Среднее время прочтения — 16 мин.

Вступление | Глава 1 | Глава 2 | Глава 3 | Глава 4 | Глава 5 | Глава 6 |
Глава 7 | Глава 8 | Глава 9 | Глава 10

Часть 2. Состязания в нужности

«Увы, нами должен кто-то править —
такова человеческая природа»
Патрик О’Рурк

Глава 4. Дети Просвещения

Отцы-основатели США о состязаниях в силе знали всё.

В этой сцене не было ничего особенного. Типичное развитие событий во время состязаний в силе. Большинство государств того времени вертелись как на карусели: тирания → переворот → нестабильность → тирания.

Отцам-основателям тирания поднадоела, и они решили, что пора переходить на этап переворота. Или, в этом случае, к его менее бойкому родственнику — движению за независимость.

Особенным был их долговременный план. Обычно люди бунтуют, потому что рассержены своей бесправностью и хотят отыграться. Восставшие свергают короля, наступает период нестабильности, друг убивает друга, а когда всё успокаивается, появляется новый король. Сотни лет люди в массе своей полагали, что так и должно быть. Однако дело было во второй половине XVIII века, а отцы-основатели были детьми Просвещения.

В эпоху Просвещения европейские Высокоразвитые разумы стали осторожно обсуждать новую историю.

В новой истории говорилось о правах человека, свободе, равенстве и братстве. В соответствии с ней, человечество достигло невероятных высот в плане познания, здравого смысла и технологий, но государственными делами занималось как 9000 лет назад. Состязания в силе история провозглашала занятием неприятным, нечестным, непродуктивным и необязательным, но прежде всего — фундаментально безнравственным, оскверняющим самые священные человеческие качества.

Подобно всем остальным, эта история была для умов вирусом — и начала распространяться.

Совсем скоро она пересекла Атлантику и засела в умах обитателей американских колоний, превратив добропорядочных британских подданных — послушные клетки всемирного британского великана — в детей Просвещения. Дети Просвещения — это избалованные миллениалы своего времени. Вскоре жители колоний решили, что у них вообще-то есть права — и эти права не соблюдаются.

В этой обстановке росли американские отцы-основатели и они не стали сидеть сложа руки. Им нужен был не просто дворцовый переворот — им хотелось перевернуть саму концепцию монархии.

Поэтому они написали королю Георгу III письмо, где объяснили, как всё теперь будет.

Король Георг был всем этим ужасно раздосадован, и британцы объявили войну. Во главе сопротивления оказался 44-летний Джордж Вашингтон. Что забавно, это очень не понравилось его маме. 

Но Джорджа это не остановило, и он со своей командой при поддержке довольной Франции так долго сдерживал британцев, что те в итоге сдались и повернули обратно за океан.

Американцы отвоевали свою независимость, и впервые в истории группа детей Просвещения обрела редкую возможность: шанс создать с нуля страну нового типа, шанс взять свою фантазию на тему «Если бы я был самым главным…» и воплотить ее в реальность. Настала пора проверить Просвещение в деле.

Однако предстояло еще многое продумать.

Проектирование американского великана

Сегодняшнему читателю многое из описанного ниже покажется очевидным. Но тогда, на заре становления США, ни одна страна в мире не была похожа на современную демократию — а значит, идеи эти были отнюдь не очевидны. Отчасти поэтому создание США — такое выдающееся событие.

Отчасти сложность задачи в том, что государство одновременно существует на разных уровнях башни эмерджентности. В случае США, это выглядит как-то так:

Проектируя страну, отцы-основатели позаботились о каждом из этих уровней.

Первым, и, пожалуй, главным, был отдельный американский гражданин. В то время как диктатуры обращались со своим населением как еще с одним ресурсом для достижения внешних и внутренних государственных задач, Просвещение во главу угла ставило личность. Права личности нужно защищать любой ценой.

В частности, отцы-основатели опирались на главное понятие Просвещения — неотчуждаемые права. Они отразили это в самом знаменитом предложении в истории Америки:

Мы исходим из той самоочевидной истины, что все люди созданы равными и наделены их Творцом определенными неотчуждаемыми правами, к числу которых относятся жизнь, свобода и стремление к счастью.

Всю свою историю человечество воспринимало как данность, что некоторые люди получают свыше права, которых нет у других, — потому что принадлежат определенному роду, определенной прослойке общества или считаются любимчиками наиболее популярного бога. Мыслители эпохи Просвещения считали это нелепым. С их точки зрения неотчуждаемые права по определению применяются ко всем в равной мере и существуют вне политики.

На более высоких уровнях башни отцы-основатели пытались соблюсти правильный баланс между конкурирующими слоями великанов. Американский великанище состоял из 50 великанов-штатов. Каждый из них тоже состоял из великанов: из округов и городов. Проектировщики вели ожесточенные споры насчет того, сколько власти дать великану на каждом уровне, в чем малые великаны будут иметь автономию, а в чем должны подчиняться приказам сверху. Эти споры не утихают до сих пор.

В эти дебри мы залезем как-нибудь в другой раз. Сейчас давайте остановимся на великанище, который находится на самой верхушке американской башни эмерджентности.

Внутри Соединенных Штатов можно было устроить идеальную просвещенческую утопию, однако снаружи до сих пор шли состязания в силе. И если бы на этом этапе американский великан не мог за себя постоять, то эксперимент вышел бы краткосрочный. Великану нужно было иметь сильную экономику, развитую военную сферу и принимать мудрые решения в глобальном масштабе.

Основатели думали, что удовлетворить индивидуальные и государственные интересы помогут продуманные правила. Но это создало новую проблему. Кто будет обеспечивать соблюдение этих правил? И кто будет принимать решения, влияющие на всю страну?

Если бы страной руководил стопроцентно гуманный, самоотверженный, принципиальный, последовательный, несвергаемый, бессмертный и вечный диктатор — тогда да, такой мифический лидер смог бы поддерживать порядок и принимать решения сколь угодно долго.

Но раз это невозможно, как США избежать предсказуемого скатывания к состязаниям в силе, в которых либо диктатор, либо один из его наследников развращается, начинает менять и нарушать правила, убивая всё к чертям?

Основатели придумали план. Они возьмут обычного диктатора…

…и разделят его на три части (не путать с разделением властей на три ветви).

Первая часть — правила, которые на этот раз будут проистекать не из головы правителя, а из самой философии Просвещения. Основатели сообща разработают адаптированную версию этой философии и изложат ее в священном документе под названием Конституция. 

Состязаясь в силе, цари, императоры и вожди обычно выбирали себе определенный набор задач: личное или государственное процветание, защиту от других великанов, расширение границ и т. п. Это были их священные цели, и достичь их они пытались любыми возможными средствами. В число этих средств обычно входили и правила, которые принимались из стратегических соображений, чтобы обеспечить достижение священных целей. Когда две ценности начинали конфликтовать, та, что считалась более священной, оставалась крепко пригвожденной, а другая шла на уступки, чтобы не противоречить священной ценности.

Конституция США будет работать противоположным образом. Это свод правил, которые вместо служения определенной цели или результату, будут священны сами по себе. Конституция описывает священный процесс — набор незыблемых средств, посредством которых будут достигаться абсолютно все государственные и личные цели. В ней обозначаются способы, по которым должны избираться правители, способы разрешения конфликтов и наказания людей, нарушивших правила, поведение страны на международной арене — в общем, все процессы, появившиеся из ценностей Просвещения. США и их граждане смогут делать всё, что захотят, — главное, делать это в стиле Просвещения.

Выстроив новую страну вокруг священного процесса, основатели США перевернули обычный порядок вещей с ног на голову.

Второй частью американского диктатора — мозгом, принимающим решения о внутренней и внешней политике страны, — будут управлять граждане.

Гражданам будет позволено принимать любые решения, которые они пожелают, если те находятся в рамках священных правил. Часть правил по решению граждан можно даже изменять: принимать определенные законы, устанавливать судебные прецеденты, вносить поправки к Конституции. Но даже эти изменения можно проводить только так, как написано в других разделах правил. Конечно, на микроуровне решения принимают политики, но в долгосрочной перспективе — посредством выборов — командуют парадом вс-таки граждане.

Последняя часть триединого диктатора — это его дубина, стальной кулак, обеспечивающий выполнение правил, благодаря которому всё работает по плану. Этим будут заниматься органы государственной власти США. 

Значительная часть правил Конституции будет касаться возможностей и ограничений государства. Идея в том, чтобы государство не сочиняло правила, а подчинялось им. Государство не должно быть главной фигурой в развитии страны, задающей направление движения, — в теории, оно должно просто исполнять волю народа, по мере того как он развивается. Имея монополию на насилие, государство будет главным силовым элементом, удерживающим составные части вместе, — но применение этой силы вне этих целей строго ограничено.

Если сравнить Соединенные Штаты с игрой в футбол, Конституция — это правила игры, граждане — игроки на поле, а государство — арбитр. С одной стороны арбитр бессилен — по рукам и ногам связан сводом правил и не способен повлиять на исход игры. С другой — чрезвычайно силен: при каждом нарушении правил может достать красную карточку и отправить людей за решетку.

Основатели не могли достать из ниоткуда мифического бессмертного гуманного диктатора, зато могли изготовить каждую из его частей, которые вместе могли бы работать вечно, оставаться последовательными и гарантированно достигать того же самого.

Для вида, по своей природе склонного состязаться в силе, у этой системы была выдающаяся цель: посадить коллективный Примитивный разум страны в клетку, давая возможность решать, как поступить, Высокоразвитым разумам.

Руководствуясь этим планом, основатели взялись за проработку свода правил. А начали они с того, что беспокоило ум каждого гражданина.

Свобода

Одной из худших черт состязаний в силе был недостаток свободы. Большинство людей жило по указаниям чьей-то дубины. На самом же деле это только симптом настоящей проблемы: свободы слишком много.

Во время состязаний в силе свобода каждого изначально ничем не ограничена.

Поэтому, пока никто ничего не делает, поле для состязаний выглядит так: 

Индикатор свободы у всех заполнен. Звучит прекрасно, пока не начинаются конфликты и в игру не вступает главное правило:

Делай что хочешь, если на это хватает силы.

В отсутствие каких-либо руководящих принципов участники состязаний соревнуются в том, кто больше сможет всех запугать. В большинстве случаев не важно, сколько силы удастся накопить, всегда найдется тот, у кого дубина побольше. И применит он ее, чтобы в чем-то ограничить вашу неограниченную свободу, нравится вам это или нет.

В зависимости от того, кто рядом с вами взялся всех запугивать и какого он о вас мнения, можно остаться почти совсем без свободы.

Вот почему обычно на поле для состязаний в силе единицы сохранивших свободу и толпы ее потерявших. Вроде того:

США были основаны прежде всего как ответная реакция на проблему свободы во время состязаний, которую Конституция решает с помощью компромисса. Звучит он примерно так:

Делай что хочешь,
пока это не причиняет вред кому-нибудь другому

Говоря еще проще:

Право размахивать кулаками кончается ровно там,
где начинается нос другого человека.

В обмен на потерю свободы вредить остальным и запугивать их можно жить полностью свободно от чужих посягательств. Выгодная сделка, правда же? В США никто не сможет быть абсолютно свободен, зато по большей части свободен будет каждый:

Этот компромисс состоит из двух частей. Первая («делай что хочешь») описывает, что граждане могут делать. Их права. Вторая («пока это не причиняет вреда кому-нибудь другому») — то, чего граждане делать не могут. Их ограничения.

Одно исключает другое: освободить граждан от определенных поступков со стороны других людей — значит запретить им самим так поступать. Кроме того, одним гражданам придется мириться с тем, что другие граждане пользуются ровно теми же свободами. Именно поэтому свобода в США — это в действительности не столько свобода, сколько компромисс между свободой и безопасностью. И определяет всё ключевое в этом компромиссе слово — вред. Конституция оценивает поступок главным образом по критерию нанесения вреда: если поступок наносит вред, граждан нужно от него защитить; если нет — значит, это право, и нужно защищать уже его само. 

Я себе это представляю так. Вокруг каждого гражданина США два круга: красный круг безопасности и зеленый круг прав.

Зеленый круг предоставляет человеку столько свободы, сколько редко дают состязания в силе. Но в ту секунду, когда чей-то зеленый круг вторгнется в чужой красный, его владелец нарушит закон, и обязано вступиться государство.

Конституция обязывает государство исполнять функции по защите красного круга человека. Но такой же насущной проблемой была защита зеленых кругов. Государство обязано защищать зеленый круг прав каждого гражданина от незаконных покушений со стороны агрессивных граждан и, что еще важнее, от самого государства.

В знаменитом философском труде «О cвободе» Джон Стюарт Милль назвал эту концепцию принципом предупреждения вреда:

Применять силу против любого члена цивилизованного общества оправдано только для того, чтобы предупредить вред по отношению к другим его членам.

Чтобы всем это было предельно ясно, к первоначальной конституции основатели составили десять поправок — Билль о правах — где, помимо прочего, проговорили, какие характерные для состязаний в силе случаи посягательства на зеленый круг со стороны государства будут прямо запрещены. Самая примечательная из этих десяти — Первая поправка, защищающая центральные права философии Просвещения: свободу слова, свободу вероисповедания, свободу печати и свободу собраний.

Основатели высоко ценили и право собственности, поэтому наделили владельцев недвижимого имущества особой властью, применимой внутри границ своих владений. Властью, позволяющей им считать частную территорию мини-страной, где хозяева могут устанавливать какие угодно правила, — пока не пересекают черту вреда. Другими словами, красный круг человека будет охраняться на всей территории США, неважно на чьей собственности он находится, а зеленый круг — только в общественных местах или на частной территории своего обладателя. Получается, для каждого гражданина Соединенные Штаты разделены на три типа пространств, каждое со своим набором прав: 

Когда ты у меня на вечеринке, работаешь у меня в компании, отдыхаешь у меня в ресторане, высказываешься у меня на сайте, я имею право вышвырнуть тебя, если ты скажешь то, что мне не понравится. Будешь одет в то, что мне не по душе. Или просто придешься мне не по нраву. Если ты оспоришь мою возможность это сделать, я могу вызвать полицию, и она встанет на мою сторону, потому что нарушителем закона будешь ты, а не я. Но ровно в тот момент, когда я нападу на тебя физически, похищу тебя или сделаю  еще что-нибудь, подпадающее под государственное определение вреда, уже не важно, где мы, — полиция теперь на твоей стороне.

Но чтобы США действительно заработали, свободной страны было недостаточно — нужно было стать страной справедливой.

Справедливость

Выражение «справедливая страна» имеет несколько значений.

Первый важный его компонент — процессуальная справедливость. Все ли равны перед законом, и ко всем ли применяются одни и те же процедуры? Классическим примером здесь будет система правосудия.

Когда кто-то нарушает закон или когда между гражданами возникает конфликт, государство-арбитр должно следить за тем, чтобы желтые и красные карточки выдавались последовательно и корректно. Даже если все пытаются быть максимально честными, это может быть нелегко.

Тонкая грань, что отделяет легальное от нелегального, основана на растяжимом понятии вреда. А значит, это…

…часто не так очевидно, как у меня на рисунке. Границы вреда не всегда четкие — чаще всего неясно и неоднозначно, был ли во время конфликта действительно нанесен вред: 

И потом, зеленые круги разных людей регулярно сталкиваются (например, когда публичный протест мешает провести публичный парад), и не всегда очевидно, чьи права важнее других. 

Как будто этого мало, люди еще и не всегда говорят правду. Государство часто не получает серьезных доказательств ни от одной из сторон: только слова одного против слов другого.

Поэтому основатели создали систему правосудия, которая позволяет любой стороне конфликта или подозреваемой в преступлении рассказать свою версию истории другим гражданам, а те потом решают, кто виноват и в чем. В ходе состязаний в силе людей сплошь и рядом признают виновными без доказательств и несправедливо наказывают. Философия Просвещения стремилась положить этому конец, поэтому установила железное правило: невиновен, пока не доказана вина.

Основатели знали и то, что по мере развития общества будут созданы новые отрасли и новые технологии, которые принесут с собой новые виды прав и новые виды вреда. Поэтому по мере возникновения новых ситуаций системе правосудия надлежит применять к ним дух Конституции, по ходу дела устанавливая новые судебные прецеденты.

Другой важный компонент справедливой страны — справедливость при распределении ресурсов.

Люди любят ресурсы, а ресурсы ограничены. Когда меряются силой, у кого дубина, тот и распределяет ресурсы, как сочтет нужным. В новом американском государстве такой способ работать уже не будет.

Но если решать, кто сколько получит, будут не сверху, то где тогда?

В первой части я сравнил рождение при диктатуре, сложившейся в ходе состязаний в силе, с вытягиванием карты из колоды:

Достанется червовый валет — родишься в одной из каст, которые диктатор провозгласил высшими, и жизнь будет легка и безопасна. Но, скорее всего, выпадет трефовая семерка — будешь крестьянином и жить тебе свою единственную жизнь в грязи. Или бубновая четверка — 40 тяжких лет рабства. А может, пиковая двойка — и в 13 лет тебя бросят на передовую одной из войн, которые развязал мистер Вопросительный Знак, да и хватит с тебя.

Красный и зеленый круги частично решили эту проблему, убрав (по крайней мере для граждан) самые вопиющие формы угнетения, представленные младшими картами. Жители США гарантированно не вытянут ничего ниже, скажем, семерки. Чтобы определить, как будут выдаваться карты поверх этого минимума, стране была нужна правильная система распределения ресурсов.

Давайте на минутку всё чудовищно упростим и будем рассматривать возможности распределения ресурсов на линейной шкале, что наверняка вызовет немало криков в мой адрес:

Можно наложить на эту схему нашу футбольную метафору, где игроки — граждане, а арбитр — государство:

Мало кто не согласится, что правая половина этого спектра — где ресурсы распределяются произвольно, по желанию диктатора — это несправедливая система, которая приводит к расширению беднейших слоев населения со слабой надеждой подняться выше.

Но одни из самых жарких мировых дискуссий прошлого века велись о том, где находится настоящая справедливость с левой стороны спектра.

Основатели предпочли середину этой шкалы — свободные рынки и равенство возможностей — левой стороне. Они считали, что на футбольном поле Соединенных Штатов все должны иметь равную возможность поучаствовать, но определять судьбу людей должно то, как они будут играть. Риторика «равенства возможностей» вплетена прямиком в третье неотчуждаемое право: стремление к счастью. Право на стремление — вот что было важно для американцев. Право стремиться к счастью, достатку, власти, влиянию — не право овладеть этими ресурсами.

Но перед нами спектр, а не выбор между двумя вариантами, — и споры о точном месте, где США находятся и где должны находиться в левой его части, ведутся внутри страны с самого момента ее основания. Тем не менее основная мысль ясна: равенству результатов основатели предпочли равенство возможностей.

На их взгляд, равенство возможностей справедливо на интуитивном уровне. Да, такая система создавала победителей и проигравших — и не все будут рады своим результатам — однако, верили они, если люди будут видеть, что равны возможности, то и результаты будут считать справедливыми.

Еще основателям была небезразлична свобода. Поэтому любая система, обеспечивающая справедливость за счет чрезмерного ограничения свобод, была бы недопустима.

Если добавить на наш график ось «контроль со стороны государства», можно увидеть, как это повлияло на их расчеты.

Общая идея в том, что чем дальше от центра оси равенства, тем больше нужно контроля, чтобы обеспечивать сопутствующее равенство (или неравенство) результатов. А значит, система распределения ресурсов в стране будет располагаться где-то на этой V-образной линии.

Желание основателей обеспечить с одной стороны личную свободу, с другой закон и порядок ограничивает верхнюю и нижнюю части квадрата:

Как мы рассуждали выше, принцип равенства возможностей скрывает от нас и правую сторону оси X.

Поэтому вернем назад нашу букву V и увидим, почему основатели оказались на оси равенства именно в этом месте:

За идеально равномерное распределение ресурсов, гарантирующее каждому гражданину равные жизненные условия и равенство ресурсов, пришлось бы дорого заплатить свободой. Как ни живи свою жизнь, на ее качество это никак не повлияет. В этой ситуации результаты определяет государство — а это полностью противоречит философии Просвещения. Поэтому основателям опять пришлось идти на компромисс.

Сложив всё вместе, получаем внутри большого квадрата окошко, обозначающее зону США:

Зона США — это не точка, скорее фигура с длиной и шириной. От этого гражданам, философам и политикам всё еще есть о чем спорить. Но весь диапазон споров будет ограничен этим участком.

А немало криков эта схема вызовет потому, что люди обычно не воспринимают тот факт, что их политические оппоненты ютятся в другом углу той же зоны. Люди склонны думать, что их политические противники, как при состязаниях в силе, устраивают в запретных зонах всякие бесчинства: хищный капитализм, превышение государственных полномочий, институциональную дискриминацию и т. д. И в некоторых случаях так оно и есть. К этому мы еще вернемся. Сейчас мы изучаем образ мысли, стоящий за разработанной основателями системой, — или по крайней мере то, во что он развился к настоящему времени.

В пользу свободных рынков и равных возможностей был и другой аргумент, лежащий уже не в этической плоскости. Основатели предвидели, что равные возможности дадут блестящий побочный эффект — фантастическую продуктивность. Система, в которой каждый имеет возможность соревноваться за ресурсы, создаст полноценную альтернативу состязаниям в силе.

Состязания в нужности

Состязаясь в силе, люди отбирают желаемые ресурсы при помощи дубин. Состязаясь в нужности — обменивают ресурсы на морковки.

И те, и другие состязания ведомы человеческой природой. Разница в том, что в первые люди вступают, когда правил нет, а во вторые — когда добавляется ключевое ограничение:

пользоваться дубиной запрещено.

Если я хочу что-то твое, но угрожать тебе не могу, мне остается только сделать так, чтобы ты отдал мне это добровольно. А поскольку ты точно такой же эгоист, я могу только придумать «морковку» — нечто ценное, что тебе захочется иметь больше, чем тот ресурс, который нужен мне. Если я такую морковку придумаю, ты с радостью обменяешься, а я получу нужный ресурс. Состязания в силе — игра с нулевой суммой: запугивающий побеждает, а запуганный проигрывает. По итогам состязаний в нужности сумма положительная: устранив из системы дубину, выигрывают обе взаимодействующие стороны.

Вспомним упрощенную форму нашего уравнения:

Состязания в нужности — классический пример того, как можно изменить среду, чтобы изменить поведение. Исключение запугивания из числа доступных инструментов — а точнее, введение за него жестких наказаний, делающих его нежелательной стратегией, — меняет всё. Соревнование в том, кто всех страшнее, всех опаснее и лучше всех запугивает, превращается в соревнование по выращиванию лучших морковок — кто больше всех нужен согражданам.

Вот два очевидных примера.

Когда идут состязания в экономической нужности (т. е. при капитализме), любой гражданин может соперничать за достаток, но чтобы достаток обрести, ему нужно выяснить, за какую морковку другие граждане готовы поделиться своим. Любой может устроиться на работу или начать бизнес, но чтобы стремление к достатку привело к достатку на деле, нужны работодатели и клиенты, которые решат обменять свои деньги на то, что нужно им. А чтобы обеспечить достаток долговременный, морковка и правда должна быть приятна на вкус, а не просто аппетитно выглядеть или быть вкусной только на словах. То, что вы предлагаете, должно оказаться нужным на поверку — в противном случае с работы вас быстро уволят, а ваша деловая репутация быстро увянет.

Когда состязаются в нужности политической (т. е. при демократии), любой гражданин может претендовать на высокий пост и соперничать за возможность распределять бюджеты и задействовать государственные рычаги. Но чтобы действительно получить такую власть, нужно убедить других граждан позволить этот пост занять, собрав достаточно голосов для победы на выборах. А чтобы удерживать власть долгое время, придется пользоваться ей так, чтобы это устраивало столько граждан, сколько необходимо для регулярного переизбрания. Если обещанные во время предвыборной кампании морковки так и не завезут, избиратели вряд ли дадут вам власть в следующий раз.

Без правильных законов человеческий эгоизм выходит из-под контроля и быстро берет верх над всем остальным. Поэтому состязания в силе выигрывает Примитивный разум. А состязания в нужности ставят Примитивный разум на место, заставляя играть по правилам Просвещения или отправиться за решетку.

Когда меряться нужно силой, лучше пусть тебя боятся, чем любят, а если нужностью — любовь обычно выгоднее страха. Это вынуждает политиков и бизнесменов вести себя порядочнее.

И хорошее поведение — лишь вишенка на торте. Основатели считали, что, надев на Примитивный разум конституционные поводья, они превратят дикие пожары человеческого эгоизма в незатухающий, самоходный и самоуправляемый паровой двигатель.

В повседневной жизни состязания в нужности сделают высокое качество жизни задачей, которая достигается сама собой. Вот как это выразил Адам Смит, знаковая фигура эпохи Просвещения: «Не от благожелательности мясника, пивовара или булочника ожидаем мы получить свой обед, а от соблюдения ими своих собственных интересов».

В долгосрочной перспективе из результатов состязаний сложится яркая стрелка в сторону прогресса и процветания, что пойдут на пользу всем американцам.

Состязания в нужности не просто определяют, кому выпадет жить восьмерками, девятками, десятками, валетами, дамами, королями и тузами…

Долговременные преимущества состязаний в нужности поднимут весь диапазон до такой точки, где среднестатистический американец будущего сможет жить гораздо более комфортабельной и приятной жизнью, чем сливки из сливок конца 18 века.

Но самым крутым свободным рынком при состязаниях в нужности будут не экономические, и не политические состязания, это будут состязания мнений — они дадут американскому великану мозг. Если мы хотим достичь нашей цели — понять, что происходит в американском обществе и во всех остальных, — придется стать нейробиологами мира великанов и разобраться в том, как общество мыслит. С этого мы начнем следующую главу.

Глава 5: Кнопка «Выключить звук»

По материалам Wait But Why

Переводили: сообщество 15×4.org
Редактировал: Александр Иванков