Среднее время прочтения — 6 мин.

Тучи на небе рассеялись, а я наблюдала за тем, как эвакуатор забирает мою сиреневую Alfa Romeo. 30-летний кабриолет снова заглох. Вытирая мокрые от дождя руки, я подумала, что, вероятно, пришло время от него избавиться.

Читает Юлия Романовская. Слушать с 20:30
Подкаст на YouTube, Apple, Spotify и других сервисах

Мой муж обожал свой кабриолет, наши дети назвали его «счастливой машиной».  Он умер от меланомы в 48 лет, и перед смертью он специально просил нас не делать из машины святыню. Но я всё равно хранила ее. Я редко езжу на ней. Я хотела использовать ее, чтобы научить детей ездить на механике, но этого так и не произошло. Я не смогла смотреть на то, как они пытались разобраться с тем, как все это работает.

Ливень закончился, как только эвакуатор уехал. Пар поднимался от дороги и преломлял внезапно появившиеся солнечные лучи. Я решила, что это был знак. Пора прощаться. Я попыталась проигнорировать мгновенную тяжесть в груди.

Машину пришлось отбуксировать на 25 миль. Несколькими годами ранее я обновила членство в Американской автомобильной ассоциации, чтобы покрыть постоянные расходы на ремонт. Я позвонила на станцию техобслуживания и описала возникшие проблемы. Механик, который знает и машину, и меня, сказал: «Нельзя просто держать ее в гараже. На такой машине нужно либо ездить, либо продавать».

К этому моменту я уже должна была стать экспертом по прощаниям.

Я попрощалась с мыслью о том, что моя семья может быть счастливой, только если в ней есть мой муж, с которым я делила все свои мысли, чувства и планы на протяжении 20 лет. Мне пришлось попрощаться и с другой комбинацией счастливой семьи, когда дочь, а затем и сын уехали в колледж. Хотя я и боялась наступления этого момента, я понимала, что они были абсолютно к этому готовы. Для них оставить что-то позади означало открыться возможностям вселенной. И даже в разлуке мы остаемся близки. Мы не просто пережили эту трагедию, мы нашли способы наслаждаться жизнью и быть счастливыми.

Я избавилась от многих других предубеждений о том, как сложится моя жизнь, когда заставила себя снова начать ходить на свидания через несколько лет после смерти мужа. Я сидела в ресторанах с незнакомцами, чьи рассказы о любовных страданиях отбивали у меня аппетит.

Каждую неделю на занятиях йогой я послушно расслабляю свои руки и ноги, когда тренер говорит: «Учитесь отпускать».

Почему же для меня так сложно отпустить эту машину?

Ответ на этот вопрос отчасти нашелся несколько недель спустя, когда безоблачным сентябрьским днем я забрала машину. Я была потрясена счетом за обслуживание и начала составлять в голове объявления о продаже. Но пока я ехала, ветерок согревал мои щеки. Распустились подсолнухи — я бы не заметила их из своего седана. В воздухе всё еще витал легкий аромат жимолости.

Я переключила скорости, машина понеслась по шоссе. Мотор гудел; сиденье «обняло» меня. Обе руки, обе ноги, всё тело — всё слилось воедино. Никакого радио или разговоров по мобильному. Только я, машина и дорога.

Мои мысли перенесли меня в осенний день в Вермонте, когда муж учил меня использовать сцепление и переключать передачи в другом кабриолете на другом серпантине. Я готовилась к экзаменам в медицинскую школу. У нас не было денег, но мы раскошелились на ночлег и завтрак. Таким был мой муж: трудности не мешали ему всецело наслаждаться тем, что он любил.

В первые годы совместной жизни ненадежный автомобиль был нашим единственным средством передвижения. Со временем мы приобрели более семейную машину, но как же радовалась дочка, когда папа подвозил ее в школу на Alfa Romeo! Мальчишки-второклассники облепляли со всех сторон кабриолет на полосе для пикапов. Никаких подушек безопасности, никаких перекладин, металлические бамперы, открытый верх — не лучший вариант для перевозки ребенка.

Я была одной из тех мам, которые надевали шлемы на детей, когда они учились кататься на коньках. Но дочка написала стихотворение о солнечном свете, преломляющемся сквозь ветки деревьев, когда она была вместе с папой в машине. Наши дети стали людьми, которые погружаются в мир с помощью всех органов чувств.

Эта машина непрактичная, дорогая и неудобная. Мои волосы превращаются в птичье гнездо, когда я езжу с опущенным верхом. Когда идет дождь, сквозь матерчатую крышу холодные капли обрушиваются мне на голову. Я не раз оказывалась в затруднительном положении.

И я люблю это.

Меня воспитывали так, чтобы я оставила свои стремления стать писательницей, потому что извилистому пути творческой карьеры сопутствуют риск и нищета, а в моей семье иммигрантов этого было и так предостаточно. Родители советовали оставить позади всё непрактичное и держаться за осязаемую уверенность.

Мой муж, выросший в похожих обстоятельствах, каким-то образом нарушил общепринятые представления о том, чего стоит придерживаться и от чего стоит отказаться. Он стал ученым, а не врачом, и нашел не только творческое удовлетворение, но и финансовый успех в этой менее предсказуемой карьере. Его кредиты на обучение в аспирантуре частично субсидировали уроки пилотирования. И однажды он свозил меня в городок в Северной Каролине на двухмоторном самолете Cherokee Warrior. Он приземлился на травяной полосе у сверкающего пляжа, и я избавилась от страха летать, который появился у меня на борту гораздо более безопасных коммерческих самолетов.

Он серьезно относился к безопасности. Мы отменяли обратный полет, если погода менялась. Он не шел на глупый риск. Но он вдохновлял на разумные риски.

Он призывал меня продолжать писать и работать врачом неполный рабочий день, даже когда это означало, что нам потребуется больше времени для погашения студенческого кредита. Он советовал студентам задавать значимые вопросы, а не только те, которые считаются наиболее вероятными для получения зачета. Он оставил нашим детям письма, в которых призывал их воздержаться от горечи или страха из-за его участи. «Оставайтесь открытыми для бесконечной красоты вокруг. Найдите себе увлечение. И когда ваша мама встретит кого-то нового (что я, надеюсь, и произойдет), постарайтесь быть открытыми для него».

И в самом деле несколько лет назад я познакомилась с мужчиной, и мне пришлось многое отпустить. У моего партнера четверо детей, двое младше моих, и две бывшие жены. Его дети потеряли не родителя, а нечто потенциально более разрушающее: веру в возможность глубокой любви.

Старший цинично оценивает шансы на длительные отношения. Его девятилетний сводный брат хранит свадебную фотографию родителей на своем столе и называет партнершу своей матери тетей, хотя ему уже объяснили, что из себя представляют эти отношения. Некоторые дети переносят во взрослую жизнь неутолимое желание, чтобы их разведенные родители каким-то образом воссоединились, что отравляет их способность находить радость в реальных отношениях, которые их окружают.

Мой партнер осознает все трудности. В начале наших отношений он задавался вопросом, зачем мне брать на себя багаж его прошлой жизни, багаж, от которого он часто мечтал избавиться. Не от детей, конечно, а от болезненного поведения окружающих их взрослых.

Мой муж говорил: «Если бы это было легко, это уже было бы сделано».

За рулем Alfa Romeo я вспоминаю, что трудности как таковые никогда не мешали мне стремиться к чему-то, что я считаю действительно стоящим. Вождение автомобиля напоминает мне о том, что я тоже могу переключать скорости, идти на риск, справляться с неудобствами — и пережить трагедию. Я вновь ощущаю радость всеми своими чувствами: осязанием, обонянием, вкусом, слухом, а не только зрением, как диктует наш все более виртуальный мир.

Я вынуждена отключаться: я не могу отвечать на звонки, перекусывать за рулем и ехать в офис одновременно. Без антиблокировочной системы тормозов я более внимательно осматриваю дорогу впереди. Может казаться, что машина едет очень быстро, но любая домохозяйка в герметичном шестицилиндровом Land Rover может легко обогнать меня.

Дело не в скорости, а в дороге, говорю я себе. Я продолжаю писать, даже если моя основная работа означает, что мне потребуется пять лет, чтобы закончить книгу. И мы с моим партнером продолжаем идти вперед, справляясь с потерями, которые у нас были, чтобы построить что-то вместе, достаточно сильное, чтобы выдержать и ностальгию, и гнев.

Когда я советуюсь с разными людьми о том, стоит ли продавать машину, это становится лакмусовой бумажкой. Родители моего мужа говорят просто: «У тебя и так много дел!». Мои дети грустят, но соглашаются. Сейчас они колесят по стране, учатся в колледже, проходят практику и работают, и хотя им нравится машина, они немного боятся садиться на водительское место. Боятся, чтобы им напомнили о слишком многом, и, возможно, чтобы их сравнили.

Мой партнер, опустив глаза, говорит: «Ты любишь эту машину. А твой муж был необыкновенным человеком».

Он говорит: «Мне так повезло, что мы вместе, и так грустно, что вы не смогли быть вместе».

Он говорит: «Продолжай чинить ее. Я буду ездить на ней с тобой в любое время».

Может быть, главное заключается в том, чтобы знать, когда нужно отпустить, а когда крепко держаться.

По материалам The New York Times
Автор: Дорис Яровичи
Иллюстрация: Брайан Рэа

Переводила Эмма Ягмурова
Редактировала  Анастасия Железнякова