Существует как минимум две версии истории о ящике Пандоры. В классической версии греческого поэта Гесиода Пандора, не сумевшая победить свое любопытство, впустила в мир всевозможное зло: болезни, голод, смерть и коллег, которые задают вопросы в конце совещания. Когда девушка наконец закрыла кувшин, внутри осталось единственное «зло»: надежда. По мнению Гесиода, нет ничего более жестокого, чем надежда. Надежда заставляет нас строить, чинить и любить, когда в мире царят разрушения, хаос и боль. Она вынуждает нас подниматься, чтобы потом вновь упасть. Надежда — это наивность глупца. Как писал Фридрих Ницше: «Надежда, в действительности, худшее из всех зол, потому что она продлевает муки человека».

Еще один вариант этой истории — греческая басня «Зевс и кувшин с благами». Здесь всё наоборот: в кувшине хранятся не беды, а блага. «Человечество» (в этой версии нет Пандоры) открыло сосуд, выпустило и растратило все блага, которые сделали бы жизнь раем. Когда крышку наконец закрыли, внутри осталось одно божественное благословение: «Одна лишь надежда осталась у людей».

Писатель Джон Рональд Руэл Толкин и христианский экзистенциалист Габриэль Марсель, скорее всего, предпочли бы вторую версию. В конце концов, они считали надежду едва ли не самой важной составляющей человеческого бытия.

Эвкатастрофа

Курт Воннегут широко известен своими романами «Бойня номер пять» и «Колыбель для кошки». Но в кругах сторителлеров он знаменит благодаря созданию «классификации историй». Это восемь диаграмм, которые определяют классическое развитие рассказа, например, «мальчик встречает девочку» или «от плохого к худшему». Его типовая сюжетная линия сказки выглядит следующим образом: всё начинается плохо, потом становится немного лучше. Но затем происходит катастрофа, которая всё рушит. Однако история заканчивается резким переворотом судьбы — преображением и волшебным финалом — и все живут долго и счастливо.

Будь Толкин жив, то согласился бы. Для него самым важным элементом сказки являлась драматическая развязка несчастья в финале. Чтобы ее обозначить, он придумал слово «эвкатастрофа». «Сказки утешают счастливым концом — или, вернее, хорошей катастрофой, а затем неожиданным “поворотом”», — писал Толкин. В финале «Властелина колец» хоббиты не умирают, а Саурон не хохочет над своей индустриальной империей орков. История заканчивается тем, что свет побеждает тьму — простая доброта, любовь и дружба преодолевают зло.

Душевный подъем

Толкин ясно дает понять, что это не форма эскапизма. И не моментальное исполнение желаний. Писатель не пытается внушить, что мир — это бесконечно счастливая идиллия поющих гномов и дружелюбных волшебников. В мире много страданий, несчастий и кошмаров. Однако эвкатастрофа — это «радость избавления, отрицающая, даже перед лицом многочисленных доказательств, всеобщее окончательное поражение».

Цель хорошей сказки не в том, чтобы спрятать темную сторону мира. Оригинальные истории братьев Гримм (а не обработанные диснеевские версии) полны детоубийств, каннибализма и ужасов. Признак хорошего сказочного рассказа, писал Толкин, «…[в том, что] какими бы фантастическими или ужасными ни были приключения, в момент “поворота” и дети, и взрослые замирают от волнения, чувствуют, как захватывает дух, бьется сердце, накатывают слезы, появляется душевный подъем».

Надежда — всё, что у нас есть

Религиозный подтекст здесь не случаен. Толкин был католиком и очень любил идеи искупления и благодати в библейских историях. Марсель, насколько нам известно, не читал Толкина, но его собственная философия надежды имеет поразительное сходство с мнением писателя.

То, что Толкин называет эвкатастрофой, или окончательным избавлением, Марсель называет надеждой. Он считает: «Надежда состоит в утверждении, что в основе бытия, вне всяких данных, вне всяких описей и расчетов, лежит некий таинственный принцип, который благосклонен ко мне».

Надежда — это вера в то, что во Вселенной есть порядок — порядок, при котором всё всегда образуется. Это своего рода отказ принимать то, что мир потерян и что несчастья, страдания и смерть — единственное, что у нас осталось. Марсель был христианином, но его понимание надежды близко каждому человеку. Те, кто не теряет надежду в этом мире, верят, что Вселенная на их стороне. Вопреки «опыту, вероятности, статистике», они видят, что «данный порядок будет восстановлен». Надежда — это не желание. Это не оптимизм или наивность. Это утверждение. И оно гласит: «Всё наладится». И Марсель, и Толкин считают, что только надежда способна изгнать отчаяние.

С тьмой нельзя ни сторговаться, ни вымолить у нее пощады. Всё, что мы можем — подобно пылающему пламени, ярко и яростно сиять надеждой.

По материалам Big Think
Автор: Джонни Томсон
Переводила: Эвелина Пак
Редактировала: Юлия Мухтасимова