Из множества прозвищ, которые дал мне Эрик, «Тиндер» нравилось меньше всего. Он выбрал его не просто потому, что оно рифмуется с моей фамилией, но потому, что он знал, как часто я знакомилась онлайн до того, как начала работать на круизном лайнере.
Это была работа моей мечты: преподавать писательское мастерство студентам в рамках программы «Семестр на море» на семиэтажном круизном лайнере, который проходит путь от Калифорнии до Англии, пересекая три океана с остановками в портах дюжины разных стран. К тому же в море я надеялась отдохнуть от Бруклина и от мыслей, что в моей жизни чего-то не хватает, ведь мне уже исполнилось 30 и у меня не было пары.
Эрик преподавал музыку на том же лайнере, но встретились мы только когда уже наполовину пересекли Тихий океан. Ниже ростом и немного моложе меня, Эрик был из тех парней, которые наизусть знают дату рождения Курта Кобейна, день его смерти и размер обуви. Я часто щеголяла в синем комбинезоне, Эрик красовался в обтягивающих джинсовых шортах. Увидь мы друг друга в Тиндере, никогда бы не свайпнули вправо.
Чтобы пересечь Тихий океан, нужно три недели: достаточно времени, чтобы обзавестись клаустрофобией. Я боролась с ней, прячась в углу пятой палубы, где были только я и волны. Оказалось, что так спасалась не только я. Эрик несколько раз оббегал девятиярдовую мачту, отчаянно желая тренироваться. Рано или поздно мы, два одиночки, нашли бы друг друга.
Особенность жизни на корабле в том, что вы много раз видитесь с одними и теми же людьми. На суше все решает первое впечатление. В море — пятнадцатое или даже двадцать девятое. Людей там познаешь понемногу и в итоге можешь признать, что поторопился с суждениями о них.
Онлайн-знакомства приучили меня быстро отшивать мужчин, которые не подходят под мои представления об идеальном партнере: милом мужчине с отличным чувством юмора, который по-настоящему умеет слушать. В любом приложении я старалась всех отфильтровать, отсеять и сузить круг претендентов — всегда есть варианты поинтереснее. Только в море, засунув бесполезный там смартфон в дальний угол ящика, я вдруг поняла, каким ограниченным был подобный выбор.
Когда массивный пластиковый телефон в моей каюте вдруг звонил среди ночи, я отвечала «Йо», зная, что это Эрик. Его голос в трубке звучал неестественно близко, будто бы он говорил мне прямо в ухо. Мы могли запросто проговорить сорок минут кряду.
Еще в Бруклине, каждый раз, когда мы с соседкой сидели и обсуждали очередное неудачное свидание, мы выносили вердикт: «Нет чувства надолговечности». С Эриком я эту надолговечность чувствовала, хотя вовсе не из-за совместимости. Мы были загадкой друг для друга. Он был немногословным, но при этом не стеснялся говорить о чем угодно. Ему определенно не хватало нежности и понимания, которые я искала в партнерах. Не то чтобы он хотел ранить мои чувства — он просто их не понимал.
Эрик все время с азартом провоцировал меня. Всякий раз, когда я говорила, что призываю учеников запечатлевать мелочи нашего мира, он отвечал «ненавижу этот глагол» и втягивал меня в очередные споры на тему колониальной природы путевых заметок. Это сводило меня с ума, но также заставляло больше задумываться о том, что я преподаю своим ученикам.
Когда мы подходили к Китаю, я призналась ему, что ужасно не хочу в Шанхай из-за воспоминаний об ужине с бывшим в этом городе.
«Почему бы тебе просто не пойти и не посидеть в том ресторане?» — ответил он.
Мне было тяжело туда пойти, но именно поэтому я должна была это сделать. Мир виртуальных знакомств отвлек меня от боли. Но здесь, на лайнере, я была один на один со своей неудовлетворенностью и отголосками прошлой любви, а также со светом новой.
У Эрика был радиопередатчик на дальние расстояния. Как только мы подходили ближе к земле, он начинал возиться с ним, держа антенну, словно опытный рыбак удочку. Когда однажды мы все-таки поймали трескучий отголосок какой-то болливудской мелодии недалеко от Андаманских островов, он посмотрел на меня с открытым от восторга ртом.
Той ночью от волшебства нашего морского путешествия мне хотелось одновременно плакать и радоваться. Плакать от того, что не хотела возвращаться в Нью-Йорк к жизни, в которой я устраивала свидания так же обыденно, как заказывала тайскую еду на дом. Я жаловалась Эрику, как хочу, чтобы реальная жизнь была похожа на жизнь на корабле. Его ответ был предельно откровенным: «Если ты не хочешь возвращаться к своей жизни, возможно, стоит об этом задуматься».
Однажды, когда мы шли через Индийский океан, телефон в кабине зазвонил в непривычное для Эрика время — в обед. Стоило мне только услышать его голос, как я сразу поняла, что что-то не так. Мы с ним приближались к точке невозврата, и я немного волновалась. По морскому обычаю, когда пересекаешь экватор, нужно прыгнуть в бассейн зеленой воды и поцеловать мертвую рыбу в губы, иначе не будет считаться, что ты в самом деле его пересек.
«Мне нужно тебе кое-что сказать», — признался он.
«Правда?» — удивилась я.
«Да. У меня есть к тебе чувства, и я сейчас приду тебя поцеловать».
Когда Эрик появился в дверях, я ходила туда-сюда по каюте с раскрасневшимся лицом. Я села на кровать, он сел напротив. Один из нас сказал: «Это так неловко». Второй ответил: «Как в пятом классе». Эрик пересел ко мне на кровать и неловко поцеловал меня в самый край губ.
Все изменилось и осталось по-прежнему. Всякий раз, когда мы целовались на моей узкой кровати, он сильно взъерошивал мои волосы: он любил, когда у меня растрепанная прическа. Мы оставляли другу другу на дверях сначала записочки, а потом и подарки. После Индии в каюте меня ждал цветок календулы в стеклянной чашке. После Маврикия — горстка жареного миндаля.
В каждом порту я старалась уклоняться от совместных планов, но в Намибии, за три остановки до конца путешествия, мы с Эриком арендовали машину и объехали все пляжи с потерпевшими крушения кораблями. В пустыне мы гонялись за страусами, которые бегали как неуклюжие балерины. Я так давно никому не открывалась, что любовь ощущалась как неведомая сила внутри меня.
В последнее утро в Намибии я выпалила что-то неловкое, но правдивое: «Вот почему я люблю тебя».
На самом деле причин было несколько. Мне нравилась его способность удивляться, то, как беззастенчиво он говорил «Ого!». Нравилось, что каждый день он придумывал мне новое бессмысленное прозвище: Чувиха, Ларри, Друганя. И хотя мне было обидно, когда Эрик критиковал мои слова или утверждения, и я знала, что не выдержу такого количества притирок в постоянных отношениях, я все же чувствовала признательность этому человеку, ведь наше время вместе неумолимо подходило к концу.
В последнюю ночь круиза я почувствовала, как наш быт на корабле растворяется, словно сон перед пробуждением. Все наши традиции, маленькие секреты, записки на двери и прозвища исчезнут, стоит нам сойти с лайнера. Наша учительская была похожа на выезд на природу, тусовку в клубе и прощание в зале ожидания в аэропорту одновременно. Всё это развязало мне язык. Мы с Эриком очень старались держать наш роман в тайне, но в последнюю ночь я не хотела скрываться и не стала. Один из коллег тогда сказал: «Если вы, ребята, соберетесь пожениться, позовите на свадьбу!». Другой отвечал ему с улыбкой: «Так все дело в корабле?»
«В замкнутых пространствах любовь расцветает, — замечает писательница Хайди Джулавиц в своей книге „Сложенные часы“. — Лишаясь выбора и оказываясь в замкнутом пространстве, мы находим любовь или хотя бы объект желания».
Хотя в моем случае замкнутое пространство оградило меня от поиска обычных объектов желания и позволило просто быть с человеком, который заставлял меня думать больше, смеяться громче и открывать сердце.
Любовь навечно или мимолетное увлечение: люди скажут, что третьего не дано. Но между мной и Эриком возникло нечто иное, что заставило меня по возвращении в Нью-Йорк принять решение уехать и закрыть эту главу своей жизни.
Я пишу эти строки в первый год своего брака, но не с Эриком, а с мужчиной, чья тяга к справедливости бросилась в глаза с первого взгляда. С каждым днем я чувствую спокойствие, которое приходит, когда находишь человека, знающего, что делать в любой критической ситуации. Но это нисколько не преуменьшает мою благодарность Эрику, с которым мы объездили полмира. Думаю, нам повезло, что жизнь в итоге показала нам направление к по-настоящему «нашим» людям.
Я благодарна превратностям судьбы. Я рада быть дома, но, будь у меня возможность, ничего бы не изменила.
По материалам New York Times
Автор: Коллин Киндер
Переводила: Аполлинария Белкина
Редактировала: Анастасия Железнякова