). Она относится к группе акул-реквием — акул с серой кожей и большими зубами. Именно о таких думают большинство людей, когда слышат слово «акула»: тигровых, бычьих, синих. У Ванны длинное стройное тело, меньше, чем можно было бы ожидать, а кончики ее спинных плавников белые, как будто их только что испачкали мелом. Каждый день работники аквариума заманивают ее на носилки для кормления. Это нужно для того, чтобы акулы ассоциировали белый холщовый мешок с чем-то приятным, например, едой. Так взятие крови или ежегодный медосмотр будут вызывать меньше стресса. Андреа работает с акулами и занимается их кормлением. Она рассказала, как однажды заметила, что Ванна смотрит на нее, прежде чем покинуть носилки. Андреа аккуратно наклонилась, чтобы погладить спину акулы, готовая к укусу в ответ. Но Ванна не укусила. Она лишь подождала, пока Андреа уберет руку, и уплыла. Прошли месяцы, во время кормления Ванна регулярно проплывает под руками Андреа, и только девушка может уговорить ее выплыть из глубин. Только Андреа Ванна позволяет гладить себя.

* * *

Когда мне было шестнадцать, я проехала через полмира, чтобы попасть в Фиджи и изучать там акул (Фиджи –– государство Океании, расположенное на одноименном архипелаге –– прим. Newочём). Мы с родителями искали что-то, связанное с акулами, чтобы занять мое лето. В результате нашли программу для студентов моего возраста, которая длилась месяц и включала в себя курс биологии акул на уровне колледжа и аккредитацию по углубленному дайвингу в открытой воде. Может, моим родителям и казалось это странным, но они никогда не были против моего «прикола с акулами». Я была настоящей любительницей акул, и пришло время, наконец, оказаться с ними в воде.

И хотя я была готова к поездке, меня терзали сомнения: у моей тетушки Кэти диагностировали рак, ей становилось всё хуже. Кэти всегда была моим надежным другом в семье отца, я всегда могла на нее положиться, она видела меня настоящую. Она называла меня «любимой малышкой», пока в шесть лет я не сказала, что уже не малышка. Тогда я стала «любимой взрослой девочкой». По праздникам она заманивала меня к себе на кухню, чтобы вместе приготовить блинчики или нарезать хлеб. Мы смотрели «Принцессу-невесту» и «Римские каникулы», потягивая диетическую колу и макая чипсы из лаваша в хумус. Она любила меня тогда, когда я отчаянно нуждалась в любви.

За несколько недель до рейса я помогла папе перевезти Кэти в новую больничную палату с видом на сад. У нее уже не было рыжих кудрей, которые прежде торчали во все стороны. Лежа в кровати, она взяла меня за руку. «Не беспокойся обо мне, –– сказала она. –– Кто-то должен изучать акул». Она улыбнулась и сказала мне уезжать. Когда я оглянулась, она внимательно смотрела в окно на цветущую вишню, солнечный свет и тень деревьев играли на ее коже. 

Два долгих перелета спустя я плавала над коралловым рифом в жилете, который удерживал меня на воде, и ждала, когда присоединятся остальные. Среди них были местные фиджийские дайверы, подростки-энтузиасты со всей Америки, инструктор по дайвингу, чтобы мы получили сертификат уровня выше, и занимающийся изучением акул аспирант, чтобы направлять наши исследования. Где-то подо мной была стая существ, о которых я столько читала: бычьи акулы. Они занимают третье место в списке «акул-людоедов» — факт, которым я с мамой не поделилась. Прошло уже так много времени с моего волнительного ныряния в Мэне, и я удивилась, обнаружив, что вернулись страхи шестилетней меня. 

Команда дала сигнал нырять, и мы погрузились. Я провалилась в глубину, то ли тонула, то ли дышала, вода поглощала мое одновременно тяжелое и невесомое тело. Далеко внизу, из незнакомого мне подводного царства, показались они: по песчаному дну вдоль кораллового рифа кружили серые акулы, крупнее всех, что я видела прежде. У них было объемное туловище, прямо вышибалы в мире акул –– не зря их назвали «бычьими». Их рты были закрыты, зубы сжаты, когда мы останавливались перед ними, они делали резкие повороты. Солнечный свет пробивался через воду и окрашивал их кожу пятнами. Из огромного контейнера, плавающего далеко над нами, ныряльщики начали выбрасывать рыбьи головы. Появлялось всё больше акул, они кружили всё быстрее в ожидании кормления. Я улыбнулась через регулятор. 

Остальные погружения того лета иногда сопровождались приглушенным страхом, затаившимся где-то в животе. Но страх и восторг –– близкие родственники. Однажды надо мной проплывала отрезанная рыбья голова. Она становилась всё ближе, как вдруг сверху показалась здоровая серая туша и схватила ее всего в полуметре от меня. Я была так поражена, что даже не успела испугаться. Это путешествие нужно было для того, чтобы убедиться: я люблю акул, даже когда они достаточно близко, чтобы убить меня.

Несколько недель спустя, когда я сидела во внутреннем дворике дома в Суве, где мы жили с одиннадцатью другими старшеклассниками, позвонил отец. Кэти умерла, потеряв перед этим речь и сознание. 

Я проплакала до захода солнца, глаза опухли так, что их было невозможно закрыть. Они болели и на следующий день. Однако я как-то нашла свои резиновые сапоги на металлическом дне лодки и нырнула. Вокруг замаячили бычьи акулы; они по-прежнему были там, такие же красивые. Они скользили по воде, полностью сосредоточенные на выживании. Я смотрела на них через защитную маску и думала о Кэти. Казалось, что я попала в другой, отличающийся от моего мир. Этого Кэти и желала для меня. 

* * *

Летом, перед поступлением в колледж, я отправилась в круиз с отцом и мачехой. Во время одного из погружений с аквалангом под нами проплыла рифовая акула, похожая на Ванну Уайт. Я замерла, страх и удивление сначала захлестнули меня, но вскоре отступили. Тревога либо спугнула бы акулу, либо, наоборот, привлекла бы ее к нам. Мачеха была рядом; она боялась подводных существ и всегда снимала бижутерию перед погружением, чтобы отблеск света не заинтересовал их. Она схватила меня за руки, всем телом отстраняясь от акулы, в то время как я, наоборот, тянулась к ней. Мы повисли в воде и не сводили глаз с акулы. Она сделала крутой поворот в непосредственной близости от нас и поплыла обратно через риф в другую сторону. Мое сердце бешено билось, но я не искала спасения; мне хотелось остаться там и продолжать наблюдение. 

Через несколько дней мы встали на якорь, отец и мачеха вместе с инструктором практиковали погружение на песчаном дне гавани. Я получила лицензию за два года до этого, так что просто стояла у трапа и ждала их возвращения. Солнце было низко, в своем отражении в воде прямо у поверхности я заметила темную фигуру. Я схватила маску и окунула лицо в воду. Две акулы-няньки кружили вокруг гребных винтов лодки. 

Акулы-няньки –– это нежные гиганты, рыбы, длина тела которых может достигать трех метров, цвет кожи варьируется от коричневого до пурпурного, их головы широкие и имеют мясистые выступы, как у сомов. Если их разозлить, они сильно укусят, но большую часть дня они проводят лежа группами на дне океана и мирно посапывая.

Тех акул-нянек, казалось, очень заинтересовало дно лодки. Быстро надев трубку и ласты, я прыгнула в воду, чтобы понаблюдать за их поисками. То, что я стала плавать над ними, их не испугало. Они продолжили извилисто двигаться, кружили друг за другом, затем уплывали, описывая телами кривые линии.

Я собралась с духом и нырнула как можно глубже. И снова они не сбежали. Акулы повернули головы в мою сторону, их желтые и коричневые тела поднимались в воде. Я не могла долго сдерживать дыхание, мне пришлось сдаться и вернуться на поверхность. Акулы, в свою очередь, вернулись на дно. Я ныряла снова и снова, погружаясь всё глубже, барабанные перепонки уже стали трещать из-за давления и скрипели, когда я поднималась. В одно из погружений ко мне подплыла акула-нянька с более желтым окрасом, окруженная двумя полосатыми рыбами-чистильщиками, которых называют реморы. Она была так близко, что я могла бы дотянуться до ее рыла рукой. На секунду она замерла, как собака, которая вынюхивает еду. Мне пришлось вернуться на поверхность за воздухом. Нырнув снова, я протянула руку в нерешительности.

На этот раз ко мне сначала подплыла серая акула. Я погладила ее, кожа на ощупь была шершавой, как наждачная бумага. Потом и желтая акула позволила моим пальцам пройтись по изгибу ее головы. Я затаила дыхание, пока легкие не стали гореть. Я дотронулась до двух живых акул, двух тайн во плоти.

Годы спустя я всё еще не знаю, почему они разрешили себя потрогать. Это проблема философского порядка –– проблема разных сознаний. Я никогда не смогу узнать точно, что думали те акулы и думали ли они вообще. Часть меня подозревает, что их кормили прошлые ныряльщики, так что они привыкли к людям под водой. Возможно, они искали еду в моих руках. Другая часть меня мысленно возвращается к тому времени, когда я была пухленьким ребенком в купальнике с оборками и представляла, что могу управлять волнами и заставлять их разбиваться о берег по щелчку пальцев. Когда я дотронулась до тех акул, океан будто поднялся для встречи со мной. 

* * *

Тем летом, когда я работала в нью-йоркском аквариуме, я запрыгнула в рыбацкую лодку у берегов острова Файр и отправилась в океан, чтобы помочь одному из дрессировщиков прикрепить местным песчаным акулам бирки для исследовательских целей. Несколько часов мы искали признаки присутствия акул и уже оказались у изгиба острова, когда, наконец, одна леска дернулась.

Капитан лодки сунул мне в руки удочку и толкнул меня на середину палубы. Точно так же, как Квинт на борту «Орки» в «Челюстях», я тянула и отпускала лебедку, пока акула не показалась на поверхности: маленькая серая песчаная тигровая акула, вырывающаяся, с крюком в боковой части челюсти. Остальные вытащили ее из воды и привязали к лодке. Это была молодая самка — дикая акула из плоти и крови, в наших руках, в нашей лодке, настоящая, как акулы в аквариуме, но без стекла, разделяющего нас. Ветеринар сделал надрез на ее животе, чтобы вставить опознавательную бирку, и перевязал рану тремя быстрыми узлами синей бечевки. Я наблюдала за их работой. Круглые желтые глаза акулы смотрели на меня с настороженностью кошки, двигаясь из стороны в сторону, когда мы ходили вокруг нее.

Мы делали это, чтобы помочь себе лучше понять ее, чтобы помочь ей. Но когда я увидела, как капля ее крови стекает в воду, я осознала, что боюсь — боюсь, что она боится, и что я –– причина ее страха. Когда пришло время ее отпустить, крюк застрял слишком глубоко у нее в горле, и его нельзя было вытащить, поэтому нам пришлось перерезать леску. Акула умчалась в зеленые глубины, ее виляющий хвост — последнее, что мы увидели, прежде чем она исчезла.

На следующей неделе, когда я по своему обыкновению сидела у окошка в аквариум, к моему постоянному чувству восторга добавилось что-то другое. Глядя в глаза песчаных тигровых акул передо мной, я видела глаза той молодой самки, которую мы отпустили на волю –– глаза с той же красотой, любознательностью и страхом, замеченным мною в бухте.

Я так долго защищала акул, боролась со своим страхом и старалась подобраться к ним ближе, что совсем перестала видеть их истинную природу: это создания, которые жили и процветали задолго до меня, и мне никогда не понять и не представить всего их существования. Было невозможно смириться с этой мыслью: пока я искала в них спасения, они жаждали спасения от меня.

По материалам Guernica
Автор: Ребекка Флауэрс

Переводила: Екатерина Лобзева
Редактировали: Юлия Мухтасимова, Екатерина Кузнецова