Среднее время прочтения — 20 мин.

Юко Такамацу была где-то там, в море, вдалеке от берегов Японии. Прошло два с половиной года с того момента, как на них обрушилось цунами. С тех пор никто ее так и не нашел, хотя вообще-то никто на самом деле и не искал. Никто, кроме ее мужа, Ясуо Такамацу, который очень сильно ее любил. Вначале Такамацу искал ее на берегу, в том месте, где она пропала, и на пляжах Онагавы, и в лесах, покрывавших склоны гор. А два с половиной года спустя, в сентябре 2013, так и не найдя ее, он обратился к морю.

Он связался с местным центром дайвинга High Bridge, чтобы взять несколько уроков. Инструктор центра Масаеши Такахаси набирал волонтеров, которые помогли бы ему расчистить береговую линию от завалов, оставшихся после цунами. Такамацу был уверен, что Такахаси — именно тот человек, который поможет ему найти Юко. В телефонном разговоре он сказал только: «Давайте просто увидимся и обсудим это». При личной встрече он рассказал самое важное. «Единственная причина, по которой я в свои 56 лет хочу научиться дайвингу — это найти в море свою жену».

Такахаси хранил у себя карты и записи с информацией о поисках Такамацу и отмечал, какой участок берега они исследовали и на какую глубину опускались. Бывало, что мужчины прочесывали один и тот же участок по нескольку раз, так как обломки и тела утопленников перемещались под влиянием течений. Маршрут каждой экспедиции был разным, охватывал круг или полукруг, иногда они исследовали течение. Время от времени у него было такое чувство, будто его жена — именно в этой части моря, но он старался не ожидать слишком многого. Многие участки входили в зоны ограниченного доступа, например, маршруты рыбаков или места, где течения становились опасными, и Такахаси приходилось согласовывать каждое погружение с береговой охраной и рыбаками.

Во время первого своего погружения Такамацу поплыл в море на лодке. Он был напуган. Вода была мутной, и он знал, что морские глубины таили в себе опасности — он мог запутаться в веревке или пораниться об обломки. Можно было задеть ластами голову и сорвать маску. Регуляторы могли оказаться неисправными. Он мог запаниковать. Мог умереть от гипотермии, кессонной болезни.

В первый раз он погрузился почти на 5 метров. Он ожидал, что океан будет беззвучным, но это было не так. Такамацу сравнил звук океана с chirichiri — звуком горящих волос или шипящей змеи. Такахаси предупредил его, что не нужно касаться дна руками или ластами, так как это может поднять облако песка, которое дезориентирует дайверов. Поэтому Такамацу старался держать ласты выше головы.

Однажды Такамацу навестил Масааки Нарита, 57-летнего руководителя рыбоперерабатывающего завода. Во время цунами он потерял Эми, свою дочь, которой было всего двадцать шесть лет. Она была сотрудницей онагавского отделения The 77 Bank, главный офис которого находится в Сендае. Там же работала и Юко. Сотрудников тогда эвакуировали на крышу здания, но волна сбила их оттуда. Такамацу сочувствовал утрате Нарита и сказал, что может попытаться найти тело девушки в море. Но Нарита решил, что хочет сам начать поиски. В феврале 2014 года, Такамацу познакомил его с Такахаси.

В то утро, когда я наблюдала, как Такахаси готовит Нарита к погружению, шел сильный дождь. Стоял январь 2016 года, зима была теплой, даже распускались цветы. Нарита припозднился, он был в голубых сабо и штанах цвета хаки. Он стоял в углу, скрестив руки, и смотрел в пол. По всей комнате были белые орхидеи. Пахло соснами. Такахаси проверил кислородные баллоны и достал мокрые гидрокостюмы из сушилки. На футболках, которые продавались в центре, было написано «Нырни в свою жизнь». Там же стояла коробка, полная брошюрок о дайвинге, которые назывались «Онагава, край мечты».

Мы доехали до пляжа Такенура, который находился к востоку от основного порта Онагавы. Земля была усеяна осколками раковин устриц, керамической плитки и фарфоровой посуды. Рыбацкие снасти свешивались с веток сосен будто ловушки, а среди веток валялись оранжевые буйки.

Нарита взвалил баллон на плечи и покачнулся. Понадежнее закрепил ласты. Его жена, Хироми Нарита, мерила шагами грузовой помост. Она взобралась на бочку с раковинами устриц и приставила руку ко лбу, смотря против солнца. Она наблюдала за каждым погружением мужа, потому что переживала за него. Океан таил в себе множество опасностей, и она не хотела потерять и его тоже. «Если я умру, брось мои останки в море», — сказал он. Он спустился по трапу, нырнул в море и начал погружаться.

По будням Хироми готовила особые ланчи для Эми и затем, по воскресеньям, бросала их в море. Она готовила самые любимые блюда Эми, например, суп из свинины, стейк солсбери, креветки во фритюре и упаковывала их в специальные биоразлагаемые контейнеры. Она сбрасывала контейнеры с лодки, с пирса, с горных уступов или аккуратно пускала их плыть по воде. Она всегда находила укромное место, такое, чтобы никто ее не увидел. Она делала так на протяжении пяти лет. А переехав спустя год после цунами в Исиномаки, город, расположенный в получасе езды, они вместе с мужем начали каждый день вставать в 5 часов утра, чтобы до работы успеть привезти ланч Эми в Онагаву.

Прошло 35 минут, и голова Нарита появилась над сияющей поверхностью моря. Он был жив и невредим и дышал, вытащив мундштук изо рта. Хироми пошла к своей машине и уехала. Пора было везти Эми рисовые шарики с цыпленком во фритюре.

«Для своего ребенка вы сможете сделать все что угодно», — проговорила она.

Такамацу встретил Юко в 1988 году, когда ей было 25. Она работала в отделении The 77 Bank в Онагаве. Такамацу служил в наземных силах самообороны Японии, и их познакомил его начальник. Они полюбили друг друга с первого взгляда, как вспоминает Такамацу. Он описывал, какой она была нежной. Он любил ее улыбку, ему нравилась ее скромность. Она любила слушать классическую музыку и рисовала акварели, которые не показывала никому, кроме него.

11 марта 2011 года, в пятницу, в день цунами, Такамацу подвез Юко до банка. Он располагался на береговой линии, в главном порте Онагавы. Позднее тем же утром он отвез тещу в больницу в Исиномаки. Такамацу был в прихожей больницы и направлялся к выходу, когда грянуло девятибалльное землетрясение. Оно продолжалось в течение шести минут. Светофоры на улицах вышли из строя. В Онагаву Такамацу поехал по проселочным дорогам и в течение всего пути слушал по радио новости о цунами. Из Сендайского университета ему пришло сообщение о том, что его сын жив, но он не мог дозвониться ни до Юко, ни до их дочери, которая училась в старших классах школы в Исиномаки.

Наконец, в 3:21 ему пришло сообщение от Юко: «Ты в порядке?! Я хочу домой». Такамацу решил, что Юко эвакуировали в больницу на горе Хорикири, находящуюся примерно в 250 метрах от берега. Она была расположена высоко на одном из множества холмов, окружавших Онагаву, и была одним из пунктов эвакуации жителей города. Но Такамацу не мог до нее добраться. Пожарные перекрыли дорогу, ведущую к больнице. Горел дом на склоне холма. У него не было возможности приехать к Юко, так что он отправился домой. Такамацу рассказал, что она уже однажды терялась, когда они еще только начинали встречаться, тогда, накануне Нового года, они поехали в храм. Он попросил ее не потеряться в толпе, но она все равно пропала на минут на 20, пока он не нашел ее в потоке людей, выходящих из храма. Он никогда не забудет эти 20 минут.

Такамацу вернулся в больницу на утро следующего дня. «Я приехал к своей жене», — сказал он медсестрам. Сотрудник больницы попросил его написать свое имя на обратной стороне календаря. Он спросил, знает ли кто-нибудь, что случилось с сотрудниками банка. Многие в больнице видели то, что с ними произошло, как они простирали руки, слышали их крики, но никто ни слова ему не сказал. Наконец, одна женщина рассказала Такамацу, что слышала, будто некоторых сотрудников сбила с крыши волна. Однако она была уверена, что это вымысел. «Но я ничего не знаю о Юко», — добавила она.

Такамацу был уверен, что его жена жива. Он прошел по каждому этажу больницы и, не найдя ее там, пошел в гимназию, затем в начальную школу, отели — он обошел все предполагаемые пункты эвакуации. В своих поисках он встретил много друзей и соседей и узнал от них, что его дочь жива. Но никто не видел Юко.

В день цунами шел снег. Небо было свинцовым, почти черным, в скалах, окружающих Онагаву, дул сильный ветер. Ожидалось, что волна, которая придет с океана, будет высотой 3,5 метра. Когда в 3:20 она достигла берега, высота ее составляла 13,7 метров. Когда поток начал отступать, здания стали рушиться и двигаться под влиянием собственного веса. Вода была настолько ледяной, что те, кто пытался добраться до больницы, умирали от переохлаждения по дороге. Пожилые жертвы умирали от холода даже будучи уже в безопасном месте.

Солдаты сил самообороны прибыли в Онагаву и на следующее утро после цунами начали искать тела жертв среди обломков. Они пользовались шестами в тех местах, где глубина под развалинами достигала 4,5 метров. Они заворачивали тела в покрывала и так и оставляли их лежать на улицах до того момента, пока не возвращались, чтобы забрать их. Всего было опознано 613 погибших, много пожилых людей оказались погребены в собственных домах.

Такамацу ушел в отставку из сил самообороны, и в июне ему помогли устроиться на работу водителем автобуса. До этого он каждый день с утра и до вечера искал Юко. Начиная с июня, он мог продолжать поиски только по выходным. Во время одной из первых таких вылазок он пешком дошел до банка. Он аккуратно шел по развалинам. Перевернутые поезда лежали на склонах холма. Машина застряла в окне пятого этажа. Фонарный столб был согнут на 90 градусов. Казалось, устоял только рыбный магазин Marine Pal. Полицейский участок завалился на бок. Он стоял перед зданием. Теперь это был только каркас, полностью опустошенный.

Иногда он ходил рядом с солдатами и слушал, что они передают по рации. Если они обнаруживали тело, он подходил и спрашивал, что на нем было надето. Юко была в черных брюках и пальто карамельного цвета. Несмотря на то, что он искал ее тело, он всегда чувствовал облегчение, когда оказывалось, что нашли не ее.

Спустя месяц после цунами, когда расчищали здания на берегу, кто-то на стоянке нашел телефон, принадлежавший Юко. У нее был розовый телефон-«раскладушка». Такамацу нашел сообщение, которое он так и не получил. Она написала его в 3:25. «Такая огромная волна», — было написано. Так он узнал, что она была жива до 3:25. Он догадывался, что тогда волна уже подступала к ее ногам.

Когда Нарита узнал, что цунами снесло с крыши всех работников банка, он вернулся домой в слезах. В последний раз он видел Эми за день до этого, 10 марта. Был день рождения его жены, Эми принесла торт. Хироми Нарита была на работе в Королевской больнице Исиномаки, когда началось землетрясение, и узнала о цунами только на следующий день. Их дом разрушило волной, поэтому семья Нарита остановилась у родственников. В воскресенье утром муж Эми поехал в Онагаву на велосипеде, а на следующий день Нарита взяли машину. Они искали тело Эми. Оказавшись в банке, они постоянно выкрикивали ее имя. В углу валялся ветровой конус в виде золотой рыбки. В грязи они нашли ее визитные карточки.

В апреле, через полтора месяца после цунами, близ побережья Цукахама, на другой стороне порта Гобурра, в воде среди обломков было обнаружено тело. Оно принадлежало 54-летней Митико Танно, которая проработала в банке больше 20 лет. Около нее было еще семь или восемь тел. Сестры госпожи Танно, Кэико и Рэико, известили Такамацу. По их словам, тело было «в полной сохранности».
Тело второго банковского служащего выбросило на берег пляжа Такенура в Оганаве 26 сентября 2011 года. Это был 25-летний Кента Тамура. Тело находилось в океане около семи месяцев.

Родителей Тамура, Такаюки и Хироми вызвали в морг для опознания. Тело сильно разложилось, поэтому сотрудники морга показали одежду. Хироми вспоминает: «Мы были так обескуражены, что у нас не было ни капли мужества или сил задать вопрос: „Могу я увидеть тело своего сына?“». Она попросила полицию выполнить тест ДНК, чтобы быть уверенной, что это ее сын. Несколько дней спустя они сожгли тело. Она подобрала кости из праха: «Оглядываясь назад, я осознаю, что мы должны были тогда посмотреть на него в морге, как бы мы ни боялись».

«Я понимаю, что есть семьи, до сих пор не нашедшие своих родных и близких, — говорил мне Такаюки, — и я должен быть рад, что нам удалось найти сына, но от того, что мы нашли его тело, легче не стало. До этого у нас была надежда».

Такамацу боялся, что его жена окажется следующей. Если он найдет ее, что дальше? Он рассказал мне про голову от манекена, которую нашел на пляже Такенуры, и как на долю секунды ему показалось, что это была Юко. И ближе в своих поисках он еще не был.

Тецуя Такаги, судебно-медицинский эксперт из Университета медицины и фармации в г. Тохоку, рассказал мне о судьбах тел, исчезнувших в море. В день цунами он преподавал в Токио. По просьбе токийской полиции он отправился работать в Сендай, где за восемь дней он осмотрел более 200 тел, размещать которые пришлось в гимнастических залах.

Такаги пояснил, что если тело затерялось в океане, сложно сказать, что с ним произошло. По сути дела, никто никогда не знает, как движутся морские воды. Если тело затянуло на определенную глубину, оно там и остается. Если оно запутывается в рыболовных снастях, оно может проплыть через весь Тихий океан и очутиться где-нибудь близ Гавайев. В большинстве случаев море превращает тело в подобие плавленого сыра, и когда к нему прикасаешься, кожа распадается на куски. В других случаях труп может быть заключен в так называемый жировоск, который делает его твердым, как гипс. Для того чтобы сформировался жировоск — это происходит в результате разложения жировых масс организма — тело должно находиться в холодной и влажной бескислородной среде. Такаги продолжает: «Разложение может продолжаться от нескольких дней до нескольких лет. В Онагаве после цунами стадия „сыра“ была бы достигнута через полгода, а полное разложение, то есть до костей, заняло бы еще год-два». Но, по словам судмедэксперта, все зависит от времени года и других факторов, включая морских животных, которые могут съесть труп. Он привел в пример тело, найденное с отсутствием плоти в брюшной области и сохранностью плоти на спине. Такаги считает, что ее проели животные.

В следующем после цунами месяце температура воздуха и воды была низкой, поэтому тела только-только начали разлагаться: мутные роговицы в одном случае, зеленый живот в другом. Были тела, плававшие на поверхности, но большинство трупов лежало на берегу. Если тело обнаруживали с пеной, вытекающей изо рта или носа, это означало, что человек был еще жив, когда ушел под воду. Такаги обращает мое внимание на то, что, когда мы представляем себе цунами, мы думаем об утонувших, но люди погибали также от переохлаждения или сильнейших травм (иногда жертв выбрасывало на берег с отсутствующими конечностями). Кто-то погиб от пожара. В Исиномаки загорелся автобус, плывший на поверхности волны. Поисковая команда обнаружила четыре обугленных детских тела. «Всего лишь дети. С еще молочными зубами», — вздыхает Такаги.

Несколько лет назад на берег Ибараки вынесло еще одну жертву цунами — одетый скелет с небольшим остатком человеческих тканей на груди. Одежда продолжает плыть, ее ткани разрушаются медленнее тканей человеческого тела, и поэтому иногда кости возвращаются в форме человека, скрепленные штанами, пальто, перчатками и кроссовками.

Жители горной местности, где здания расположены одно над другим в ущельях и лесах, не могли видеть приближение цунами. А вот жители рисовых полей могли. В равнины цунами зашло на более чем 6 километров при скорости, позволившей людям понять, что происходит, но не спастись. Заведующие дома престарелых, находившегося недалеко от рисовых полей, решили собрать всех пациентов в одной комнате. Всех стариков нашли уже мертвыми, они были все еще подсоединены к своему оборудованию и трубкам. Такаги вспоминает: «Им я тоже проводил экспертизу. Я видел ряды из 300-400 тел, выложенные в школьном спортзале. Я шокирован, этого я никогда не забуду».

Утром пятницы мы с Такамацу отправились по сухопутным маршрутам, которые он преодолел в своих поисках Юко. Мы ехали по извилистым прибрежным дорогам. Он указал на ветвистые кедровые деревья, на кладбище, через которое он проходил к пляжу с поющим песком. Здесь были леса черной сосны и возвышения с амарантом и мискантусом. Во время весенней оттепели после цунами он шел к морю вслед за тающим снегом. На пляже Цукахама он показал мне темные воды вдоль бетонного порта, где была найдена Митико Танно. Такамацу волновался и его ноги заплетались. За грудой старых рыбацких сетей мы нашли кучу фиолетовых морских звезд, слипшихся вместе, как какое-то печенье. Он опустил пальцы в кучу веревок и увидел, как разбегаются крабы. Я последовал за ним по лестнице к вершине бетонной стены — она была высотой около 1,5 метров и отделяла территорию дока от океана.
Такамацу положил руки на бедра и, прищурившись, посмотрел в воду. Там ничего не было. Мы прошли к другому участку, где морское дно искрилось плиточной мозаикой для ванных комнат популярной лет 40 назад расцветки: голубой и темно-синей. Также там были тарелки, миски и микроволновка. В одно из своих погружений он видел часы, навсегда остановившиеся в час прихода цунами.

Когда мы шли вдоль берега к машине, на полпути к парковке Такамацу остановился и закрыл глаза.

«Послушайте», — сказал он.

Из океана донесся звук, похожий на сердцебиение. Он доносился из длинной бордовой трубки, которая спускалась в воду. Такамацу пояснил, что трубка, должно быть, соединена со стеклянным шлемом ныряльщика.

«Так что же это?» — спросила я.

«Это звук дыхания».

Три дня тренировок с Такахаси, инструктором по дайвингу, позволили Такамацу получить лицензию начинающего дайвера. Уроки проходили на океанской отмели. Он научился правильно надевать и снимать маску, регулировать подъемную силу, управляться с веревками, ориентироваться в тени. Такамацу потребовалось полгода, за это время он погружался в воду лишь раз в месяц, чтобы нормализовать дыхание и расслабить мышцы, после чего наконец смог последовать за Такахаси на глубоководье.

Такамацу погружался в море вместе с клиентами Такахаси, для которых дайвинг был просто хобби. Они и понятия не имели, что и кого Такамацу искал на дне.

Каждый сеанс погружения начинался с проверки и перепроверки экипировки. Такамацу под присмотром инструктора проверял надежность крепления регулятора, разъем для электроники, блок связи, манометр, глубиномер. Нельзя было забывать про фонарик. В этот раз Такамацу рассчитывал опуститься на глубину 30 метров. Ему потребовался год, чтобы научиться опускаться до 25 метров, и его личный рекорд составлял 26 метров. На такой глубине он мог продержаться около 10 минут.

Он никогда не погружался в море один, всегда с Такахаси или другими дайверами, и раз в месяц они, подобно ламантинам, неспешно проплывали над морским дном. Под светом их фонарей кости кошек и птиц, лежавшие на дне, были похожи на созвездия.

«Что вы видели?» — спросила я.

«Все, что может встретиться в жизни человека», — ответил Такамацу.

В декабре 2013 года Такамацу ежедневно уделял час чтению 350-страничного учебника, готовясь получить государственный сертификат, который позволил бы ему производить разбор завалов в поисках тел. Он успешно сдал экзамен в феврале 2014 года. В течение нескольких месяцев, в составе собранной Такахаси группы добровольцев, он погружался в море и разбирал завалы вдоль северной береговой линии. Он поднимал на поверхность небольшие предметы вроде удочек, но однажды обнаружил колесо машины и привязал его веревкой, чтобы волонтеры смогли поднять его на лодку. Спустя полгода Такахаси стал обучать Такамацу умению, которому учат далеко не каждого: как найти и поднять на поверхность тело человека, живого или мертвого. Он научился понимать, каким образом меняются цвета в зависимости от глубины, чтобы иметь возможность распознать утонувшие тела. В солнечные дни глубину заполняли оттенки синего, а в шторм — коричневого. Он узнал, что чаще всего руки и ноги утонувших тел свисают вниз, а ягодицы всплывают вверх. Останки дайверов же, подобно мертвым жукам, лежат на спине, со всплывающими вверх руками и ногами.

К январю 2016 года Такамацу совершил 110 погружений, каждое продолжительностью от 40 до 50 минут. Он искал не только само тело, но и кошелек, одежду, украшения — любые вещи, которые могли бы хоть как-то помочь в опознании жены спустя 5 лет пребывания в океане.

«Я ожидал, что это будет непросто — так и оказалось, но это единственное, что я могу сделать. У меня нет другого выбора, кроме как продолжить поиски. В океане я ощущаю себя ближе всего к ней», — признается Такамацу.

Я вспомнил о песне французского композитора Сильвана Гине под названием «Юко Такамацу», написанной в честь Ясуо после того, как музыкант узнал о истории. Такамацу слушал фортепиано этой композиции, когда совершал покупки, гладил одежду, водил машину и даже когда засыпал. Я спросил, возвращает ли песня воспоминания о Юко. «Нет, она не возвращает воспоминания. Потому что я ничего из этого не забыл», — ответил он.

Мы часто понимаем поиск как движение, направленное вперед сквозь время, но это может означать и обратное — приостановку времени и воспоминаний. Хайдеггер писал о метафорической боли, называя ее «слиянием разлома». Он говорил, что этот разлом содержит в себе ранее подвергшиеся разделению явления и заключает в себе возможность создания нового пространства, в котором радость и грусть могут найти связь друг между другом. Я считаю, что именно такое пространство обнаружил в глубине моря Такамацу, в котором он мог почувствовать себя ближе к своей жене, оказываясь в разломе между «пропавшей без вести» и «погибшей».

Среди служащих банка был один выживший. Его нашел рыбак в день цунами, запутавшегося в мусоре, без сознания, дрейфующего по поверхности моря. Месяц спустя семьи служащих организовали встречу в банке, и все надеялись поговорить с ним. Всем хотелось узнать, почему работников эвакуировали на крышу, а не в госпиталь. Они хотели узнать любую возможную информацию о своих родных. Но встреча закончилась, а выживший на нее так и не пришел. «Все были в замешательстве. Мы думали, что сможем увидеть его снова», — сказал Такамацу. Банк пытался организовать встречу с ним, но выживший всегда отказывал.

В следующем году Такамацу получил из банка письмо. Это было формальное приглашение на церемонию прощания. «Нам больше не о чем было говорить с ними», — признал Такамацу. На тот момент он и другие члены семей погибших обсуждали возможность подачи иска. The 77 Bank был крупнейшим работодателем в их районе, поэтому никто не хотел с ним судиться, но в то же время им было необходимо узнать, что действительно произошло. Кэико и Рэико Танно, сестры Митико, присоединились к иску нескольких семей, а их пожилая мать выступила в роли истца. «Все полагали, что они погибли когда пытались выбраться с лестничной клетки. Но они никогда не упоминали, что люди находились на крыше, ожидая смерти», — вспоминает Кэико. Судебный процесс начался в феврале 2014 года в г. Сендай, и окружной суд принял сторону банка, заключив, что план эвакуации был обоснованным. В апреле 2015 года иск проиграл апелляцию. Однако, во время заседания суда им наконец-таки удалось услышать историю выжившего.

В январе я встретилась с Кэико и Рэико за пределами госпиталя, у мемориала сотрудникам банка. Мы сидели на открытом воздухе, окруженные снегом, за раскладным столиком, заваленным стенограммами заседаний суда. Кэико поведала мне историю выжившего, которую она услышала на одном из заседаний.

В 2:46, по ее словам, началось землетрясение. В это время управляющий банком в поселке Онагава куда-то вышел (его имя и имя выжившего банк не разглашает). Он вернулся в 2:55. В офисе кипела работа. Он сказал, что слышал предупреждение о цунами и дал распоряжение запереть все бумаги в сейф. Несколько клиентов тут же убежали. Выживший и Кэнта заперли входную дверь и поднялись наверх, чтобы открыть дверь на крышу — поддалась она с трудом. Управляющий позвонил в главный офис, в город Сендай, чтобы уведомить начальство о происходящем. Он никого не спросил об эвакуации, и никто не спросил его, стоит ли идти на крышу.

Одна сотрудница спросила, можно ли ей уйти. «Я хочу домой, — сказала она. — Я переживаю за детей». Она знала, что уходить небезопасно, но хотела попробовать добраться до семьи. Вода постепенно отходила от берега — один из признаков цунами. В 3:05, когда она выбралась из здания, повсюду уже разносился вой сирен, предупреждающих о приближающейся волне. Она выжила.

В 3:10 остальные работники банка выбрались на крышу, взяв с собой радио. Ожидаемая высота цунами составляла 3 метра, здание же было высотой около 10. Примерное время начала — 3:30, у них было еще 20 минут. Несколько человек спустились вниз, чтобы взять пальто. Было холодно, шел снег. В 3:15 все оказались на крыше, их было 13. Все казались спокойными. Они, как казалось, спокойно позвонили и написали семьям. Юко написала Такамацу, Мичико отправила сестрам сообщение: «Я в безопасности».

Управляющий банком попросил выжившего и Кэнту внимательно слушать сообщения по радио и следить за морем. Между банком и морем находилось еще одно здание, поэтому некоторые стояли прямо у края, наблюдая за берегом. Кэнта заметил, что на крыше больницы, которая находилась выше, на горе, было очень много людей. Кто-то следил за приближением волны с крыш машин. Он спросил у сидящего рядом, того, кто выжил, не лучше ли им пойти в сторону больницы, ведь у них оставалось несколько минут в запасе. Но все казались спокойными, и они решили остаться.

Выживший увидел, как вода внезапно подняла корабли, пришвартованные у рыбного рынка. Банк был построен в пойме реки над океаном, поэтому вода поднялась снизу. Около 3:30 пришла волна. Сначала она была невысокой и быстро обтекала здание, но затем уровень воды начал расти, сначала постепенно, потом резко — c 6 до 20 метров. Первый этаж затопило за 5 минут. По команде управляющего все направились к высшей точке здания — небольшой щитовой высотой 3 метра. Он поднимался последним, а когда выбрался наверх, здание уже полностью находилось под водой.

Масааки Нарита был одет в джинсы и безрукавку с оленями, на ногах — шлепанцы с Микки Маусом. Мы были в его новом доме в Исиномаки. Он почесал спину и вздохнул. Ныряние доставило ему много проблем со спиной. В тот день Нарита нырял с 8-килограммовым грузом — веса снаряжения не хватало, чтобы не всплывать на поверхность.

«Я очень рада, что мой муж ныряет, — говорит Хироми, его жена, — потому что я вижу, как сильно он любил дочь. Он еще учится, поэтому редко рассказывает о том, что видит под водой, но по возвращении домой, он выглядит хорошо, хотя и устало. Я думаю, что ныряя, он становится ближе к дочери. Даже если мы сможем найти что-нибудь из ее вещей, это натолкнет нас на место, где нужно продолжить поиски».

В гостиной Хироми села на пол, лицом к портрету Эми, где та была в полный рост. «Так она все еще среди нас». Основой портрета послужила фотография, сделанная семь лет назад — Эми в Диснейленде с будущим мужем. Ее муж прожил с ними еще год, но родители девушки понимали, что не могли держать его рядом всегда; поэтому они сказали, что он должен двигаться дальше и найти другую женщину.

«Я не могу смириться с тем, что она была обречена, — говорит Хироми, — если так, мы бы, в крайнем случае, проводили ее на теплой кровати. Она не любила холодную воду. У меня есть ощущение, что перед смертью она говорила: „Почему ты позволила мне появиться на свет?“. Конечно, моя дочь никогда не думала, что может умереть на следующий день. Мы и подумать не могли, что завтра для нее не наступит. Сейчас мне просто интересно, о чем она думала в ночь перед смертью».

Хироми закрыла лицо руками.

«Она была единственным ребенком. Она была со мной все время, с рождения. Вот уже пять лет я не могу поверить, что ее нет рядом». В 2016 году Эми могла бы праздновать свой 31 день рождения. «Вы должны жить дольше своих родителей, — сказала она мне. — Я говорю это всем, кто также молод, как и моя дочь».

Мать Хироми, бабушка Эми, присоединилась к нам в гостиной. Она приготовила еду, которую Хироми должна была отнести к морю. На ней был зеленый фартук в цветочек. Она села на стул напротив нас.

«На самом деле, — начала Хироми, указывая на мать, — после смерти Эми она несколько раз спрашивала меня, не хочу ли я вместе с ней покончить с жизнью». Ее мама посмотрела на меня и кивнула. «Я и правда не хочу больше жить, но я не могу уйти, потому что если нас не будет, мой муж останется один».

«Он знает?»

«Мы сказали ему недавно».

Эми жила совсем недалеко от родителей, на втором этаже одного из домов. После цунами квартира была полна грязи, но семье удалось спасти почти все ее вещи. Они нашли фотоальбом, который Эми хотела показать на свадьбе; вместо этого Хироми использовала эти фотографии на похоронах Эми.

Они так и не нашли ее телефон. Хироми не хотела закрывать счет дочери, поэтому решила написать письмо оператору с просьбой оставить его открытым, потому что это был единственный способ связаться с дочерью. Телефонная компания пришла в дом с новым телефоном, — номер и адрес остались прежними — он стал подарком семье. Хироми положила его на видное место. Друзья Эми пишут ей поздравления в день рождения. Хироми пишет ей каждый день. Мне жаль, пишет она, мне очень жаль.

Масааки скрылся в спальне. Женщины заплакали. «Нам нужен торт», — сказала Хироми. Ее мать, поспешив на кухню, вернулась с тортом. Шоколад, клубника, каштан. Масааки был один посреди темной спальни. Женщины ели торт, а Хироми рассказала мне историю о волосах ее дочери. Так как тело Эми не было найдено, им нечего было положить в могилу. Но ей не хотелось, чтобы могила осталась пустой, поэтому она вытащила несколько волосков дочери из слива в ванной и похоронила их.

Днём 11 января Такамацу, одетый в серебристый спортивный костюм и высокие белые кроссовки, пришел понаблюдать за поисками тел, организованными береговой охраной. Спортивный костюм переливался, как фольга. Нарита надел толстую куртку с мехом на капюшоне и солнцезащитные очки. Кэико и Рэико, сестры, взяли с собой еду — горячие рисовые шарики с начинкой из устриц и умэбоси.

Эти поиски стали идеей фикс для Нариты. Он то и дело просил береговую охрану провести официальные поиски тела его дочери. Он делал запрос на поиски в мае, октябре, еще раз в январе. Руководство береговой охраны разрешило ему выбрать место поисков. В этот день Нарита остановил свой выбор на судоходном участке, принадлежащем правительству месте, где он никогда бы не смог совершить погружение.

Людей собралось немного — только семьи погибших работников банка, Такахаси и еще несколько местных жителей. Представителей японской прессы было больше, чем наблюдателей.

Ныряльщики береговой охраны приплыли на лодках. Они были в ярких оранжевых водолазных костюмах и массивных желтых шлемах. Они погружались на час, страхуя друг друга веревкой, спущенной в воду. Во время погружения они зафиксируют все, что видели. Они пришвартовались и сошли на берег. Держались по-военному строго. Стояла тишина. Они выстроились в шеренгу, отдавая честь капитану. После краткой речи они отдали честь семьям погибших и отплыли на 20 метров от берега.

Хироми вылила кофе в воду — для Эми, и все сделали фото. Она встала рядом со мной и указала в море. «Сегодня я приготовила салисбурский стейк, она любила его больше всего». Мы ждали час, пока ныряльщики поднимутся на поверхность.Сначала над водой появлялись их животы, а затем, один за одним, они возвращались на берег. Капитан кратко рассказал о результатах.

«Мы ничего не нашли». Нарита кивнул и вытер нос. Такамацу был неподвижен.

«Ничего, что уже не принадлежало бы морю, — продолжил капитан. — Но банки из под газировки появились там совсем недавно. Хотите увидеть фото?»

«Да», — сказал Нарита.

Подводные снимки они посмотрели на ноутбуке, в фургоне грузовика. Нарита и Такамацу наклонились вперед, чтобы лучше их рассмотреть. Капитан рассказывал, какой была вода. Вот на снимке виднелся кусок здания, а здесь — часть часов. Вот банка из под газировки.

Такамацу быстро выбрался из толпы. Он остановился у моря, и я попыталась его догнать. Он снова начал искать. Он встал на кучу камней, уперся руками на колени и пристально смотрел в глубину. Поиски любви, эти поиски — его, ее, кого угодно — не поиски иголки в стоге сена, единственной рыбки в море. Это поиски любимого человека. Мир выглядит таким большим, когда кто-то пропал.

По материалам: The New York Times. Перевели: Кирилл Казаков, Наташа Очкова, Илья Силаев и Юрий Гаевский.
Редактировали: Кирилл Казаков, Сергей Разумов и Настя Железнякова.