Среднее время прочтения — 17 мин.

В ухудшении здоровья размещенных на Кубе американцев винят «неизвестный источник энергии». Настоящая причина может быть куда любопытнее.

Впервые пронзительный звук высокой частоты услышали два сотрудника только что открытого посольства США в Гаване. Это случилось в конце 2016 года, вскоре после избрания Дональда Трампа президентом. Звук появился у них дома, в зеленых районах на западе города. Если перейти в другую комнату или выйти на улицу, он прекращался. Пострадавшие считали, что звук искусственный, что это такая форма притеснения иностранных дипломатов. Примерно тогда же у них начались многочисленные симптомы: головные боли, усталость, головокружение, спутанность сознания, потеря слуха, тошнота. 

Читает Тарасов Валентин
Podster, Apple Podcasts, YouTube, Скачать, Telegram, VK, Spotify

Тридцатого декабря 2016 года в известность поставили поверенного в делах Джеффри Делорентиса и начальника службы безопасности Энтони Спотти. К тому времени уже третий работник посольства, живший в том же районе, услышал звук и заметил у себя указанные симптомы. Делорентис отправил всех троих на осмотр к отоларингологу в Университет Майами. Врач констатировал у них повреждение вестибулярного аппарата. 

Сообщения о недомогании после контакта с неизвестным звуком начали поступать и от других дипломатов, проживавших в Гаване. Один из них, сотрудник иностранного МИДа, рассказал, как однажды в марте проснулся от какого-то скрежета. «Меня парализовало, — заявил он. — Когда раздался этот звук, я не смог пошевелиться. Не мог подняться, пока он не утих». В последующие дни у него звенело в ушах, он ощущал сильнейшую усталость, совершал много ошибок на работе, стал остро реагировать на громкие звуки и яркий свет. 

До конца месяца Делорентис собрал совещание старших дипломатических работников и сообщил о происходящем. Он настаивал, что делиться этой информацией нельзя ни с кем — даже с родными. Это усугубило ситуацию: дипломаты только сильнее встревожились. Совсем скоро пришлось созвать открытое совещание для всех служащих американской дипмиссии. В помещение для работы с секретными документами — святая святых для передачи конфиденциальной информации — набилось больше 60 человек. Им сообщили о звуках и симптомах, предложили пройти осмотр. Этой возможностью воспользовались почти все присутствовавшие, а также их близкие. 

«В посольстве царила атмосфера истерии и озабоченности, — утверждает другой чиновник, в то время работавший в Гаване. — „Истерия“, пожалуй, неправильное слово. Скорее, озабоченность и страх — мол, „почему нам рассказали только сейчас?“. Посол изо всех сил пытался развеять страхи: „Хотите пройти осмотр — сделаем. Отправить семью в Штаты — пожалуйста“.

У двенадцати из восьмидесяти осмотренных были установлены те же симптомы, что за несколько месяцев до этого появились у первых двух дипломатов. Однако не все слышали необычные звуки, а те, кто слышал, описывали совершенно другие, не такие резкие: как будто из машины с одним открытым окном.

В апреле Делорентис созвал совещание с послами Канады, Великобритании, Франции и других стран — союзниц США. От своих сотрудников никто сообщений о похожих симптомах не получал. Однако, когда посол Канады передал эту информацию своим подчиненным, с просьбой организовать медосмотр обратились 27 человек. У двенадцати выявили тот же набор симптомов, что и у американцев. 

К августу 2017-го о симптомах сообщили уже 16 человек из числа американских дипработников и членов их семей. Некоторые настаивали, что отоларинголога для лечения недостаточно. У дипломата, с которым я общался для этой статьи, к симптомам добавились зрительные нарушения, головокружение и прогрессирующие когнитивные расстройства. Глава медицинского отделения Государственного департамента договорился, чтобы пострадавшие прошли лечение в Центре нейротравматологии при Пенсильванском университете. Примерно в то же время история наконец стала достоянием общественности. В новостных репортажах цитировалась официальная версия: симптомы появились в результате звуковых атак с использованием невидимой силы — как в «Звездных войнах», только по-настоящему. 

«Ответственность за поиск виновных в этих покушениях на здоровье наших служащих мы возлагаем на кубинские власти», — заявил Рекс Тиллерсон, в то время занимавший должность госсекретаря США. Вскоре Тиллерсон отдал распоряжение о возвращении на родину практически всех американцев, работавших в посольстве, вместе с семьями, кроме минимально необходимого персонала. Затем США выслали 15 кубинских дипломатов из посольства в Вашингтоне, выпустили официальное предупреждение для американских туристов и ввели новые ограничения на поездки между странами.

При всей своей фантастичности заявление о невидимом оружии приобрело тень научной достоверности в феврале 2018 года, когда журнал Американской медицинской ассоциации опубликовал исследование, проведенное медиками из Пенсильванского университета. «Похоже, что обследованные пережили повреждение ряда крупномасштабных функциональных сетей головного мозга», — говорилось в статье. Не обнаружив явных признаков вирусного или химического происхождения симптомов, исследователи оставили без ответа вопрос о том, как подобное повреждение можно было получить. Они изначально исходили из того, что симптомы вызвал «неизвестный источник энергии, действие которого воспринималось как акустические и вибрационные явления». 

С этого момента освещать теорию о «неизвестном источнике энергии» начали крупные новостные компании, — в частности NBC и The Times. Совсем недавно, 17 марта, программа 60 Minutes выпустила в эфир сюжет под названием «Охота на американцев». Корреспондент Скотт Пелли заявил, что дипломаты «получили серьезные травмы головного мозга», и отметил, что ФБР «расследует достоверность версии о том, что этих американцев атаковали загадочным оружием, не оставляющим следов». Атаки, — произнес Пелли своим фирменным баритоном, — похоже, представляют из себя «план враждебного государства, направленный против американцев, работающих за рубежом». 

И все же через два с половиной года после первых сообщений о необычных звуках и недомогании, как минимум шести визитов на Кубу агентов ФБР, исследования пенсильванских медиков, еще одного исследования, проведенного отоларингологом из Университета Майами, и создания Госдепартаментом «спецгруппы реагирования на инциденты, повлекшие за собой вред здоровью», заявления об атаках невидимым оружием не только не подтвердились, но и активно оспариваются известными физиками и инженерами в США и за рубежом. 

Тем временем десятки ведущих неврологов, психиатров и психологов предложили альтернативную версию: обнаруженные у дипломатов симптомы в первую очередь носят психогенный (или «функциональный») характер. Если так, то симптомы были вызваны не каким-то секретным высокотехнологичным оружием, а той же совокупностью психоневрологических процессов — подсознательных, но чрезвычайно мощных, — что стоят за гипнозом и эффектом плацебо. Другими словами, это расстройства не «аппаратной» части мозга, а его «программного обеспечения». Это не объективные повреждения структуры мозга, а хронические изменения в его функционировании, — как правило, в результате заболевания, травмы или стресса. 

Тот факт, что Госдепартамент и медики, которым правительство поручило лечение дипломатов, отвергли это объяснение, экспертов не удивляет. В конце концов, по их словам, функциональные неврологические расстройства входят в число наименее изученных, наиболее изнурительных и недооцененных заболеваний, известных медицине. 

Второго ноября 1881 года 15-летняя француженка разбила оконное стекло и слегка поцарапала тыльную сторону левой руки. Рана зажила за четыре или пять дней, однако к тому времени ее пальцы сжались, как будто держат чашку: большой палец плотно прижат к указательному. Они оставались в положении «прямо как при косорукости» целый год. Этот случай описал невролог Жан-Мартен Шарко, основатель современной неврологии. Шарко определил контрактуру как «истерическую»: она не была напрямую вызвана незначительным ранением, но и одним лишь плодом воображения девушки ее тоже нельзя считать.

Шарко применял термин «истерия» не к карикатурным образам викторианских матрон, которые то рвут и мечут, то хлопаются в обморок, а к случаям наподобие истории выше: устойчивым расстройствам нервной системы (восприятия или движения) без очевидных физиологических причин. Изучению и лечению подобных состояний Шарко посвятил немалую часть карьеры, многие из его открытий и сегодня не потеряли значимости. К примеру, он один из первых специалистов, развенчавших миф о том, что истерические расстройства случаются только у женщин. «Чтобы сильный и энергичный рабочий, — заявил он на лекции в 1887 году, — инженер железнодорожных путей, полностью интегрированный в общество и никогда не проявлявший склонности к эмоциональной нестабильности, впал в истерику — прямо как женщина — кажется немыслимым. Однако это факт, и к нему нам следует привыкнуть». 

Поработав с большим количеством железнодорожных рабочих, страдавших от паралича или двигательных расстройств после на первый взгляд незначительных повреждений, Шарко пришел к одному из своих главных открытий. Эти расстройства редко возникают из ниоткуда, — часто они бывают спровоцированы легкой травмой: как будто человек настолько испугался ее последствий, что в самом деле заболел. Для сравнения: при чисто физической травме, приводящей к хроническому увечью, «не наблюдается такая диспропорция между обыденностью травмы и интенсивностью контрактур; более того, после излечения периферического раздражения они обычно не персистируют». 

К началу 20 века на смену неврологическому подходу Шарко пришли психиатрические теории Зигмунда Фрейда, который рассматривал истерическое поведение как результат подавленной психологической травмы, настолько неприемлемой для сознания, что она трансформировалась (англ. converted) в физические симптомы. Таким образом, «конверсионное расстройство» стало вотчиной не неврологов, а психиатров. Однако, по мере того как влияние Фрейда на протяжении 20 века уменьшалось, интерес к подобным пациентам начал снижаться так стремительно, что явление практически исчезло из учебников по медицине. 

Затем, на стыке веков, неврологи, работавшие с двигательными расстройствами, начали наблюдать и описывать случаи, которые казались им пережитком столетней давности. Одним из них, Марк Холлет, в 1984 году поступил на работу в организацию, ныне известную как Национальный институт неврологических расстройств и инсульта, в должности клинического директора и заведующего отделом регуляции движений у человека. Холлет, один из ведущих экспертов в США по двигательным расстройствам, решил открыть клинику, куда неврологи со всей страны могли бы направлять пациентов в случае затрудненной диагностики. На лекции в 2015 году он рассказал студентам, что у некоторых таких пациентов обнаруживалось расстройство, которое Шарко диагностировал бы моментально, но которое почти никто из врачей тогда не понимал. 

«Оказывается, такие пациенты составляли 30% от всех поступивших в клинику», — пояснил Холлет. Он показал три коротких видеозаписи, на них — женщины, страдающие от функциональных расстройств. Одну пробивает сильная дрожь, вторая будто в испуге постоянно вскидывает руки, у третьей проблемы с равновесием: во время ходьбы она покачивается и иногда падает. Судя по снимкам МРТ или энцефалограмме, сообщил студентам Холлет, пациенты двигаются осознанно. «Они же утверждают, что движения непроизвольные, — пояснил он. — Не они это делают — это случается с ними само». 

То же, что в 19 веке для понимания «истерии» сделал Шарко, Холлет и горстка других ведущих неврологов сделали в 21-м для понимания функциональных или психогенных расстройств. Название, кстати, — единственный камень преткновения среди ученых. Одни, как Стэнли Фан из медицинского центра Колумбийского университета, выступают за определение «психогенные»: помимо прочего, оно прямо указывает на то, что источник проблем — психика. Другие — как Холлет и Джон Стоун, невролог из Эдинбургского университета (Шотландия), — отвергают этот термин по той же причине: кажется, как будто это исключительно психиатрическое расстройство. Они же считают, что в таких случаях есть значительная неврологическая составляющая. 

«От слова „психогенный“ меня коробит, — признается Стоун во время одного из наших многочисленных разговоров по Skype. — Оно создает ложное впечатление о том, что расстройства из себя представляют. Они похожи на депрессию или мигрень. Происходят в той „серой зоне“, где пересекаются разум и мозг». 

В одном из первых современных учебников по этой теме (авторы: Стоун, Холлет и Алан Карсон из Эдинбургского университета) сказано, что от функциональных расстройств страдают около 15% пациентов, приходящих на прием к неврологу. Особенно следует отметить двигательные нарушения, которые по незнанию можно принять за эпилепсию, болезнь Паркинсона, рассеянный склероз, слепоту, кому или паралич. В других случаях они вызывают более прозаичные, однако не менее изнуряющие симптомы — вроде тех, что наблюдались у американских дипломатов. 

Постепенное понимание этой проблемы распространилось достаточно широко, и в предисловии к статье пенсильванской группы исследователей редакторы журнала Американской медицинской ассоциации заявили, что многие симптомы, поразившие дипломатов, тоже можно объяснить функциональным расстройством. «В частности, — говорится там, — персистирующее постуральное головокружение — это синдром, для которого прежде всего характерно хроническое головокружение и ощущение неустойчивости, которые чаще всего вызваны острым или хроническим вестибулярным, неврологическим, соматическим заболеванием или тяжелым психическим расстройством». 

Через несколько месяцев после публикации результатов Стоун стал соавтором письма в редакцию, которое подписали 38 известных неврологов, психологов и психиатров со всего света, с предположением, что недомогание у дипломатов может носить функциональный характер. В письме говорилось: «При функциональных расстройствах на фоне тревожности и постоянной настороженности первоначальный дискомфорт из-за внешнего раздражителя вызывает процессы дезадаптации, которые, в свою очередь, приводят к устойчивым симптомам. При диагностике действительно следует проявлять осторожность, однако функциональные неврологические расстройства — это настоящие заболевания, которые встречаются довольно часто и могут поразить любого, — в том числе усердно трудящихся дипломатов». 

В беседе по Skype я спросил Стоуна, случалось ли ему лечить пациента с постуральным головокружением. «Сегодня ко мне приходила женщина с этим расстройством, — ответил он. — В кабинет вошла нормально. И не подумаешь, что с ней что-то не так. Но, как и большинство таких пациентов, она пришла сама не своя от страха, что ей не поверят. Рассказала, что постоянно испытывает ощущение движения, что все вокруг качается и это сводит ее с ума. Не в буквальном смысле — просто конца этому нет». 

Я спросил, стоит ли за ее симптомами настоящая болезнь. «Так у нее настоящая и есть, — ответил Стоун с ноткой раздражения в голосе. — У нее функциональное расстройство». 

Но как единичный случай, наподобие истории этой пациентки, может вылиться в эпидемию, затронувшую десятки дипломатов? По мнению Стоуна, неважно, у одного человека функциональное расстройство или у группы людей. Одни называют такое явление «массовой истерией», другие используют более современный термин «массовое психогенное заболевание». Стоун же считает оба термина по меньшей мере некорректными. «Термин „массовая истерия“ просто смешон и унизителен», — сказал он мне. А «массовое психогенное заболевание» ему не нравится, поскольку прилагательное «психогенный» предполагает, что симптомы у людей только «в голове». 

«Массовое психогенное заболевание — это разновидность функциональных расстройств, а не отдельная болезнь, — объяснил Стоун. — Я полностью согласен, что мысли о недомогании могут передаваться от человека к человеку. Так постоянно происходит при многих функциональных расстройствах. Даже новостной сюжет о рассеянном склерозе может привести к появлению похожих на него симптомов». 

Как загадочный психоневрологический процесс мог поразить группу ранее здоровых дипломатов, понять трудно. Но, оказывается, понять, как это удалось невидимому оружию, еще сложнее. 

Я спросил Дугласа Смита, ведущего автора статьи из журнала Американской медицинской ассоциации, какие устройства могли навредить дипломатам. Отметив, что он не эксперт по подобным устройствам, Смит ответил: «Наиболее вероятные варианты: ультразвук, инфразвук и микроволны — поразить мозг потенциально может все это». 

Однако физики и инженеры, специалисты по воздействию подобных технологий на людей, с ним не согласны. Рик Телл, бывший глава отделения электромагнетизма в Агентстве по защите окружающей среды, более 50 лет провел за изучением безопасных пределов воздействия электромагнитного излучения, в том числе микроволнового, а также участвовал в разработке соответствующих международных стандартов. «Если встать перед мощной радиовышкой, — а она обычно очень и очень высокая, — можно почувствовать, что тело теплеет, — рассказал мне Телл. — А для повреждения тканей мозга нужно задействовать столько энергии, чтобы мозг начал перегреваться. Как это сделать, я не знаю, — особенно если энергию передавать через стену. Не похоже на правду». 

Американские военные тестировали мощное микроволновое излучение в качестве средства для разгона толпы. Но волны не проникали в мозг: они так быстро нагревали кожу, что люди разбегались почти сразу после включения прибора. 

Невидимая атака на американских дипломатов или что-то более непонятное? 1
Иллюстрация: Тишк Барзанджи

По одной из теорий, происхождение услышанных дипломатами звуков объясняется «эффектом Фрея». Это явление было названо в честь американского ученого Аллана Фрея, который обнаружил, что если направить в голову микроволновое излучение, человек начинает слышать щелчки. Однако профессор в области биоинженерии из Пенсильванского университета Кеннет Фостер, который в 1974 году опубликовал исследование этого эффекта, утверждает, что звук этот очень тихий: чтобы его расслышать, нужна почти полная тишина.

«Это абсолютно нереальное объяснение истории с дипломатами, — говорит профессор. — Это невозможно. Сама мысль о том, что можно направить микроволновое излучение огромной силы на людей так, чтобы это осталось незамеченным, просто не выдерживает критики. Не имеет под собой никаких оснований. С тем же успехом можно заявить, что в них стреляли зеленые человечки с Марса». 

В числе причин называют и ультразвук. При достаточно высокой интенсивности воздействия он приводит к формированию в жидкостях так называемых «акустических пузырей». После этого появились разговоры о том, что пузыри могут появляться во внутреннем ухе или мозгу и повреждать их. Профессор Тимоти Лейтон, который занимается изучением ультразвуковой и подводной акустики в университете Саутгемптона (Англия) написал об акустических пузырях книгу (она так и называется — «Акустический пузырь»). 

Вот как он мне это объяснил: «Если поместить рядом с жидкостью ультразвуковой зонд, в ней начнут появляться пузыри — по тому же принципу, что и в ультразвуковых ваннах. Но с воздухом такого эффекта не добиться. Акустические пузыри появляются только при прямом контакте. Когда беременным делают узи, врач прижимает прибор прямо к телу. На живот женщины наносят специальный гель, потому что даже при микроскопическом зазоре ультразвуковой сигнал не пройдет».

Устройства, издающие высокочастотные звуки, иногда используют владельцы магазинов, чтобы разогнать молодежь, которая любит собираться поблизости. Молодых людей такие звуки раздражают, а старшее поколение их попросту не слышит. Оглушительно громкие звуки могут вызвать потерю слуха или звон в ушах, но к повреждениям мозга у людей они никогда не приводили. «Нет никаких оснований так полагать и никаких теорий, объясняющих, как это в принципе могло произойти, — говорит Лейтон. — Секретный ультразвуковой луч смерти, который поражает через воздух, — это полный бред». 

Но что тогда вызвало повреждения у дипломатов? На этот вопрос не так-то просто ответить, поскольку многие неврологи и психологи не нашли в той статье убедительных свидетельств наличия повреждений. По крайней мере, снимков мозга опубликовано не было (да при сотрясении следов травмы обычно и не видно). Диагноз был поставлен по симптомам и результатам исследований: теста на равновесие, слух, память, движения глаз и тому подобных. Даже результаты тестов, ни один из которых, по мнению критиков, не является абсолютно объективным, не показал ничего выходящего за норму. 

Несмотря на загадочность функциональных расстройств, чтобы их диагностировать, недостаточно просто исключить все вероятные «нормальные» заболевания, которые могут вызывать те же симптомы. Вместо этого неврологи ищут симптомы, которые выпадают из общей картины, меняются даже во время обследования и не укладываются в описания привычных и известных патологий, вызванных травмой или болезнью. Одной из отличительных черт поразившего дипломатов недуга является то, что, даже если бы незадолго до возникновения симптомов все они получили травму головы (хотя такой травмы ни у кого не было), на восстановление ушло бы несколько дней, недель или месяцев, — что и ожидается, если травма незначительная. Однако у многих симптомы месяцами сохранялись, а то и ухудшались, становясь хроническими. Возможно, у кого-то они останутся на всю жизнь. Такие длительные последствия для сотрясения мозга обычно не характерны, зато регулярно наблюдаются в случае психогенных расстройств.

С биологической точки зрения такие расстройства, как и другие неврологические нарушения, пока объяснены лишь примерно. Считается, что их могут вызвать чрезмерная настороженность, страх и ожидание чего-то плохого. Но эти осознанные процессы лишь верхушка айсберга. Гораздо больше происходит на глубинном, неврологическом уровне, где кодируются наши ощущения, чувства, движения и воспоминания. Возьмем исследование людей с функциональным расстройством 2016 года, соавтором которого выступил Холлетт. У них была выявлена пониженная функциональная связность с участком мозга, который отвечает за субъектность личности — ощущение контроля над собственными действиями. В другом исследовании (в нем Холлетт тоже участвовал) обнаружилось, что у пациентов с функциональным расстройством больше серого вещества в левой миндалине и других зонах мозга, отвечающих за эмоции, и меньше — в сенсомоторной коре, контролирующей движения и ощущения. Результаты исследований позволяют предположить, что функциональные расстройства как бы перехватывают управление неврологическими механизмами, с помощью которых мы воспринимаем свое тело.

«Эти расстройства ставят под сомнение наши представления об ощущениях и их достоверности, — рассказывает Стоун. — В некоторых случаях это расстройства восприятия, которые дают нам возможность понять, в чем ощущения нас обманывают».

Для больных причина возникновения функциональных расстройств не так важна, как возможность от них избавиться. Вот случай со студентом колледжа Джейсоном Линдсли из города Ланкастер, штат Пенсильвания. Однажды ночью в марте 2016 года у тогда еще здорового 21-летнего парня появились жар и озноб, похожие на симптомы гриппа. Еще через несколько часов его тело с головы до ног охватило странное онемение. К часу ночи онемение прошло, но его сменила резкая боль в пояснице. 

Мать Линдсли, медсестра, тут же отвезла его в местный медпункт. «Меня решили лечить от поясничной боли, — рассказал Линдсли. — В прошлом у меня были травмы из-за футбола. Есть грыжа межпозвоночного диска. Мне дали обезболивающее, посоветовали расслабиться и отправили домой». 

Это случилось в пятницу вечером. К утру понедельника эффект от обезболивающего рассеялся, а боль осталась. Во вторник он сходил к семейному врачу, тот отправил его к вертебрологу (специализируется на диагностике и лечении заболеваний в области позвоночника — прим. Newочём). На следующий день у Линдсли начали шататься ноги. В четверг ему стало так сложно ходить, что родители дали сыну высокий табурет, чтобы тот на него опирался. На следующее утро он уже не мог стоять. 

Вертебролог, к которому он сходил в тот день, поставил предварительный диагноз — синдром Гийена-Барре. Это неврологическое расстройство возникает, когда иммунная система атакует периферическую нервную систему. Его отвезли в больницу, положили в отделение интенсивной терапии и начали лечить иммуноглобулином внутривенно.

Но лучше ему не стало. После многочисленных анализов крови, люмбальных пункций, МРТ и физических осмотров врачи в местной клинике и больнице Пенсильванского университета не обнаружили никаких физических отклонений. По словам Линдсли, главный невролог тогда сказал: «Похоже, придется разбираться уже на вскрытии». Невролог написал в диагнозе «конверсионное расстройство» — термин Фрейда, которому уже лет сто. Однако три психолога, которые обследовали Линдсли, не нашли никаких глубинных психических проблем, которые могли бы вызвать паралич. 

Год спустя, несмотря на месяцы физиотерапии и попытки укрепить мышцы ног, он по-прежнему не мог вставать без посторонней помощи. Когда Линдсли уже начал примиряться с тем, что останется инвалидом на всю жизнь, его мать посмотрела видео, в котором Стоун рассказывал о функциональных расстройствах. Она убедила сына его посмотреть. «Когда мне поставили конверсионное расстройство, — вспоминает Линдсли, — врачи стали говорить о том, что проблема у меня в голове, как будто я сам вызвал это состояние и сам во всем виноват. Доктор Стоун утверждал, что это совсем не так. Я подумал, а что, если он прав и наш мозг действительно может заставить себя творить все что захочет?». 

Линдсли написал Стоуну, а тот связал его с неврологом Катрин Лафавер, которая училась у Холлетта в Национальном институте неврологических расстройств и инсульта и сейчас возглавляет клинику по функциональным двигательным расстройствам при университете Луисвилля — одну из немногих в Штатах. Линдсли решил попробовать к ней обратиться. В марте 2017 года, почти через год со дня, когда у него впервые появились симптомы, он приехал в клинику на инвалидном кресле. Через неделю он вышел оттуда на своих двоих как ни в чем ни бывало. 

Для лечения Лафавер использовала метод, который называет двигательной переподготовкой. Он помог Линдсли преодолеть сопротивление к привычным движениям. Физиотерапевты просили его совсем чуть-чуть подвигать ступнями, снова и снова убеждая парня, что он может это сделать, — хотя его мозг и считает иначе. Еще он каждый день ходил на когнитивно-поведенческую терапию, где учился техникам расслабления и заботы о себе. 

В клинику Лафавер приезжают люди со всех Штатов. «Потребность в лечении для таких пациентов огромна, — рассказывает она. — Такие расстройства встречаются чаще, чем рассеянный склероз. О рассеянном склерозе слышали все. В каждом большом городе есть специальный медицинский центр. Функциональные расстройства встречаются гораздо чаще, но о них никто не слышал, и профильных центров практически нет. Это просто уму непостижимо». 

Чтобы лично увидеть и услышать, что произошло на Кубе, в октябре я на пять дней приехал в Гавану. В кубинском МИДе я встретился с замглавы департамента по связям с США Йоаной Табладой. Она бурно жаловалась на обвинения в том, что ее страна знала о нападениях на дипломатов. 

«Мы знаем, чего точно не было, — говорит она. — Мы знаем, что никто на американцев ни с каким оружием не нападал». 

На улице, где первые дипломаты услышали необъяснимые звуки, я услышал только странное козлиное блеяние. Местный житель рассказал, что никто из живущих по соседству ничего необычного не слышал. «Только они», — добавил он. 

Госдепартамент выявил в Гаване 26 заболевших: это американские дипломаты и члены их семей, а также еще один подтвержденный случай, произошедший в прошлом году в Гуанчжоу.

«Паршивые у меня дела, — говорит Кэтрин Уэрнер, которая заболела во время работы в Китае. — С равновесием все так плохо, что сама я не справляюсь. Приходится пользоваться специальным жилетом и тростью. С этим сложно смириться — мне всего 32. Я руководила командой умных и увлеченных людей, занималась вопросами торговой политики, а теперь не могу вспомнить самые обычные слова и справиться с простыми задачами. Вся жизнь пошла под откос».

Звуки, которые она слышала, не были похожи на те, о которых рассказывали первые заболевшие. «Я слышала низкий, пульсирующий звук, в основном по ночам, — рассказывает она. — Я от него просыпалась. Сначала подумала, что это кондиционер так чудно шумит. Звук как будто от какого-то прибора — такой низкий, жужжащий, вибрирующий». 

У нее были симптомы, которые у других дипломатов не наблюдались. Помимо звона в ушах, тошноты и головокружений, у нее появилась сыпь, и случались кровотечения из носа. «Волосы начали пучками выпадать, — жалуется Уэрнер. — В общем, заболела основательно». 

После предупреждения от канадских властей еще у нескольких дипломатов и их близких были выявлены схожие симптомы, общее число заболевших достигло 15 человек. В январе, когда стало известно о новом случае, канадское правительство заявило, что сократит миссию на Кубе в два раза. 

Двадцать седьмого марта госсекретарь США Майк Помпео вновь заявил, что было совершено «покушение на здоровье» американских дипломатов. «Нам пока не удалось разгадать это дело, — сказал он. — Лучшие умы, не только в правительстве, но и в медицине, не смогли пока найти причину, чтобы проблему можно было устранить. Задача оказалась не из легких».

Хорошая новость в том, что среди медиков из Национальных институтов здравоохранения (НИЗ), которые осматривали дипломатов в прошлом году, оказался Марк Холлетт. Правда, в собранную Госдепартаментом спецгруппу он не вошел. Я написал ему письмо и попросил об интервью, но он сказал, что ему, скорее всего, со мной поговорить не разрешат. «Наше руководство не в восторге от того, что Минздрав (в состав которого входят НИЗ — прим. Newочём) лезет в дела Госдепартамента», — написал он. В НИЗ молчание Холлетта объяснили тем, что о состоянии пациентов пока говорить преждевременно. Ему не дали и подписать письмо, которое Стоун отправил в Журнал американской медицинской ассоциации в ответ на статью Смита. 

Чтобы выяснить, почему одному из ведущих специалистов по функциональным расстройствам запретили разговаривать с журналистами, я отправил запрос согласно закону «О свободном доступе к информации». В ответ я получил 79 страниц текста, в том числе письмо, в котором глава Национального института неврологических расстройств и инсульта объяснял Холлетту, почему он не должен со мной разговаривать. По всему тексту были купюры. 

То, что у дипломатов функциональное расстройство, отрицает не только Госдепартамент, но и сами заболевшие, с которыми мне удалось поговорить, и лечившие их врачи. Они убеждены, что симптомы были вызваны чем-то внешним, физическим, «настоящим». 

«Меня проверяли по полной программе: томография мозга, физические осмотры, сложные проверки зрения, — рассказал сотрудник дипмиссии, который заболел в Гаване. — Исследования выявили повреждения мозга. Вы оказываете пострадавшим плохую услугу, заявляя, что они все выдумывают». 

«В это верят все мои сотрудники, которые осматривали дипломатов, — говорит Смит. — О психогенных расстройствах рассказывают только те, кто их не видел». 

Питер Бодд, посол в отставке, в 2018 году возглавивший комиссию, которая оценивала действия Госдепартамента в ответ на ситуацию с дипломатами, считает так: «У каждого может быть свое мнение. Однако наши коллеги пострадали, потому что на них совершили нападение. Такова реальность, это можно увидеть собственными глазами». 

Но что, если Госдепартамент, врачи и сами дипломаты ошибаются, а правы те, кто говорит о вспышке функциональных расстройств? 

«Если у человека функциональное расстройство, не стоит рассказывать ему о повреждениях в мозгу, — объясняет Стоун. — Информация о травме ему не поможет. Только помешает обратиться за нужной помощью». 

По материалам The New York Times Magazine
Автор:
Дэн Хёрли

Переводили: Влада Ольшанская, Екатерина Кузнецова
Редактировал:
Александр Иванков