Среднее время прочтения — 24 мин.

Прижав к уху телефон, я жду ответа. Адреналин зашкаливает, как у актера, отсчитывающего секунды до своей реплики. Глаза закрыты, дышу в такт гудкам.

После четвертого гудка трубку берет женщина. Я узнаю ее голос и чувствую, как понемногу исчезает скопившееся в костяшках пальцев напряжение. Широко открываю глаза и приступаю к выполнению своего плана.

«Привет, Зоуи, это Кевин, из надзора».

«Привет, Кев», — говорит она.

«Как делишки?» — спрашиваю я. Мой акцент, похожий на стук кулаком в окно, выдает жителя Филадельфии.

«Рак вернулся».

Мне больно это слышать. Я звоню Зоуи уже больше десяти лет, и она всегда невероятно меня выручает. Я рассчитываю на нее, когда мне требуется не просто выполнить свою работу, а сделать ее хорошо. Несмотря на то, что мы ни разу не виделись, я питаю к ней симпатию и считаю, что мы достаточно хорошо знаем друг друга. Мне ненавистна сама мысль о ее болезни и уходе из компании — одной из самых крупных финансовых организаций в мире. Кроме того, такой поворот событий значительно усложнит мою работу.

Мне нужно, чтобы она назвала мне имя, должность и номер телефона одного высокопоставленного сотрудника банка, а также имена и номера его подчиненных. Я немного спешу, но я не мерзавец. Сначала нужно послушать про ее болезнь.

«Мне очень жаль, Зоуи. Каков прогноз?»

«Ничего хорошего», — отвечает она.

Я уверен, что она хочет сказать что-то еще, и я наверняка знаю, что. Она признается, сколько ей осталось. Это понятно из пауз, которые она делает. После стольких лет работы по телефону я научился различать малейшие подробности, то, что говорят, не произнося при этом вслух, даже целые истории жизни в дрожании голоса, его колебаниях или паузах. 

«Слушай, у меня друг тоже начал вести обратный отсчет, и ничего, с тех пор уже пять лет прошло, а он в порядке, — говорю я. — Новые лекарства изобретают каждый день. Просто не сдавайся, они что-нибудь придумают».

«Я как раз сейчас новый препарат принимаю».

«Ну вот! Не беспокойся. Мы еще долгие годы будем вести эти беседы».

Я и правда верю в то, что говорю, и она это знает. Я слышу легкий смешок на другом конце провода.

Несколько лет назад, после развода, Зоуи  попыталась заигрывать со мной. Я был не против. Кроме того, это было бы неплохим подспорьем, когда мне снова понадобится помощь.

«У тебя есть кто-то?» — спросила она меня тогда.

«Сейчас нет».

«Ты бываешь в Далласе?»

«Нет, — ответил я. — По работе могу ездить только в столицы штатов для встреч с регулирующими органами. Дальше Остина ни ногой».

«На этих выходных у моей дочери будет турнир по софтболу в Остине. Ты еще будешь там в пятницу? Можешь задержаться. Было бы здорово наконец встретиться».

«Хотелось бы. Но я уеду сегодня вечером сразу после подписания документов — в другую столицу, к более-менее таким же бумажкам». 

«Вот черт, — воскликнула она. — Может быть, в следующий раз».

«Конечно».

Зоуи недолго была одинока. После того, как она повторно вышла замуж, наши разговоры сконцентрировались на моих унылых поездках, целью которых было угодить озлобленным работникам госорганов. Зоуи часто напоминает мне, что жизнь не должна крутиться вокруг одной лишь работы. 

«Надеюсь, я застану то время, когда ты сможешь чаще выбираться в люди», — говорит она.

«И я надеюсь», — отвечаю я, и мой тон подсказывает, что нам пора перейти к реальной цели звонка.

«Что тебе нужно, Кев?»

Я вздыхаю и называю имя топ-менеджера. Мне нужно знать всю его организацию сверху донизу, каждое имя вплоть до младшего аналитика, плюс местоположение и номер мобильного телефона каждого сотрудника. Зоуи знает, что я сейчас в командировке и у меня нет доступа к этой информации.

«Вау, — говорит она, просматривая имя во внутренней базе данных банка. — У него в подчинении больше 200 человек. Это займет целую вечность».

Зоуи читает мне все имена и должности. Дает точные описания деятельности каждой команды, номера телефонов и местоположение каждого сотрудника. У меня сводит руку, пока я в спешке криво всё записываю. Звонок длится больше часа, и под конец я искренне ее благодарю.

«Мне понадобится перерыв после такого, — говорит Зоуи. — Дико устала».

«Ты заслужила перерыв», — говорю я.

Зоуи знает, что моя деятельность крайне важна для того, чтобы наша многомиллиардная компания продолжала делать то, что делает, поэтому она выполняет мои просьбы снова и снова, год за годом, несмотря на то, что это никоим образом не связано с ее обязанностями. Несмотря на то, что на это уходят часы ее времени. Несмотря на то, что у нее нет полномочий делиться со мной этими сведениями. 

И, что важнее всего, несмотря на то, что совершенно все, что она обо мне знает и что я когда-либо говорил ей, — это ложь.

Я не Кевин — и я не работаю в надзоре.

Я не сотрудник компании Зоуи, и уж тем более не из руководящего звена.

Я никогда не встречал работников госорганов — злобных или не очень.

Я не сижу в аккуратном кабинете в блочном муниципальном здании в Остине. Я закинул ноги на стол в переоборудованном сарае для инструментов, который играет роль моего домашнего офиса в Малибу. Без рубашки, в шортах и шлепанцах, я смотрю на Тихий океан и вдыхаю знакомый соленый мускус, пока привычно манипулирую ею.

Я не одинок. Моя жена где-то в доме, занимается йогой.

Мой друг, переживший рак? Это на самом деле так. Любой хороший лжец знает: нужно вкинуть в разговор хотя бы один правдивый факт, чтобы он зацементировал собой всю выдуманную реальность.

А все эти внутренние данные о структурах отчетности, должностях и самых высокооплачиваемых сотрудниках? Одна из крупнейших в мире фирм по рекрутингу топ-менеджеров тайно наняла меня, чтобы украсть эти сведения. А все эти личные номера телефонов? Мой клиент собирается переманить работников, приносящих банку больше всего денег, сохранив при этом их солидные портфолио. На дворе конец 2006 года, и Уолл-стрит бурлит — по прогнозам, бонусы по итогам года будут на 10–25 процентов выше, чем в прошлом году, что принесет ведущим банкирам и трейдерам до $40 млн каждому.

Всё это говорит о том, что, казалось бы, безобидный телефонный звонок происходит в капиталистической экосистеме, определяемой возмутительным, неконтролируемым избытком — и, да, безудержным обманом. Мир корпоративного шпионажа сомнительный, но прибыльный, и я в нем — один из лучших.

Способности одной лишь Зоуи принесли мне сотни тысяч долларов за эти годы. 

«Что-нибудь еще, Кев?» — спрашивает она.

«Не, — отвечаю я. — На этом все. Спасибо еще раз. Устрой перерыв, ладно? Ты заслужила».

«Это правда», — говорит она.

Мы посмеиваемся и вешаем трубки.

Правда. Забавно.

***

На дворе конец 80-х. Я наконец набрался смелости переехать в Нью-Йорк, чтобы стать актером, разрушив мечты моего отца о том, чтобы я возглавил семейный автомобильный бизнес. Да, я сын продавца автомобилей, но всё куда серьезнее. Мой прадед торговал конными экипажами еще до изобретения машин, а затем стал одним из первых автомобильных дилеров Филадельфии. Мой дед возглавил этот бизнес, а за ним и мой отец. Следующим на очереди был я, но мне все эти лживые уловки продавцов казались неправильными, что вскоре обернулось чертовски иронично.

На Манхэттене жил брат моего соседа по общежитию, Пакстон «Пэкс» Фрид, и однажды он предложил показать мне город. Актер-музыкант среднего роста с копной каштановых волнистых волос, он всегда наряжался в черную кожаную куртку, как какой-нибудь крутой певец. Как-то Пэкс упомянул о своей новой работе по телефону. Он организовал мне интервью со своим боссом, Леоной, и я отправился в Верхний Ист-Сайд — район, который я прежде не посещал.

Леона показалась мне старой, хотя ей никак не могло быть больше 40. На ней были брюки с леопардовым принтом, яркая блузка с шелковым шарфиком в тон, безвкусные золотые украшения и слишком много косметики, что напомнило мне миссис Робинсон из комедии «Выпускник». Я особо не рисковал: надел костюм и галстук, в портфеле принес резюме. Я не уверен, чего она ожидала, но она посмотрела на меня так, как будто мой презентабельный вид произвел на нее приятное первое впечатление. 

«Хорошо выглядишь, — сказала она. — Как продавец автомобилей».

«А я и правда продавал автомобили, — ответил я с неловкостью. — Для компании моего отца».

«Я издеваюсь. Мне Пэкс рассказал».

Она провела меня в самую чистую квартиру, которую я когда-либо видел. Казалось, всё было белым и в идеальном порядке. Поверх коврового покрытия от стены до стены лежало что-то вроде мехового коврика (белый медведь, как я узнал позже). Каким бы ни был ее бизнес, он точно приносил прибыль.

«Я не думала, что ты такой… высокий», — Леона жестом показала мне сесть в в белое мягкое кресло по центру ковра. Я молился, чтобы не оказалось, что на своем пути из метро я наступил в собачий сюрприз.

«Пэкс говорит, ты бросил работу на отца, чтобы стать актером».

Я кивнул.

«Как он это воспринял?»

Этот вопрос немного сбил меня с толку. «Ну, не очень», — наконец ответил я.

«Почему ты хочешь быть актером?» — спросила она.

Я пустился в пространные рассуждения о том, как начал выступать в Пенсильванском университете и получал главные роли одну за другой. Объяснил, что первые успехи придали мне смелости переехать в Нью-Йорк.

«Это сложная жизнь, — сказала Леона. — Сложно зарабатывать. Сложно держаться на плаву. Об этом твой отец беспокоится». 

«Я могу сам о себе позаботиться».

Леона вздохнула. «Не сомневаюсь», — она встала и протянула мне руку на прощание. 

Она даже не спросила про мое резюме, которое я забыл достать. Вот так вот фантазия о Верхнем Ист-Сайде рассеялась, и я вновь оказался на грязных улицах центра Нью-Йорка, по-прежнему безработный. Пора было садиться на изысканную диету из макарон с сыром.

На следующий день позвонил Пэкс. Он сказал, что Леона нанимает меня со ставкой $8 в час и я должен сразу приступить к обучению. Я не мог в это поверить. Йо-хо-хо, Леона.

«Она всех берет, — быстро пояснил он. — Потому что никто не задерживается».

И только тогда до меня дошло, что Леона не спросила о моих навыках продажи, или работы по телефону, или вообще моих умениях. Также ни слова не было сказано о предстоящих обязанностях. 

***

На следующий день я отправился в Уильямсбург, район Бруклина, чтобы работать с тренером от Леоны — Дейдрой. В конце 80-х Бруклин был полной противоположностью Верхнему Ист-Сайду. Разгорелась эпидемия крэка. Вагон метро, на котором я ехал по Уильямсбургскому мосту, сохранил на себе следы граффити 70-х. Я нашел нужное здание и, обливаясь потом, поднялся на четвертый этаж. По пути до меня доносились крики из разных квартир. Я постучал в дверь 4С, и ее открыла милая девушка с потрясающими зелеными глазами. На ней было струящееся платье в цветочек. 

«Доброе утро, — сказала она с ирландским акцентом и широко улыбнулась. — Я Дейдра О’Конор. С одной «н», как пишут настоящие ирландцы».

«А я и не знал».

«Я американка, но оба родителя — ирландцы. А ты? Ирландец?»

«Неа».

«Вообще нет?» — она показалась встревоженной, как будто это могло помешать ей учить меня. 

«Я частично валлиец».

«О, — воскликнула она и вдруг снова повеселела. — Мне нравятся валлийцы. Они почти такие же славные, как ирландцы».

Она рассмеялась и показала мне свою квартиру, состоявшую из двух комнат: спальни и гостинной с ванной посреди помещения. 

«Будешь заниматься в моей спальне, — сказала она. — Пойдем».

В ее спальне. Это чем же это я буду там заниматься?

Дейдра усадила меня за небольшой письменный стол напротив кровати — точнее, лежащего на полу матраса. Она придвинула свой стул ко мне и протянула блокнот. 

«Во-первых, тебе понадобится имя».

«Зачем?»

«Перестраховаться. Ты же не можешь использовать свое настоящее имя. Что будет, когда прославишься?» — Дейдра спросила так, будто это гарантированно.

«Мне нужно фальшивое имя для продаж по телефону?»

«Мы не продажами занимаемся. Разве Пэкс не рассказал тебе?»

Пэкс ничего мне не рассказал, как будто боялся признаться людям, чем зарабатывает на жизнь.

«Мы получаем не подлежащую разглашению информацию от компаний с Уолл-стрит».

«Какого рода информацию?»

«Для начала, их органиграммы».

Я понятия не имел, что это. Похоже, для Дейдры это стало очевидно по моему выражению лица.

«Их организационные диаграммы, — сказала она медленно, как для человека с задержкой развития. — Ну, знаешь: кто кому подчиняется?» Дейдра достала из шкафа огромную красную книгу и распахнула ее: «Как-то так».

Это был своего рода справочник. Вверху каждой страницы находилось название банка или финансового учреждения, а под ним — список руководящих сотрудников и их должности.

«Мы собираем подобную информацию для фирмы Леоны по найму топ-менеджеров. Хедхантеры наших клиентов используют такие таблицы, чтобы выявить лучших людей и забрать к себе в компании».

«Зачем им мы, когда есть такие справочники?» — я указал на массивную книгу, в которой было не меньше тысячи страниц.

Она фыркнула: «Бесполезная книжка. Такие устаревают в ту же секунду, как оказываются напечатаны. Половина этих директоров ушли или сменили работу. На Уолл-стрит сверхконкуренция. Люди постоянно переходят на должности получше, часто благодаря нам. Тем не менее, такой справочник — неплохое начало, поэтому Леона покупает их. Эти имена помогают достичь нашу настоящую цель».

«А наша цель — это…?»

«Я покажу тебе, — она схватила мой блокнот и толкнула меня локтем, чтобы я встал со стула. — Всегда записывай свое имя, чтобы не забыть, кто ты». Она написала «Мейв» на обратной стороне страницы, взяла трубку, включила громкую связь и набрала номер из справочника».

«Ширсон Леман», — ответила оператор.

«Привет, как дела?» — спросила Дейдра–Мейв. Казалось, она слегка добавила в свою речь ирландский акцент.

«Хорошо. Чем могу вам помочь?»

«Я студентка по обмену из Ирландии, пишу научную работу. Вы, наверное, там не были?»

«Нет, но хотела бы побывать. Мои предки из Ирландии».

Дейдра посмотрела на меня и приподняла бровь. 

«Обязательно приезжайте. Я живу в Голуэйе. Спросите Мейв О’Ши».

Оператор рассмеялась. Резкий, деловой тон, которым она говорила вначале, исчез: «Чем могу помочь, Мейв?»

«В списке ваших сотрудников значится некий Кен Монахан?» — Дейдра указала мне на имя в справочнике, чтобы я понял, что она делала. 

Последовала недолгая пауза, пока оператор искала имя. 

«Да. Он из отдела банковских инвестиций». 

«Вы можете посмотреть, из какого именно подразделения?»

«Он директор слияний и поглощений». 

«Бог ты мой, именно об этом я и пишу работу. Можете посмотреть список работников этого отдела?»

«Могу. Это очень долго».

«Можете зачитать его мне? Пожалуйста? Я рассылаю опрос, и, если не получу достаточно ответов, работу не засчитают. А она важна для получения гражданства».

Ее история звучала по-дурацки и неправдоподобно, и всё же оператор начала зачитывать имена. Дейдра встала, протянула мне ручку и дала знак, чтобы я записывал. Я кое-как запечатлел каждое имя, что заняло семь или восемь страниц, в то время как Дейдра бесшумно двигалась по комнате и потягивалась. 

«Это последнее», — сказала оператор после Ксавьера Зоуидиуса, или какого-то другого имени в самом хвосте алфавита. 

Дейдра вернулась к столу и наклонилась над моим плечом. От нее исходил приятный запах, который напомнил мне рекламу мыла «Ирландская весна». «Чуть не забыла, — сказала она. — В вашем справочнике есть должности?»

«Да».

«Можете пробежаться по ним быстренько? Это последнее».

Я заметил, что Дейдра стала говорить без акцента, но не знал, стоит ли предупредить ее об этом. 

Оператор снова прошлась по списку, на этот раз называя мне должности: управляющие директора и вице-президенты, партнеры и аналитики. Я слабо представлял, что они означали.

Когда оператор закончила, Дейдра подскочила к своему месту над моим плечом.

«Извините, но мне еще нужны телефонные номера. Обещаю, на этом все».

«Вы уже это говорили».

«Я знаю, но теперь обещаю».

Оператор дала мне все нужные номера телефонов людей из списка.

«Спасибо, оператор. Как ваше имя?»

«Коллин».

«Замечательное ирландское имя», — сказала Дейдра. 

«Вы же понимаете, мне нельзя было это делать».

«Да, спасибо. Мы, ирландцы, должны держаться вместе. Хорошего дня!»

Дейдра положила трубку и станцевала джигу, дополнив ее ирландским степом.

«Удивительно,» — прокомментировал я.

«Впечатляет, а? Эта информация стоит кучу денег».

«Нет, удивительно, что она купилась и выдала тебе всё это. Почему? Из-за того, что ты студентка? А, нет, потому что ты ирландская студентка? При всем моем уважении, твой акцент постоянно то появлялся, то пропадал. Я не понимаю, как она не заметила».

Дейдра перестала танцевать: «Она помогла мне, потому что ирландцы добрые. Валлийцам, похоже, эта идея чужда». 

«Я не пытаюсь тебя обидеть. Просто эта история сработала каким-то чудом. Тебе повезло, что оператор была ирландкой». 

Дейдра покачала головой, как будто я провалил свой первый экзамен: «Послушай, умник. Оператор — твой лучший друг. Я каждого спрашиваю про ирландские корни. Ты не представляешь, как много их находится. Иммигранты из Ирландии по сути построили этот город — вот почему они так стремятся помочь молодой ирландке, только прибывшей в Нью-Йорк. Я всегда ищу ирландские имена, когда звоню людям. Кстати, когда кто-то начинает давать информацию, он редко останавливается. Они уже не слушают твой акцент. Даже не помнят имя, которое ты назвал. Они под твоими чарами. Выбери себе в качестве псевдонима ирландское имя». Она погрозила мне пальцем: «Только веди себя получше, если возьмешь его».

Я тренировался с Дейдрой две недели, каждое утро добираясь на метро до ее квартиры в Бруклине. Затем я обнаружил, что у Леоны был другой работник, актриса и сценаристка по имени Энди, которая жила в двух кварталах от меня. Я был готов променять свое удовольствие от ирландской игривости Дейдры на отказ от долгой дороги, и Леона одобрила мой переход к Энди.

В мой первый день я сидел за кухонным столом, пока Энди готовила себе завтрак.

«Посмотрим, чему ты научился». Она поставила телефон на громкую связь. 

Притворяться во время телефонного разговора тяжело и без посторонних глаз. К тому же, поговаривали, что банк «Голдман Сакс», в который я звонил, весьма скуп на информацию. Пэкс говорил, разузнать о них хоть что-то — всё равно что ограбить Форт-Нокс. 

«Здравствуйте, меня зовут, э, Киран О’Шонесси», — начал я, совершив жалкую попытку имитировать ирландский акцент: вышло намного хуже, чем у Дейдры. «Я студент Нью-Йоркского Университета». 

«Кто?» — переспросил оператор. 

Я поднажал на акцент, затыкая за пояс лепрекона из рекламы хлопьев Lucky Charms. «Киран О’Шонесси. Я из Ирландии. Студент Нью-Йоркского Университета». 

«Нью-Йоркский университет? Я не понимаю. Кому вы звоните?» 

«Послушайте, как вас зовут?» В голове я как одержимый повторял «Изумрудный остров! горшочки с золотом!», чтобы настроиться на нужный акцент. 

«Мы не раздаем имен за коммутатором». 

«А, но я слышу у вас ирландский акцент». .

Акцент женщины был какой угодно, но не ирландский. Она повесила трубку.

Я сделал еще несколько звонков, используя тот же неубедительный сценарий, и ничего не получил. Ни имен, ни должностей, никаких данных. 

Трюк, который так здорово выходил у Дейдры и Энди, мне не давался. Я часами сидел на телефоне, получая по итогу три или четыре имени из группы, в которой числились дюжины сотрудников. С самого начала я знал, что должен быть другой способ, другая история, которая поможет мне достать сведения, столь нужные клиентам Леоны. 

Я снова пошел к телефону, но Энди остановила меня. 

«Расслабься. Найди свое амплуа». 

Ее слова очень походили на советы моего учителя актерского мастерства. 

«Послушай», — продолжила Энди. «Дейдре хорошо удается обучать, потому что она милашка. Но сейчас ты звучишь как ее жалкая копия. Я бы сказала, твой акцент был скорее шотландский, чем ирландский».

Она засмеялась, и, поскольку ее замечание было правдивым и смешным — я ужасно имитировал акценты — я засмеялся вместе с ней. 

«Знаешь, сколько актеров Леона нанимала на эту должность? Сотни. Каждый, кто видит ее рекламу, думает, как круто иметь подработку с гибким графиком. Знаешь, скольким из них удалось? Троим: мне, Дейдре и твоему другу Пэксу. Ты можешь стать четвертым. Но тебе нужно найти свой стиль. И да, придумай псевдоним покороче. Односложные имена обычно срабатывают лучше всего. 

Энди взяла телефон и включила громкую связь. Она связалась с тем же оператором, с которым я говорил ранее. 

«Простите за беспокойство», — заговорила Энди. «Я ассистент руководителя, который работает с вашей компанией. Я идиотка, потеряла рождественскую открытку с адресами, которые вы прислали». Ее голос едва не переходил в плач. «Меня уволят». 

«Мне очень жаль». Тон оператора, кажется, изменился. 

«И мне. Понимаете, у меня ребенок», — голос Энди стал хрипеть, как будто она и в самом деле плачет. 

«У меня самой двое». 

«Могу я попросить вас посмотреть одно имя? Гас Уолрейвен? Кажется, он из структурного финансирования». 

«Конечно, без проблем». Наступила короткая пауза, во время которой оператор искала в справочнике имя. «Нашла. Да, структурное финансирование». 

«На каком он этаже? Мне нужно для открытки». 

«На седьмом, но если вы отправляете что-то, вам потребуется внутренний почтовый код. У группы структурного финансирования это 7B36». 

«Вы спасли меня». 

«Была рада помочь». 

«Еще кое-что. Могли бы вы подсказать другие имена из рассылки?». 

***

Следующие десять лет моя актерская карьера развивалась скачками. Я получил несколько театральных ролей в Нью-Йорке и играл на одной сцене вместе с такими будущими звездами, как Джеймс Гандольфини и Калиста Флокхарт. Когда через несколько лет переехал в Лос-Анджелес, стал получать эпизодические роли на телевидении в сериалах «Мелроуз-Плейс» и «Скорая помощь». Мне всегда казалось, что звездный час поджидает где-то за углом. Когда меня показали в рекламе благодаря серии из «Сестер», в которой я убил Джорджа Клуни, мой друг актер позвонил из Нью-Йорка и сказал, что гордится тем, что я добился успеха в Голливуде. Я не стал упоминать, что после всех комиссионных и налогов мой актерский доход еле-еле помогал не скатиться за черту бедности. 

(картинка) 

Шпионаж — вот, что реально оплачивало счета. Работа со ставкой $8 в час, которой едва хватало на аренду в Нью-Йорке, превратилась в нечто большее. Как только я набрался опыта, ко мне начали обращаться другие компании, и я начал брать работу сразу у нескольких клиентов. Я понятия не имел, как они меня находили, учитывая, что я точно не рекламировал свои неэтичные и, ммм, скорее всего незаконные услуги. Но ведь это всего лишь работа; работа, которая помогала оплачивать счета, пока я ездил на прослушивания. Какой, блин, может быть вред от пары-тройки имен сотрудников этих неимоверно богатых компаний? Но мое хорошо оплачиваемое хобби становилось всё важнее и всё опаснее. 

Несколько лет назад я встретил Гардию, свою девушку. Она работала на звукозаписывающую компанию Мадонны, Maverick, и, вдобавок к своей природной дерзости, была живым воплощением Южной Калифорнии. Она даже играла в панк-рок группе скейтбордисток «Фурии». Гардию не смущала моя работа. Она видела, какие сделки проворачивают в музыкальном бизнесе, так что обман по телефону казался ей даже чем-то старомодным. 

Ей надоело быть ассистентом, которого не ценят, к тому же ей недоплачивали, поэтому после ссоры с боссом она решила работать со мной. Гардия быстро превратила мою подработку в процветающий бизнес. Она закупила шкафы для документов и разработала подробную систему хранения, печатала всю найденную информацию, чтобы она смотрелась профессионально и читабельно (у меня отвратительный почерк). Взяв на себя часть обязанностей, с которыми я не справлялся, Гардия помогла мне сосредоточиться на том, что мне удавалось лучше всего: обмане. 

Наш доход резко увеличился. Да еще как. 

Мы с Гардией переехали в съемный дом в Санта Монике, где оборудовали подвал под офис. Она даже пробовала делать фейковые звонки, но — так же, как и всем ее предшественникам, ей было сложно постоянно врать. 

На пороге нового тысячелетия в компьютерных системах и сетях по всему миру посеяла абсолютный хаос «проблема 2000 года», когда электронные календари не смогли совершить переход с 1999 на 2000 год. 

Хотел бы я сказать, что первый увидел потенциал в использовании этого компьютерного бага, но гением-первооткрывателем оказался старина Пэкс. В то время я жил в Санта Монике, а он в Нью-Йорке, но мы регулярно созванивались и сравнивали наши методы — точно так же, как работяги боролись за звание «продавец месяца» в старом автосалоне моего отца. 

«Придумал новый подлый трюк тысячелетия», — похвастался он как-то утром. «Говорю им, что я из IT, работаю над проектом 2000. Тут все хотят знать, когда мы всё исправим. Я рассказываю, что мы пашем днем и ночью, что каждую крупицу информации нужно вводить вручную. Никогда в жизни люди не давали мне информацию столь охотно. Они меня жалеют!» 

Пэкс был прав. Грядущая катастрофа 2000 оказалась золотой жилой. Мы собрали бесценные сведения, что позволило нам поднять показатели. В 1999 году я впервые в жизни заработал более $100 тыс.

Даже после роскошной свадьбы и медового месяца на Гавайях у нас с Гардией осталось достаточно денег на покупку дома. Я должен был быть счастлив, но мне было плохо, поскольку моя актерская карьера билась в конвульсиях. Я приехал в Лос-Анджелес с большой мечтой, которая сейчас совсем потухла. Хорошие роли иссякли, и теперь, если повезет, я получал работу во второсортных сериалах вроде «Отступник» или «Полицейские на велосипедах», которые подкрепляли мой статус актера второй или третьей лиги. 

За щемящим разочарованием от ускользающей мечты стать актером лежала суровая реальность: единственное, что мне оставалось, это шпионаж. Да, я был безумно хорош в этом деле, но, как ни крути, чувствовал себя шлюхой. 

Теперь на мне висел кредит, и я больше не думал о принципах законности или морали. Меня бесили одноклассники, которые получили степень магистра по бизнес-администрированию в Уортоне и хвастались своими миллионами. Я решил, что моей целью станут исключительно топ-менеджеры, которые зарабатывают нелепое количество денег — и в этом была некая поэтическая справедливость. Поэтому я ушел от Леоны, чтобы открыть собственную фирму по корпоративному шпионажу. Если внимательно отвечать на каждый звонок, то шансы на то, что за мной придут корпорации, останутся приемлемыми — или, по крайней мере, так я говорил себе, молясь на ночь. 

Ассистенты с Уолл-стрит получали почасовую оплату и уходили домой ровно в пять. После чего большинство руководителей отвечали на свои звонки сами. Вероятно, вы подумаете, что у них сложнее выудить информацию, но на деле они оказываются даже более легкими мишениями, чем их помощники. 

«Джим Кассел», — поднял трубку один из топ-менеджеров. Ребята с Уолл-стрит не утруждают себя приветствием или беседой, когда отвечают на звонки.

«Привет, Джим, это Том Чирико из налогового», — ответил я, используя реальное имя главы налогового департамента. «Партнер из Price Waterhouse был тут на этой неделе. Ты в курсе, что они проводят у нас аудит. Они достали билеты Никс против Рейнджерс и у них есть выход на чувака, который может достать места и на другие игры. Вы в институциональных продажах так пашете, что я решил, что вы заслужили получить их первыми. Что скажешь?» 

«Люкс? С выпивкой и питанием?»

Мало тебе бесплатных билетов.

«Да. Шикарный люкс».

«Круто! Какие игры?»

«Пока не знаю. Сначала нужно выслать им список. Скажи мне имена, сначала главных работяг. Мы же не посадим неудачников на первый ряд?»

Джим продиктовал имена команды, сначала ударников, что особенно ценно для моего клиента, раз они крадут у конкурентов только лучших сотрудников. 

«Кто еще? Не стесняйся. Чем больше будет имен, тем больше достану билетов».

«Что, и трейдеров можно?»

«Конечно, почему нет? Больше народу — веселее».

Джим назвал имена трейдеров, работников отдела продаж, исследовательского отдела и младших аналитиков. Попроси я, он дал бы имена уборщиков и подсказал, который из них лучше моет окна.

«Отлично»,— отозвался я. «Отзвонюсь тебе попозже по датам». 

Я почувствовал укол вины и даже страха по поводу того, что будет, когда билеты не придут, но напомнил себе, что человек на другом конце загребает бессовестную сумму денег, как и большинство людей из продиктованного им списка. 

Они и сами могут купить себе эти чертовы билеты.

К тому моменту шпионаж уже приносил внушительный доход, который продолжал расти. С 2002 по 2008 годы мой годовой заработок резко возрос — $204 тыс, $352 тыс, затем $498 тыс, $916 тыс, перевалил за миллион, и, наконец, почти $2 млн. Клиенты настолько отчаянно гонялись за неофициальными данными и грязными корпоративными тайнами, что готовы были платить всё больше и больше. Один из них как-то даже удвоил мой обычный гонорар и выплатил полную сумму на следующий же днем, когда я сказал, что занят и не смогу взяться за его заказ. 

Спрос на умы Уолл-стрита был так велик, что нередко несколько клиентов запрашивали одни и те же данные, что позволяло получать за одну и ту же работу вдвойне или втройне. Никогда не думал, что смогу получать такие деньги.

В 2005 году нам поступала куча заказов в области финансовых деривативов. Я даже не знал, что такое дериватив — не то чтобы это имело для меня значение. Вскоре я пришел к своей самой взрывной схеме — сценарий «отдел надзора». 

Мне предстояло узнать, что люди, занимающиеся соблюдением нормативных требований, внушали страх другим сотрудникам фирмы. Из-за чего даже самые грубые помощники проявляли нерешительность. Никто не хотел оказаться в черном списке — корпоративной версии оруэлловской «полиции мысли», которая была постоянно начеку при малейшем намеке на рискованное или недобросовестное поведение. Такая ситуация давала мне стратегическое преимущество. Обратной стороной было то, что почти все сотрудники отдела контроля были юристами лучших учебных заведений — именно теми типами, которые могли, хотели и уже пришли бы за мной. До того, как эти суперюристы перебрались на Уолл-стрит в погоне за большими деньгами, они работали в государственном секторе, занимаясь борьбой с мошенничеством в Комиссии по ценным бумагам и биржам или в Федеральной резервной системе. Теперь, когда я активно выдавал себя за них, у них было более чем достаточно стимулов и ресурсов, как профессиональных, так и личных, чтобы выследить меня и надрать мне зад. Такие названия, как «Отдел защиты от инсайдерских угроз», «Отдел наблюдения» или «Отдел по борьбе с финансовыми преступлениями», пугали меня до смерти.

Однажды я получил письмо из Швейцарского инвестиционного банка после того, как в порыве отчаяния по глупости сообщил номер своего факса. Любезная секретарша предложила выслать нужную мне информацию, но вместо этого пришло письмо с отказом от сотрудничества от заместителя руководителя юридического отдела фирмы в США, который предупредил, что если я еще раз позвоню, то он сообщит об этом властям.

Один из самых страшных случаев произошел, когда мы с Пэксом работали над особенно сложным заданием, при этом находясь на разных побережьях. Он позвонил мне в панике.

«Они пришли за мной!», — всегда спокойный голос Пэкса дрожал. «Вычислили мой дом». 

«Что? Кто?»

«Копы. Сосед сказал, они ломились в дверь. Они сообщили арендатору, что ищут меня. Меня посадят», — он едва дышал. 

«Эй, спокойнее. Где ты сейчас?»

«В квартире. Они были здесь час назад. Мы разминулись».

«Положи трубку и позвони мне из автомата». 

Моя подготовка к прослушиванию, которое должно было состояться после обеда, вдруг потеряла всякое значение. Если власти нашли Пэкса, значит, они прослушивали его звонки. Если они прослушивали его телефон, значит, у них есть и мой номер. Я знал, полиция или федералы могут появиться у меня дома в любую секунду. Прежде чем я начал паниковать, телефон снова зазвонил, я ответил.

«Я сдамся», — сообщил Пэкс.

«Не будь идиотом, погоди. Давай всё обдумаем». 

Тут я вспомнил адвоката, который однажды предупредил нас, что наши дела в «темно-серой» зоне закона. Он предупредил, что вполне возможно, что обиженная корпорация, которой надоело терять своих топ-менеджеров в пользу конкурирующих фирм, что обходится ей в десятки миллионов, а то и миллиарды долларов, может подать на нас в суд за кражу имен, которая привела к этим потерям. Поскольку для получения информации мы с Пэксом использовали телефон (а также мошеннические приемы), мы могли быть обвинены в федеральном мошенничестве, что каралось крупным штрафом или тюремным заключением сроком до 20 лет. Если нарушение затрагивало финансовое учреждение, то возможное наказание возрастало до $1 млн и 30 лет лишения свободы. Очевидно, каждый звонок, сделанный нашими тупыми задницами, можно было рассматривать как отдельное преступление! Мы с Пэксом сделали тысячи таких звонков. Мы вполне могли сесть в тюрьму до конца своих дней.

Пока Пэкс готовился к побегу, ему пришло голосовое сообщение. Оно было не от полиции, а от следователей «Sprint», телефонной компании, на чьи базы он в последнее время покушался.

«Они сказали, им известно, чем я занимаюсь». 

«Даже не думай им перезванивать, — кричал я. — Наверняка ты кому-то насолил, и они позвонили в свою службу внутренней безопасности. Эти следователи не имеют права разговаривать с тобой, — сказал я, — тем более арестовывать. Не обращай на них внимания. Они просто пытаются тебя напугать».

Я сам не верил в то, что я говорил, но мне нужно было, чтобы поверил Пэкс. Для его же блага — и, возможно, для моего. 

Следующие дни я весь извелся, пока ждал от Пэкса вестей. Когда я мылся, замечал, как в руках оставались пряди волос. 

Через неделю я вернулся с прослушивания и увидел, что мой телефон звонит не переставая.

«Чувак», — это был Пэкс. «Они думают, я компьютерный взломщик, тот, за которым охотятся Секретная Служба и ФБР».

«Кто?»

«Кевин Митник».

Я вспомнил, что летом читал о нем статью. Митника называли «Дартом Вейдером» хакерского мира, «хакером темной стороны» и угрозой национальной безопасности. Митник добывал пароли и коды, чтобы взламывать корпорации и получать доступ к коммерческим секретам на миллиарды. Я уверен, что один подслушанный телефонный разговор с моим запаниковавшим другом дал понять следователям, что у Пэкса нет ни должных навыков, ни смелости — он не может отмазаться от штрафа за парковку, не говоря уже о том, чтобы руководить всемирной хакерской операцией. В конце концов Митник был пойман, арестован как внутренний террорист и помещен в одиночную камеру. Я же продолжал работать с пляжа в Малибу и больше никогда не брался за заказы, связанные с данными телефонных компаний.

Но вывести шпионаж на новый уровень было заманчивой авантюрой. Я дошел до того, что стал выдавать себя за генеральных и исполнительных директоров крупнейших публичных компаний мира, причем не только на Уолл-стрит. Технологические, фармацевтические, потребительские компании, промышленные гиганты, даже оборонные подрядчики по всему миру — все они стали жертвами моих уловок. Многие из тех, за кого я себя выдавал, постоянно мелькали в качестве приглашенных экспертов на телеканалах CNBC и Fox Business. Некоторые даже входили в состав президентских комиссий и консультативных комитетов. Я звонил им и прослушивал исходящие сообщения голосовой почты, изучая их интонации и тембр голоса. Ни у кого из них не было акцента, что оказалось для меня большой удачей. Действительно, все они звучали (и выглядели) практически одинаково. Несмотря на весь риск, я выбирал их именно из-за общественного статуса. Если люди верили, что я большая шишка, то уже ничего не скрывали: нераспроданные сведения о продукции, планы и стратегии на будущее, внутренние рейтинги лучших сотрудников — я мог узнать все, что хотели знать мои клиенты. Действительно, большинство людей были потрясены тем, что им удалось дозвониться до генерального директора, как будто они удостоились редкой аудиенции у короля. Они восхищались, льстили, буквально отдавались мне. Не помню, сколько раз они говорили: «Не могу поверить, что правда говорю с вами». А мне так хотелось ответить: «И не стоит (верить)». 

Годами я обманывал людей и делал большие деньги — до того дня, когда ребята из IT-индустрии не придумали штуку под названием LinkedIn, которая вывела в общий доступ ту информацию, за которую мне столь щедро платили.

(картинка) 

Разумеется, существует особо конфиденциальная и ценная информация, которую нельзя вот так просто получить онлайн. И, если компании хотят ее получить, они нанимают корпоративного шпиона вроде меня. Спустя столько лет у меня остались свои источники, в том числе самый давний из них, Зоуи. Не так давно я снова позвонил ей. 

«Привет, это Кевин, как дела?» — прочирикал я, когда она взяла трубку. 

«О, привет, Кевин, это Дебби», — я не узнал ее голос, внутри меня всё упало. Прежде чем я всерьез задумался о причине ее отсутствия, Дебби добавила: «Я позову Зоуи. Она тут рядом». 

Фух. Но теперь я действительно заволновался. До этого момента никто не отвечал вместо нее по ее номеру. Я взмолился о том, чтобы это не предвещало ее ухода из фирмы. 

«Снова ты», — ответила Зоуи, взяв трубку.

«Соскучилась?»

«Ничуть», — она засмеялась. «У меня есть своя работа, знаешь ли». 

«Пожалуйста. Я знаю, ты любишь, когда я звоню». 

«Неужели?»

«Благодаря мне ты понимаешь, что твоя работа не так уж дерьмова». 

«Это правда», — ответила она. «Я бы никогда не смогла быть, как ты. Не выдержала бы давления». 

«Поверь, тебе это не нужно». 

Тут я понял, что, нетипично для себя, произнес факт. 

Зоуи замолчала. У меня возникло плохое предчувствие, что она вот-вот скажет что-то очень плохое. 

«Рак разросся», — выдавила она. «Он у меня в костях, в печени».

«Эй», — я опешил. «У тебя был рак со времен нашего знакомства. Ты никуда не денешься, даже не думай об этом». 

Кажется, к ней вернулось самообладание. «Сейчас я на экспериментальной оральной химии. Врачи говорят, она помогает».

«Вот видишь? А Дебби знает?»

«Да. Она меня заменит. Я часто пропускала работу, так что они наняли ее». 

Тут всё сошлось. Я переживал, что случится после ее ухода, потому что с ней исчезнет и мой легкий доступ к информации, но оказалось, что она обучает замену, потому что скоро умрет. 

«Она знает о тебе, — продолжила Зоуи, явно пытаясь меня успокоить. «Я сказала, что время от времени ты будешь запрашивать информацию и, скорее всего, звонить со скрытого номера. Еще я сказала, что ты один из моих любимчиков в компании». 

Настала моя очередь задыхаться.

Мы с Зоуи никогда не встречались. С какой стати она обо мне так заботится? Я так искусно лгал, что каким-то образом убедил Зоуи в том, что являюсь человеком, достойным ее дружбы, ее похвалы. Но тогда я был еще и профессиональным слушателем, причем делал это искренне и вдумчиво. Возможно, в отличие от других людей, которым она доверяла, во время наших разговоров я действительно создавал эффект присутствия, как будто мы были партнерами по сцене. Я находил способы утешить ее. Искренне старался помочь. Всегда ее смешил. Отчаянно хотел, чтобы у нашей пьесы был счастливый конец, а не эта заезженная фатальность в третьем акте.

«Я дам тебе ее прямой номер», — сказала Зоуи. «Если вдруг меня не будет». 

Я промямлил что-то неразборчивое. Не знал, что сказать. Зоуи приводила дела в порядок. Предоставить мне новую ищейку было одним из таких дел, маленький жест с ее стороны, который имел огромное значение для меня. Любые слова утешения, которые я мог бы ей предложить, звучали бы так же фальшиво, как имя, которым я представлялся все эти годы. 

Она продиктовала номер Дебби. «Я буду скучать по тебе, Кев». 

В любом случае, я знал, что это наш последний разговор, что скоро я буду звонить Дэбби, потому что не смогу справиться с мыслью о надвигающейся смерти Зоуи — о которой я искренне переживал — и всё это, притворяясь кем-то, кем я не был. 

Сложно быть искренним, когда ты постоянно обо всем врешь. 

«Что ты хотел?» — спросил Зоуи. 

Раз это наш последний разговор, я решил играть по-крупному. 

«Мне нужны все имена из инвестиционного банка». 

«Америки?»

Уходить надо красиво. «Всего мира». 

А это, без шуток, около тысячи имен. Я думал, она взорвется, скажет, что это слишком даже для нее. 

«Что ж», — ответила она, —  тогда лучше приступим прямо сейчас». 

Эта история — адаптированный отрывок из книги Роберта Кербека Ruse: Lying the American Dream from Hollywood to Wall Street.

По материалам Narratively
Автор: Роберт Кербек
Иллюстрации: Джилл Хизбин
Редактура: Брендан Шпигель и Ной Розенберг

Переводили: Екатерина Лобзева, Эвелина Пак
Редактировала: Софья Фальковская