Среднее время прочтения — 40 мин.

В течение 60 лет американские водители неосознанно травили себя, закачивая этилированный бензин в баки своих автомобилей. Перед вами история жизни Клэра Паттерсона — ученого, приложившего руку к созданию атомной бомбы и установившего точный возраст Земли — и того, как он противостоял предприятиям с оборотом в миллиарды долларов, чтобы спасти человечество от самого себя.

Уолтер Даймок не собирался прыгать со второго этажа, из окна своей спальни. Его слегка тошнило, однако он был в своем уме. Но в один тихий вечер октября 1923 года, вскоре после того, как Даймок улегся в постель, внутри него что-то щелкнуло. Словно по наваждению, он встал, на ощупь открыл окно и прыгнул в темноту сада.

Несколько часов спустя прохожий обнаружил его лежащим в грязи; Уолтер был жив. Вскоре Даймока доставили в больницу.

Даймок был не единственным. Поведение многих его коллег также было неустойчивым. Например, Уильям Максуини. Однажды вечером, на той же неделе, когда Даймок выпрыгнул из окна, он вернулся домой, чувствуя себя неважно, а на рассвете уже сражался с призраками. Его семья обратилась за помощью в полицию: понадобилось четыре человека, чтобы надеть на него смирительную рубашку. Так он присоединился к своему коллеге Уильяму Кресге, который таинственным образом потерял 10 килограмм за четыре недели пребывания в больнице.

А в нескольких километрах оттуда Герберт Фузон тоже был вынужден примерить смирительную рубашку, потеряв связь с реальностью. Однако наиболее тревожный случай произошел с Эрнестом Ольгертом. Он жаловался коллегам на приступы бреда и был охвачен дрожью и пугающими галлюцинациями. «Сразу трое идут на меня!» — в ужасе кричал он. Но вокруг никого не было.

На следующий день Ольгерт был уже мертв. Врачи, осмотревшие его тело, заметили странные пузыри с газом, выделяющимся из тканей. Пузыри «продолжали появляться в течение нескольких часов после его смерти».

«НЕИЗВЕСТНЫЙ ГАЗ УБИЛ ОДНОГО ЧЕЛОВЕКА И СВЕЛ С УМА ЧЕТВЕРЫХ», — вопил The New York Times. Подобные заголовки продолжали появляться, когда один за другим скончались еще четверо мужчин. В течение недели в местные больницы доставили уже 36 пациентов с похожими симптомами.

У всех пострадавших было кое-что общее: они работали на экспериментальном нефтеперерабатывающем заводе в Бейуэй, Нью-Джерси, где производился тетраэтилсвинец — добавка к бензину, повышающая мощность автомобильных двигателей. Это предприятие под управлением компании Standard Oil, штат Нью-Джерси, имело дурную славу: люди там слетали с катушек. Работники завода шутили, что их смены проходят в здании, «полном сумасшедшего газа». Когда людей отправляли работать на этаж с тетраэтилсвинцом, они дразнили друг друга, провожая в цех, будто в последний путь, и отпуская «гробовые шуточки».

Они не знали, что рабочие с другой фабрики тетраэтилсвинца в Дейтоне, штат Огайо, тоже сошли с ума. Местные жители рассказывали, что множество насекомых якобы ползают по их коже. Кто-то говорил, что видел как «обои на стене превратились в целую тучу мух». В Огайо погибли, по меньшей мере, два человека, и более 60 были явно нездоровы, но газетам так и не удалось выяснить причину болезни.

А в то же время пресса бушевала. Журналисты размышляли о том, почему «сумасшедший газ» так опасен. Один врач предположил, что человеческое тело превращает тетраэтилсвинец в спирт, приводя к передозировке. Официальный представитель Standard Oil настаивал — газ безопасен для человека: «Эти люди, вероятно, сошли с ума, потому что слишком много работали», — так он прокомментировал эту ситуацию.

Однако был один эксперт, который не строил предположений. Бригадный генерал Амос Фрис, командующий химическими войсками, знал все о тетраэтилсвинце. Военные ввели его в список веществ для ведения газовой атаки, о чем он рассказал в интервью для The Times. Было очевидно: убийца — свинец.

А тем временем на западе, на степных фермах центральной Айовы, играл двухлетний мальчик по имени Клэр Паттерсон. Его детство было чем-то похоже на рассказ о Томе Сойере. В городке, где он жил, не было автомобилей. Местную школу посещала всего сотня детей. В конце каждой недели он отправлялся в лес со своими друзьями, без взрослых, чтобы ловить рыбу, охотиться на белок и ночевать в палатках у реки Сканк. Эти походы разбудили в нем интерес к миру природы, который поддержала его мать, купив мальчику набор химика. В подвале своего дома Паттерсон начал смешивать различные реактивы. Сначала он прочитал учебник по химии, который взял у своего дяди, а к восьмому классу знал больше, чем его школьные учителя.

Все эти годы Паттерсон питал страсть к науке, которая, в конце концов, свяжет его судьбу с гибелью пяти человек в Нью-Джерси. К счастью для всего мира, ребенок, который свободно бродил по лесам Айовы, не терял любознательности, прокладывая свой путь во взрослой жизни. Паттерсон спасет наши океаны, наш воздух и наши умы от, возможно, самого массового отравления в истории человечества.

Клэр Паттерсон потратит всю свою жизнь, чтобы остановить трагедию, начавшуюся на фабриках в Бейуэй.

В 1944 году американские ученые спешили завершить разработку атомной бомбы. Паттерсон, в 20 лет получивший магистерскую степень по химии, вместе со многими молодыми учеными был отправлен на секретный ядерный объект в Ок-Ридже, штат Теннесси.

Высокий, худощавый, с короткой стрижкой, Паттерсон был химиком-вундеркиндом, который получил степень магистра всего за девять месяцев. Его талант к химии убедил армейский совет не призывать его в армию: полем битвы Паттерсона, по их мнению, была лаборатория; его оружием был масс-спектрометр.

Масс-спектрометр — это что-то вроде атомной сортировочной машины. Он разделяет изотопы и атомы с уникальным числом нейтронов. У изотопа урана, например, всегда 92 протона, 92 электрона и меняющееся количество нейтронов. Уран-235 содержит 143 нейтрона, а его родственник, уран-238 — на три больше. Масс-спектрометр достаточно восприимчив, чтобы увидеть разницу между изотопами. Задача Паттерсона состояла в том, чтобы выделять их.

«Вы видите изотоп урана, из которого [военные] хотели сделать уран-235 — топливо для ядерной бомбы, — сказал Паттерсон в интервью историку Ширли Коэн в 1995 году, — но 99,9 процентов имеющегося урана было ураном-238, и они не смогли бы сделать из него бомбу … Но могли бы отделить лишнее с помощью масс-спектрометра».

Эти устройства в Ок-Ридже занимали очень много места. Магниты были «размером с футбольное поле», вспоминал Паттерсон. «Там были небольшие коробки для вещества… Так что вы могли взять горсть материала, положить его туда, а на выходе получить обогащенный 235-й, собранный в один ящик».

В августе 1945 года Соединенные Штаты сбросили часть обогащенного урана на Хиросиму и Нагасаки, убив свыше 105 000 человек. Через шесть дней после того, как радиоактивное облако накрыло Нагасаки, Япония капитулировала. Паттерсон был в ужасе.

После войны он вернулся к гражданской жизни в качестве аспиранта Чикагского университета и кандидата химических наук. Паттерсон продолжил работать с масс-спектрометрами, но больше не использовал технологии, приближающие планету к Концу Света. Вместо этого он использовал их, чтобы найти Начало Времен.

Веками человечество пыталось установить возраст Земли В 3-м веке Юлий Африканский, язычник из Ливии, обращенный в христианство, собрал тексты, написанные на иврите, древнегреческом, египетском и персидском, чтобы создать одну из первых хронологий мировой истории. Он ссылался на продолжительность жизни библейских праотцов, таких как Адам (живший целых 930 лет) и Авраам (проживший относительно немного — 175 лет), сопоставляя ее с историческими событиями. Так он заключил, что Земле было около 5720 лет; на Западе эта оценка оставалась неизменной в течение 15 столетий.

В эпоху Просвещения столь малое число было отброшено и, в конечном счете, разрослось от тысяч до миллионов, а затем и миллиардов лет. К тому времени, когда Паттерсон оказался в университетском городке в Чикаго, ученые установили возраст Земли в 3,3 миллиарда лет. Тем не менее, аура тайны и неопределенности все еще окружала эту величину.

После нескольких лет работы над военными проектами исследователи из Чикагского университета вновь стали заниматься наукой ради науки. Университет собрал под своей крышей самые прославленные научные умы: Уиллард Либби, первооткрыватель углеродного датирования; Гарольд Юри, который позже встряхнет наше понимание происхождения жизни; а также Харрисон Браун, научный руководитель Паттерсона, который вспоминал, что Браун был химиком-ядерщиком с жаждой до ответов на Большие Вопросы. Он наслаждался «изгнанием в одинокие пустоты протознаний». Ему нравилось повсюду таскать с собой своих студентов.

Прежде всего Браун размышлял о новых применениях изотопов урана. Со временем эти изотопы разлагаются на атомы свинца. Процесс — радиоактивный распад — занимает миллионы лет, но всегда происходит с неизменной скоростью (703 миллиона лет для половины изотопа урана-235, 4,5 миллиарда лет для половины урана-238). Изотопы урана, по сути, являются атомными часами. Браун понимал, что если кто-то узнает соотношение урана к свинцу внутри старой скалы, он сможет узнать ее возраст.

А значит и возраст самой Земли.

Браун разработал математическое уравнение, чтобы узнать возраст Земли, но для его решения ему нужно было проанализировать образцы пород в 1000 раз меньших, чем когда-либо раньше. Брауну нужен был кто-то, у кого был бы опыт работы с масс-спектрометром и ураном. И однажды он вызвал Паттерсона в свой кабинет.

«Нам нужно научиться находить геологическую эпоху любого минерала, размер которого примерно равен размеру булавочной головки, — объяснил Браун. — Вы измеряете его изотопный состав и вставляете цифры в уравнение … А после вы станете известным, потому что узнали возраст Земли».

Паттерсон подумал и ответил: «Хорошо, будет сделано».

Браун улыбнулся: «Работа пустяковая, Паттерсон».

Харрисон Браун, надо сказать, любил немного приукрашивать истину: решение одного из древнейших вопросов человечества и отдаленно нельзя назвать «пустяковой работой». Паттерсон присоединился к другому аспиранту, Джорджу Тилтону, и вместе они анализировали породы с известным возрастом в качестве тренировки. Желая убедиться, что формула Брауна и их методы верны, они начинали каждый эксперимент в одном и том же порядке. Сначала они раздробили гранит, затем Тилтон измерил уран, а Паттерсон работал со свинцом.

Но цифры всегда были неправдоподобными. «Мы знали, сколько свинца должно быть, потому что мы знали возраст камня, из которого его добыли», — говорил Паттерсон. Но его количество было заоблачным.

Эпизод с лампочкой помог им, когда Тилтон осознал, что сама лаборатория может загрязнять их образцы. Ранее там был проверен уран, и, вероятно, что микроскопические следы элемента висели в воздухе, искажая данные. Тилтон отправился в стерильную лабораторию, и, когда он попытался сделать все заново, числа, которые он получил, были безупречными.

Паттерсон понял, что у него такая же проблема. Он попытался удалить свинцовые загрязнения из своих образцов. Протер посуду — слишком много свинца. Использовал дистиллированную воду — слишком много свинца. Даже опробовал чистые образцы, которые, насколько ему известно, не содержали свинца вообще.

Свинец все еще проявлялся.

«Там был лишний свинец, — вспоминал Паттерсон. — Его было больше, чем я ожидал. Откуда он взялся?»

Все начиналось, как попытка спасти жизни людей. В 1908 году автомобиль с женщиной за рулем остановился на мосту в Детройте, штат Мичиган. В то время машины заводились не с помощью ключа. Водителям нужно было выходить и проворачивать кривошип двигателя вручную. Поэтому, когда добрый самаритянин увидел женщину, оказавшуюся в столь затруднительном положении, он любезно предложил ей свою помощь. Когда он повернул рычаг, двигатель заработал, но ручка рычага отскочила ему в челюсть, сломав ее. Несколько дней спустя он умер.

Этого мужчину звали Байрон Картер. Он возглавлял известное автомобильное производство и был близким другом основателя Cadillac, Генри Лоуэлла.

Глубоко потрясенный случившимся, Лоуэлл объявил своей компании о желании создать более безопасную, бескривошипную машину. Он попросил изобретателя Чарльза Кеттеринга создать концепт кадиллака 1912 года с четырьмя гладкими цилиндрами, развивающего максимальную скорость в 72 км/ч, а также использовать недавно изобретенный автоматический стартер… и установить негромкий двигатель. Новый автомобиль скрипел, свистел и грохотал. К тому же, у бескривошипной машины возникла новая проблема: стук в двигателе.

Когда воздух и топливо преждевременно взрываются внутри двигателя внутреннего сгорания, вы слышите оглушающий шум, который не только уничтожает ваши барабанные перепонки, но и препятствует работе двигателя при наклонах. Это стук в двигателе. Когда Ford Model-T абсолютно разгромил Cadillac в продажах, Кеттеринг был преисполнен решимости превзойти его.

В 1916 году Кеттеринг объединился с молодым ученым по имени Томас Миджли-младший. Вместе они собрали команду для поиска и исследования такой добавки в бензин, которая могла бы устранить этот шум. Они перепробовали сотни (а может и тысячи) веществ, но удача им не улыбнулась. Даже Генри Форд вмешался, предлагая смесь, которую он окрестил «H. Ford Knock-knocker» (ее тестирование также провалилось).

В 1921 году был открыт теллур, элемент, уменьшающий стук двигателя, но, как описывает его историк Джозеф Роберт, в своей книге Ethyl «пахнущий как шкафчик Сатаны в тренажерном зале». «От него невозможно было избавиться, — сказал Миджли. — Запах был настолько мощный, что, даже переодевшись и приняв ванну в конце дня, вы все равно были чем-то вроде теллурной радиостанции». Жена Миджли даже отправила его спать в подвал на семь месяцев, настолько был едкий запах. Когда Chevrolet создали тестовый автомобиль, работающий на теллурном топливе, инженеры прозвали его «Козерог» не только потому, что он взбирался на холмы и подъемы как настоящий горный козел, но и отчасти потому, что его выхлопная труба источала аромат, напоминающий запах задницы жвачного животного.

Поиски продолжались до 9 декабря 1921 года, когда команда Миджли залила в двигатель тетраэтилсвинец вперемешку с керосином.

Стук прекратился. Двигатель урчал как котенок, ученые были в восторге.

Этилированный бензин совмещал в себе все, чего так хотели Кеттеринг и Миджли. Производить его можно было в огромных количествах, он был дешевым и не имел запаха. Они стали продавать этот продукт как «этилированный» бензин, намеренно опустив любое упоминание слова «свинец», а General Motors и Standard Oil, штат Нью-Джерси, создали новую компанию Ethyl Corporation для производства этого продукта.

В феврале 1923 года рабочий бензоколонки в Дейтоне, Огайо, залил чайную ложку тетраэтилсвинца в бак автомобиля, впервые продав этилированный бензин. Несколько месяцев спустя команда гонщиков, принимавшая участие в заездах в Индианаполисе, использовала этилированный бензин и заняла все призовые места. Распространился слух, что эта чудо-жидкость делает автомобильные двигатели мощными, быстрыми и тихими.

Как только топливо попало на рынок, и продажи наладились, Миджли уехал во Флориду.

Он был болен. Температура его тела падала. «Я должен понять, что со мной, иначе скоро я превращусь в хладнокровную ящерку», — пошутил однажды Миджли. Он надеялся, что пара недель отдыха в теплых краях и игра в гольф решат проблему, но по возвращении домой его тело по-прежнему не поддерживало нормальную температуру. Это было отравление свинцом.

В организме свинец смешивается с кальцием — самым распространенным минералом в теле человека. Кальций помогает контролировать кровяное давление, работу кровеносных сосудов, сокращения мышц и рост клеток. Он делает кости крепкими, о чем часто говорят в рекламе молока. В мозге ионы кальция перемещаются между нейронами, поддерживая работу синапсов. Но когда в организм попадает свинец, он замещает кальций и не выполняет его работу.

Последствия могут быть ужасающими. Свинец смешивается с антиоксидантами, повреждая ДНК и уничтожая нейроны. Нейротрансмиттеры, химические почтальоны мозга, перестают доставлять сообщения и начинают убивать нервные клетки. Свинец тормозит работу мозга, препятствуя сокращению синапсов и нарушая способность мозга к обучению. Это также ослабляет гематоэнцефалический барьер, защитную прокладку в вашем черепе, которая защищает мозг от проникновения вредных бактерий и вирусов, что может вызвать снижение IQ и даже привести к смерти. Отравление свинцом редко диагностируется вовремя. Этот тяжелый металл ослабляет ум настолько медленно, что любое нарушение обычно остается незамеченным вплоть до того момента, когда становится слишком поздно.

Отравление чистым тетраэтилсвинцом, однако, работает по-другому. Оно происходит быстро. Всего лишь чайная ложка, попавшая непосредственно на кожу, может убить. После впитывания в дерму, вещество проникает в мозг и через несколько недель вызывает симптомы, подобные бешенству: галлюцинации, тремор, дезориентацию и, наконец, смерть. Это не чудодейственное лекарство для двигателя. Это концентрированный яд.

Миджли выздоровел, но то же самое нельзя сказать о его коллегах. Весной 1924 года двое рабочих в Дейтоне, штат Огайо, погибли, находясь под его наблюдением. Больше десятка людей сошли с ума. Миджли знал всех этих людей и, испытывая глубокое чувство вины и погрузившись в депрессию, задумался о том, как вывести этилированный бензин с рынка. Он попытался уговорить Кеттеринга. Но тот нанял молодого человека по имени Роберт Кехо, чтобы сделать токсин более безопасным при производстве.

Очень сдержанный и обладающий пытливым умом Кехо был молодым ассистентом профессора патологий в Университете Цинциннати. Это предложение изменило его жизнь. Он стал единственным медицинским авторитетом и научным представителем по безопасности этилированного бензина. Он руководил исследовательской лабораторией, которая получала огромное количество средств от таких корпораций, как GM, DuPont и Ethyl.

Первым заданием Кехо было расследовать смертельные случаи в Дейтоне. Он встретился с двадцатью пострадавшими работниками и пришел к выводу, что тяжелые свинцовые пары спустились к полу и отравили этих мужчин. Он посоветовал не отказываться от тетраэтилсвинца, а просто установить вентиляторы на заводе.

После этого бизнес возобновился. А затем произошла трагедия в Бейуэй, Нью-Джерси.

Пять погибших и еще десятки цепляющихся за жизнь. Так желтая пресса Нью-Йорка обрисовала ситуацию. Янделл Хендерсон, профессор физиологии из Йельского Университета, воспользовался СМИ для того, чтобы раскритиковать производителей тетраэтилсвинца, заявляя в The New York Times, что вещество является «одной из величайших угроз жизни, здоровью и рассудку». Во время Первой мировой войны Хендерсон изучал риски этого соединения. «Это — одна из самых опасных вещей в стране сегодня», — также сказал он газете. Хендерсон дошел даже до заявления, что если бы он был вынужден выбрать между отравлением свинцом и туберкулезом, он бы выбрал туберкулез.

Ученого беспокоили выхлопные газы. Выхлопные трубы выпускали свинцовую пыль в воздух, которым дышали пешеходы и остальные жители. С каждыми 7,6 м³ газа выделяются 4,5 килограмма токсинов. В своем интервью Хендерсон предсказывал: «Наиболее вероятным мне представляется такое развитие событий: условия будут ухудшаться настолько постепенно и развитие отравления свинцом будет подкрадываться настолько незаметно (ведь в том и природа патологии), что этилированный бензин будет использоваться практически повсеместно и будет продано большое количество автомобилей, способных функционировать только на этом топливе — все это случится до того, как общество и правительство осознают тревожность всей ситуации».

Ответ нефтяной компании Standard Oil: «Мы не воспринимаем всерьез заявления доктора Хендерсона». Представитель компании утверждал, что вся эта паника была просто «ахинеей» и заявлял, что они уже полностью разобралась с проблемой. по поручению Standard Oil было проведено исследование, в котором ежедневно 100 свиней, морских свинок, собак (в том числе 5 щенков) и обезьян были подвержены дыму освинцованного бензина. Не было обнаружено никаких признаков отравления свинцом.

Исследование было искажено. Как журналист Шэрон Бертш МакГрейн пишет в своей книге «Прометеи в Лаборатории»: «Ethyl к тому же потребовала права накладывать вето на раскрытие и публикацию содержания исследования». Если существовали хоть какие-то тревожные результаты, их могли замалчивать.

В мае 1925 года главный военный хирург собрал конференцию в Вашингтоне, округ Колумбия, чтобы обсудить противоречивость ситуации. В качестве предусмотрительной пиар-меры Ethyl приостановила продажу освинцованного бензина и сидела как на иголках. Команда компании во главе с Кехо подготовила защиту против запрета: компании, работающие со свинцом, попросту должны были сделать свои фабрики безопаснее для рабочих.

Через несколько месяцев комитет вроде бы пришел к соглашению. Он объявил, что «не обнаружено достаточных оснований для запрета использования этилированного бензина». Ethyl возобновила продажу. Вывески над пунктами дорожного сервиса в 1926 гремели в новостях: «ЭТИЛ ВЕРНУЛСЯ».

Федеральные службы на словах поддерживали критиков вроде Хендерсона, выступая за то, чтобы независимые исследователи продолжили исследовать освинцованный бензин. Но этого никогда не происходило. Более того, независимым ученым не удавалось изучать этилированное топливо следующие сорок лет.

Более 40 лет исследования безвредности освинцованного бензина проводились практически только Кехо и его командой. Все то время исследования Кехо по тетраэтиловому свинцу спонсировались, проверялись и одобрялись компаниями, его производящими.

Кехо и Ethyl удерживали эту монополию, пока Клэр Паттерсон не стал почесывать затылок в Чикагской лаборатории, задаваясь вопросом, почему столько свинца загрязняет его любимые стены.

Чтобы точно определить происхождение свинца, Паттерсон проанализировал каждый шаг своей процедуры от начала до конца. Позднее он вспоминал: «Я выяснил, что свинец шел оттуда, отсюда, он был во всем, чем я пользовался. Это было заражение любого вероятного источника, о котором люди ранее бы даже не подумали».

Свинец был в его лабораторной посуде, воде из-под крана, краске на стенах лаборатории, столах, пыли в воздухе, его коже, одежде, волосах, даже в частицах его непослушной перхоти. Если Паттерсон хотел получить точные данные, ему ничего не оставалось кроме как стать самым одержимым чистюлей в мире.

Как журналист Лидия Денуорт пишет в своей книге «Токсическая правда», Паттерсон приложил гигантские усилия для очистки лаборатории от загрязнителя. Он приобрел лабораторную посуду от Pyrex (Pyrex — известный бренд, производящий посуду из боросиликатного стекла, которое обладает большей химической стойкостью и не трескается при резких изменениях температуры — прим. Newoчём), промывал ее, окунал в горячие ванны гидроксида калия, и прополаскивал еще раз дважды дистиллированной водой. Он мыл полы и пылесосил, ползая на четвереньках, чтобы вычистить любые следы свинца с пола. Он покрывал рабочие поверхности парафильмом (растягивающаяся пленка для закупорки лабораторной посуды — прим. Newoчём) и установил дополнительные пневмонасосы в вытяжном шкафу лаборатории — он даже обтянул его пластиковой сеткой, чтобы свинец в воздухе не переносился вместе с пылью. Паттерсон носил маску и халат, а позднее еще и оборачивался в полиэтилен.

Такой размах мер безопасности для того времени выглядел необычно. Только десять лет спустя были запатентованы ламинарные «Сверхстерильные лаборатории» (лаборатории с ламинарным потоком воздуха — течение, при котором он перемещается слоями без перемешивания и пульсаций — прим. Newoчём) — прототипы антисептических, высокобезопасных, герметичных лабораторий, которые вы видите в фильмах жанра научной фантастики. Просто современники Паттерсона не знали, что в среднестатистической лаборатории летает около 3 миллионов микрочастиц, и каждая из них — барьер на пути к Истине.

Прошло еще пять лет, прежде чем Паттерсон наконец довел до совершенства собственные ультрачистые методы. В 1951 году он смог подготовить абсолютно стерильный образец свинца, а также лабораторно подтвердить возраст куска гранита (1 000 000 000 лет). Последнее достижение позволило ему получить степень доктора. Следующим шагом было определение возраста Земли. Ученому не хватало только финансирования.

Паттерсон подал заявку на грант Комиссии по атомной энергии США (далее — КАЭ), но КАЭ отклонила заявку, что заставило Паттерсона оформить новую, масштабированный язык которой давал ложные — но плодотворные — обещания: по утверждениям ученого, его работа могла помочь КАЭ разработать урановое топливо.

Как вспоминал Паттерсон: «На самом деле я привирал». Но ложь сработала. Ученый получил финансирование и в конечном итоге перебрался вслед за Брауном на Запад, чтобы начать работать в Калифорнийском технологическом институте.

В этом учебном заведении Паттерсон создал самую стерильную лабораторию в мире. Он демонтировал свинцовые трубы в корпусе геологического факультета и поменял проводку в стенах (свинцовый припой покрывал старые провода). Он установил аэродинамическое оборудование, чтобы закачивался очищенный герметизированный воздух. Паттерсон построил раздельные помещения для измельчения каменистых пород, промывания образцов, очистки воды и проведения анализов. Факультет геологии профинансировал капитальный ремонт продажей своей коллекции окаменелостей.

Паттерсон окрестил себя лидером мира чистоты. «Знаете Пиг-Пена, персонажа из Peanuts, вокруг которого всегда летала пыль и нечистоты? Вот с людьми и свинцом примерно так же. Без исключений. Когда вы заходите в супер-стерильную лабораторию вроде моей, свинец в ваших волосах засоряет все чертовы помещения. Просто волосы», — объяснил ученый.

Ультрачистая лаборатория была завершена в 1953 году. Во время подготовки образца, который должен был помочь определить возраст Земли, Паттерсон становился все более и более вспыльчив. Он требовал, чтобы все его ассистенты ежедневно чистили пол небольшими тряпками. Позже он запретил обычную одежду и требовал, чтобы ассистенты носили костюмы Tyvek (защитные костюмы из тайвэка, материала из полиэтилена высокой плотности, сочетающего в себе характеристики бумаги, пленки и ткани — одежда ограниченного срока использования, обеспечивает надежный барьер против опасных твердых частиц, в частности, свинцовой пыли — прим. Newoчём)

Когда образец был готов, Паттерсон отправился в Аргоннскую национальную лабораторию, чтобы использовать свой масс-спектрометр. Однажды ночью машина выдала цифры. Паттерсон, находясь в тот момент один в лаборатории, добавил их в уравнение Брауна и выяснил — Земле 4,5 миллиардов лет.

Пребывая в необычайном возбуждении, Паттерсон сразу же поспешил в дом своих родителей в штате Айова. Но вместо того, чтобы отпраздновать такое знаменательное открытие, его родители были вынуждены отправиться в отделение неотложной помощи, потому что у их перевозбужденного сына случился сердечный приступ.

В 1956 году Паттерсон обнародовал эту цифру в «Geochimica et Cosmochimica Acta». Критики рассвирепели. «Одни из самых лучших, самых способных критиков в мире пытались уничтожить мои рассчеты», — поделился он. Но каждый раз, когда они пытались доказать, что Паттерсон не прав, они терпели неудачу. В какой-то момент евангелист постучал в дверь дома, где жил Паттерсон, чтобы любезно сообщить о том, что он отправится в Ад.

Открытие возраста Земли было одним из величайших научных достижений 20 века, но Паттерсон не мог насладиться этим. По его словам, свинцовое загрязнение было повсюду, но никто этого не знал. Он не имел понятия, откуда взялся свинец. Все, что он знал, так это то, что каждый ученый в мире, изучающий этот металл — от свинца в космических породах до свинца в человеческом теле — обязан публиковать неправильные числа.

В том числе и Роберт Кехо.

После того, как два человека погибли в Дейтоне в 1923 году, Кехо стал одним из первых в химической промышленности, кто предложил ввести стандартные меры безопасности на рабочем месте. Он настаивал, что сотрудникам необходимо пройти обучение, прежде чем вступать в контакт с опасными химическими веществами. Он поручил улучшить вентиляцию на заводах. Стал отслеживать здоровье рабочих. Он спас много жизней, и, в конечном счете, сохранил прибыль от продаж этилированного бензина.

Когда случилась катастрофа в Нью-Джерси и критики поставили под сомнение безопасность автомобильных выхлопов, Кехо усмехнулся. «Когда вещество имеет такое большое значение для сохранения топлива и повышения производительности автомобиля, от него нельзя отказаться лишь на основании чужих мнений, — так сказал он на конференции с Главным военным хирургом. — Это дело, о котором следует судить исключительно на основании фактов». Правительство согласилось с его мнением и перевело финансирование будущих исследований на «наиболее важные отрасли».

Другими словами, «Исследование, которое могло выявить реальную опасность тетраэтилсвинца, было в руках Кехо», — пишут Бенджамин Росс и Стивен Амтер в The Polluters. Фактически, у лаборатории Кехо была монополия на исследования свинцового отравления. Корпорации Ethyl, General Motors, DuPont и другие газовые гиганты вложили в исследования сумму в размере ста тысяч долларов (что сегодня равно примерно 1,4 миллиона долларов).

В договоре с Кехо было условие, что перед публикацией каждая рукопись должна была быть «передана благотворителю для критики и внесения поправок». Другими словами, как пишет Девра Дэвис в The Secret History of the War on Cancer, «те же компании, которые выпускали средства, протестированные Кехо, решали, какие данные могут или не могут быть преданы гласности». Это был колоссальный конфликт интересов.

Кехо рулил по-полной. Когда данные угрожали его клиенту, исследование запутывали так, что было сложно разобраться. Во время Второй мировой войны Кехо посетил Германию с военнослужащими США и обнаружил доклад о том, что химический бензидин вызывает рак мочевого пузыря. Это было большой проблемой, так как его клиент, DuPont, производил бензидин. Но вместо того, чтобы предупредить американских рабочих о риске, Кехо отправил отчет, спрятав его на дне коробки. Утерянные записи были обнаружены десятилетиями позже, когда сотрудники DuPont, пострадавшие от рака, подали в суд.

Кехо также понимал опасность свинцовой краски. К началу 1940-х многие европейские страны уже запретили ее, и даже Кехо беспокоился об этом в своей личной переписке, однако, когда в American Journal of Disease in Children появились тревожные сведения о том, что содержащая свинец краска наносит вред детям, Кехо не воспользовался своим влиянием, чтобы пресечь заявление Ассоциации свинцовой индустрии о том, что пораженные дети изначально были ненормальными.

Кехо также допускал ошибки, которые могли быть обнаружены, если бы его работа подверглась независимой проверке. Во время одного из исследований, Кехо брал кровь рабочих с фабрики, которые регулярно подвергались воздействию тетраэтилсвинца, а также тех, кто сталкивался с ним нерегулярно. Уровень свинца в крови был высоким в обеих группах. Вместо того, чтобы заключить, что обе группы были отравлены свинцом, висящим в воздухе на заводе, Кехо пришел к выводу, что свинец является естественной составляющей кровотока, как железо. Эта ошибка могла бы превратиться в непоколебимую точку зрения для этой индустрии.

Исследования Кехо также привели его к ошибочному выводу, что существует количественный порог для отравления свинцом. По его мнению, токсин безвреден, если в крови содержится менее 80 микрограммов на децилитр (мкг/дл) свинца. Если в крови 81 мкг/дл — человек отравлен. Если в крови 79 мкг/дл — опасность есть, но пока все в порядке.

То есть дело в степени отравления. Вы можете быть немного отравленным, умеренно отравленным, чрезвычайно сильно отравленным или смертельно отравленным. Но много повреждений может произойти и до того, как вы достигнете отметки 80 мкг/дл (для справки, в настоящее время ЦКЗ начинает беспокоиться, если уровень свинца в крови превышает 5 мкг/дл).

Две ошибки Кехо — что свинец естественен в человеческом теле, и что существует порог отравления — были приняты политиками и поняты индустриями, правительством, прессой и общественностью как непоколебимая истина. Для миллионов людей открытия Кехо были «фактами». Ему были присвоены такие звания, как президент Американской академии профессиональной медицины, Директор Промышленной медицинской ассоциации, Президент Американской ассоциации промышленной гигиены, заместитель председателя Совета по промышленному здравоохранению Американской медицинской ассоциации, а также множество других. Кехо был столь высоко уважаем, что журнал Archives of Environmental Health посвятил целый выпуск его заслугам.

Но он ошибался.

Держась за живот, позеленевший Клэр Паттерсон висел над перилами лодки, выплевывая обратно свой завтрак.

После открытия возраста Земли в 1953 году, Паттерсон поставил новую задачу — узнать, как сформировалась земная кора. Он знал, что изучение свинца в океанических отложениях может дать ответ, и отправился в море. Но морская жизнь была не для него. Как он вспоминал, «Я чувствовал себя очень паршиво! Я не знал, что, черт возьми, я делаю здесь. Я ненавидел все это!»

И снова Харрисон Браун любезно субсидировал исследование Паттерсона. Клэр дал нефтяной индустрии ложное обещание о том, что бурение древнего песка может принести им выгоду. «Харрисон каждый день получал от них огромные суммы, чтобы финансировать работу моей лаборатории, которая не имела никакого отношения к нефти», — рассказывал позднее Паттерсон.

Благодаря деньгам Американского института нефти, Паттерсон собрал образцы осадочных пород и водяных столбов в Тихом океане, Лос-Анджелес; Центральной Атлантике, недалеко от Кейп-Код; в Саргассовом море около Бермудских островов; а также Средиземном море.

Паттерсон знал, что если он сравнит уровни свинца на мелководье и на глубине, то сможет рассчитать, как со временем меняется океанический свинец. Недавно выпавшие дождевые осадки, штормы и речная вода, а также вода на поверхности моря моложе вод, покрывающих морское дно. Такая же стратегия применима к осадочным породам. Песок, покоящийся на морском дне, относительно свежий, но слой, погребенный на 12 метров ниже, значительно старше. В геологических кругах, это называют законом суперпозиции: чем глубже пласт, тем он старше.

Собрав образцы, Паттерсон вернулся в свою сверхстерильную лабораторию. «Результаты получились не воодушевляющими», — вспоминал он. Обнаружилось, что образцы молодой воды содержали в 20 раз больше свинцовых отложений.

Это было странно.

В поиске объяснения этому во всех возможных источниках, Паттерсон наткнулся на данные об этилированном бензине. Он соотнес числа. «Все легко объяснялось количеством свинца, находящимся в бензине, которое после сжигания попало в атмосферу», — пояснил он позже.

Когда нефтяные компании финансировали работу Паттерсона, они и подумать не могли, что у них возникнут серьезные проблемы. В любом случае, он опубликовал полученные данные.

За последние девять лет нефтяная индустрия присудила Паттерсону около 200 тысяч долларов. Но в тот момент, когда он опубликовал в Naturе статью, в которой нефтяная промышленность обвинялась в аномальных концентрациях свинца в снеге и морской воде, Американский институт нефти отменил финансирование. Затем был расторгнут его контракт со Службой общественного здравоохранения. В Калифорнийском институте член попечительского совета — глава нефтяной индустрии, чья компания продавала тетраэтил свинца, приказал президенту университета прекратить работу Паттерсона.

Однажды в дверь кабинета Паттерсона постучали. Четыре нефтяных главы (или, как назвал их Паттерсон, «белые рубашки и галстуки») были вполне дружелюбны. Они показали ему краткую сводку о текущих проектах и спросили, не ищет ли он финансирования, чтобы изучить что-то новое. «[Они пытались] подкупить меня поддержкой исследований, которые были бы им выгодны», — вспоминал Паттерсон. Вместо того чтобы выгнать, Паттерсон усадил их в аудитории, и стал объяснять. «Ученые будущего получат четкие данные, показывающие, как эти разработки отравляли свинцом человечество и нашу окружающую среду. Я объясняю, как эта информация может быть использована в будущем, чтобы закрыть эти разработки».

После этой лекции мужчины ушли. Позже Паттерсон узнал, что нефтяная индустрия попросила Комиссию по атомной энергии прекратить субсидирование его работы. «Они зашли с другого конца и попытались заблокировать все мои финансы».

В книге Денворта Toxic Truth подробно рассказывается о том, как индустрия пыталась выставить Паттерсона чокнутым, что, честно говоря, было несложно. Паттерсон был чудаковат. В дни, когда Пасадена была затянута смогом, он прогуливался по улице в цветных носках и противогазе. Он совсем не выглядел и не вел себя как профессор. Он носил футболки, военную форму и высокие сапоги. Он ничем не владел. Однажды он звукоизолировал свой кабинет в Калифорнийском институте и установил две двери, двойной слой стен и двойной потолок. Как отметил его коллега Томас Черч, Паттерсон был похож на свои образцы горных пород: ему не нравилось быть «загрязненным» внешними воздействиями.

Был он психом или нет, но работа Паттерсона привлекла Кэтрин Буко, редактора Archives of Environmental Health, которая попросил его написать статью об океаническом свинце. Паттерсон представил эссе, опаленное огнем и серой, в котором были перечислены все возможные естественные причины свинцового всплеска: вулканы, лесные пожары, удобрения, морская соль, и даже копоть от метеоритов. Он показал свои расчеты и объяснил, что все эти явления не могут объяснить такое высокое содержание свинца. Числа совпадали только тогда, когда он учитывал выплавку свинца, свинцовые пестициды, свинцовые трубы и «свинцовые алкилы», то есть бензин.

Его заключение было ужасающим. Человеческое тело, вероятно, могло содержать свинец в количестве, в 100 раз превышающем норму.

Кехо попросили просмотреть статью. Он ответил, что все рассуждения Паттерсона были смехотворными. Он был геологом и физиком. Что он мог знать о биологии?

«Выводы относительно естественного содержания свинца в организме человека, я считаю необыкновенно наивными, — писал Кехо. — Это пример того, насколько неправ может быть человек в своих биологических постулатах и выводах, когда он вступает в область, в которой он так невежественен и даже не имеет никакого представления о глубине своего невежества, и потому настолько неосторожен в своих радикальных выводах».

Кехо мог бы разгромить эту статью — в конце концов, он был авторитетом в области свинца — но он все равно дал зеленый свет, полагая, что публикация этой статьи разрушит доверие к Паттерсону. «Проблема, которую он поднял в этой статье, не может быть проигнорирована, — писал он. — Нужно столкнуться с ней лицом к лицу, и поэтому я одобряю ее публикацию».

В 1965 году токсикологи раскритиковали статью Паттерсона. Общим посылом их критики было: занимайтесь своими камнями, а вопросы человеческого тела оставьте экспертам. «Общепризнанные медицинские данные убедительно доказывают, что свинец в окружающей среде не представляет угрозы для здоровья населения», — говорилось в заявлении Американского института нефти. Герберт Стокингер, токсиколог из Цинциннати, сетовал: «Паттерсон пытается стать второй Рейчел Карсон? Будем надеяться, что эта статья окажется первой и последней из области научной фантастики».

Паттерсон не обращал на это внимание. Его спасительная благосклонность была сочетанием старомодного упрямства и сердечной убежденности в том, что наука, воспринятая большинством или нет, является воротами к истине. Он решил, что единственный способ победить скептиков — делать больше исследований. Для этого ему придется посетить самые холодные места на планете. Его манил арктический ветер.

Летом 1964 года вертолет доставил Паттерсона в Арктический исследовательский центр США в Кэмп-Сенчури, Гренландия. С воздуха лагерь казался спящим — сплошное снежное поле с нефтяными бочками и гусеничными тракторами. Но на глубине около семи метров подо льдом сотни солдат ходили по лабиринту тоннелей, в которых были, помимо театра, библиотеки и почты, несколько секретных ответвлений. Военные называли лагерь «полярной исследовательской станцией», но это было одновременно и местом разработки проекта «Ледяной змей» — секретной (и неудавшейся) 4500-километровой сети тоннелей для хранения и запуска ядерных ракет.

Паттерсон с бомбами завязал. Он приехал, чтобы откапывать гигантские кубы льда.

В Арктике снег имеет свойство отстаиваться — старый снег остается глубоко внизу, а новый наслаивается сверху. Если вы будете копать достаточно глубоко, вы по сути попадете в прошлое. Паттерсон хотел сравнить свинец из старого льда с новым, и для этого ему нужно было выкопать около ста галлонов.

Каждую ночь, пока солдаты спали, команда Паттерсона опускалась по скользкому тоннелю на сотню метров вглубь. На этой глубине снегу было 300 лет. Команда была одета в костюмы и перчатки, очищенные кислотой. С помощью обработанных кислотой пил они медленно выпиливали кубы льда по 60 см, помещали в обработанные кислотой контейнеры и выгружали из тоннеля в обшитый пластиком трейлер на поверхности. Лед растапливали, грузили на военные самолеты и везли в калифорнийскую лабораторию.

Хотя эта база была отличным местом для раскопок древнего льда — они добыли образцы аж 2800-летнего возраста — поверхность в ней была слишком загрязнена. Поэтому, чтобы найти новые слои льда, Паттерсон и группа солдат уселись в три трактора-снегохода и поехали по снежной буре. Пурга затмевала солнце, и Паттерсон, безуспешно пытавшийся ориентироваться по солнечному компасу, был вынужден каждые несколько метров останавливаться и ставить флажок, чтобы обозначить путь. Достигнув уединенной снежной равнины, они выкопали траншею в 15 метров глубиной и 90 длиной.

Через год Паттерсон повторил это в Антарктиде. При летней температуре -10°С его команда в чистых пластиковых костюмах завела электропилы и начала копать тоннели в снегу, длиной 90 м и шириной 42 м. Они собрали образцы из 10 различных эпох. Как позже вспоминал в «Ядовитой правде» один из участников, «Пата дико бесило, что у всех тек нос от мороза. Он боялся, что сопли незаметно упадут на кусок льда. Если из носа все же капало, мы брали инструменты и вырезали кусочек вокруг того места, куда капнуло».

Чтобы собрать молодой снег, команда поехала на тракторе к нетронутому участку льда в 210 км от своей базы, двигаясь против ветра. «Нам пришлось взяться за ледорубы с лопатами и безо всякой механики выкопать наклонный ствол длиной 30 м, чтобы добраться до нужных слоев снега, — писал Паттерсон. — Один участник с горькой иронией отметил, что мы выгрузили льда из этой заброшенной дыры в общей сложности где-то на 1000 банановозов».

Вернувшись в Калифорнию, Паттерсон разработал строгие протоколы для предотвращения загрязнений. На анализ одного образца могло уйти несколько дней. Он заставил исследователей оборачиваться в обработанные кислотой полиэтиленовые мешки. Каждый новый образец брали в новой паре очищенных перчаток. Годы спустя, когда Паттерсон снова анализировал куски льда из Антарктиды, он показал на пятнышко на образце и сказал ассистенту Рассу Флегалу, что оно старше Иисуса. В книге воспоминаний «Чистые руки» Флегал пишет: «Потом он мне сказал, что если я уроню этот лед, это будет кощунство, и я до конца жизни буду изгнан из лаборатории».

Цифры из Гренландии были поразительными. Образцы демонстрировали «200- или 300-кратное повышение» уровня свинца за период с 1700-х годов по наше время. Но самый резкий скачок случился в последние тридцать лет.

Какие уж тут еще нужны доказательства? Загрязнение свинцом резко увеличилось одновременно с взрывным ростом числа автомобилей и потребления бензина в Северной Америке. Более чем на 300 процентов.

Паттерсон, однако, удивился еще больше, когда осмотрел самые старые образцы льда. Лед из 1750-х годов тоже не был чистым. Как и из 100 года до н.э.

Свинцовое загрязнение было старо, как сама цивилизация.

Медный век, Бронзовый век, Железный век. Огромные периоды раннего человеческого прогресса от неолитических времен до появления письма названы в честь металлов, руд, из которых древние люди делали инструменты, оружие, посуду и деньги — сверкающие искорки цивилизации. При этом странно, что свинец не остался в учебниках истории. Люди пользовались им тысячелетиями.

Около 6 тысяч лет назад люди обнаружили, что могут добывать серебро, расплавляя свинец из серных шахт. Древние месопотамцы и египтяне, а позже и китайцы, использовали свинец для укрепления стекла. Начиная с вавилонян, люди покрывали свинцом посуду. Из-за своей низкой температуры плавления этот мягкий и податливый материал был металлургическим чудом.

Существование денег, в особенности серебряных монет, стало причиной первых значительных выбросов свинца в атмосферу Земли. Свинец был побочным продуктом добычи серебра в отношении 300 к 1 на пике греческой добычи руд. В исследовании, опубликованном в журнале Science, Паттерсон утверждал, что добыча свинца и серебра стимулировала «развитие греческой цивилизации».

Но она также загрязняла атмосферу. И никто не замечал этого. Когда Рим захватил греческие шахты, единственным загрязнением, которое заметил греческий историк Страбо, был наплыв «жадных италийцев».

Римляне добывали свинец везде, докуда могла дотянуть свою щупальца империя — в Македонии, в Северной Африке, в Испании, в Великобритании — и использовали этот металл для производства косметики, лекарств, цистерн, гробов, контейнеров, монет, медалей, снарядов для пращ, украшений. Они даже использовали ацетат свинца, или «свинцовый сахар», для подслащения вина.

С 700 г. до н.э. и до пика римского могущества около 1 г. н.э., люди производили 80 тысяч тонн свинца в год. Паттерсон писал: «Это самое древнее известное крупномасштабное загрязнение на нашем полушарии, задолго до начала промышленной революции».

Древние быстро поняли, что свинец угрожает здоровью. В первом веке Плиний-старший жаловался, что от питья подслащенного свинцом вина наступает «паралич рук». Греческий медик Диоскорид согласился, описывая свинцовые напитки как «крайне вредные для нервов».

К сожалению, немногие римские граждане полностью осознавали опасность свинцового отравления, потому что большинство рабочих в свинцовых шахтах были рабами. Работая по 12 часов в день, римские шахтеры выкапывали карьеры глубиной 200 метров и добывали металл, поджигая глыбы породы. Плиний подозревал, что дым отравлял их легкие, и предупреждал: «Во время плавки дыхательные пути нужно защищать, иначе смертельно ядовитые пары плавильни будут вдыхаться, а собаки от этого подыхают стремительно». Шахтеры защищались от свинцовых паров, покрывая рты пузырями животных.

Со временем страсть Рима к свинцу росла. В самом деле, Вечный город настолько погряз в этом металле, что даже запретил использовать его как валюту. Вместо этого он использовался в производстве пропусков в цирк и театр и, конечно, в гидроинженерных проектах города.

Свинцовые трубы соединяли римские дома, бани и города с потрясающей сетью водоснабжения. Как писал в Журнале общества промышленной археологии Ллойд Б. Теппер, римляне выкопали с 200 г. до н.э. по 500 г. н.э. 18 млн тонн свинца, значительная часть которого пошла на трубы. И все это время они осознавали его опасность. Римский архитектор Витрувий умолял власти использовать вместо него керамику: «Вода ни в коем случае не должна проводить по свинцовым трубам, если мы хотим, чтобы она была здоровой».

Рим не слушал. А потом он рухнул. «Использование свинца было таким повсеместным, что отравление свинцом — плюмбизм — иногда приводится как одна из причин деградации римских граждан, — пишет Жан Давид К. Булакиа в Американском археологическом журнале. — Возможно, поспособствовав расцвету Империи, свинец предопределил ее крах».

Древний лед говорит нам, что после падения Рима свинцовое загрязнение уменьшилось и оставалось на одном уровне до конца X века, когда в районе современной Германии, Австрии и Чехии открылись новые серебряные шахты. Уровень свинца снова упал в XIV веке, когда чума убила 30% населения Европы, но вновь вырос, когда западное общество оправилось от нее.

В 1498 году Папа Римский запретил добавлять свинец в вино. Этот указ был по большей части символическим. К этому моменту свинец был повсюду — даже в косметике. Ванночио Бирингучио, итальянский металлург, в своем труде 1540 года De La Pirotechnia отмечал: «Женщины в особенности многим обязаны [белому свинцу], поскольку при искусном обращении он дает некоторую белизну, которая, словно маска, скрывает их очевидную и естественную смуглость и тем самым обманывает простой мужской взор, делая смуглых женщин бледными, а ужасных — если и не красивыми, то хотя бы менее уродливыми». (Ну и льстец.)

Интеллектуалы продолжали бить тревогу, но никто их не слушал. Наоборот, строились целые здания, посвященные только производству свинца. Европейские городские пейзажи пестрили пулевыми башнями, где плавленый свинец стекал по желобам, формируя пули. Луи Такерель де Планш, французский врач, отмечал, что пуледелы страдали от «свинцовой колики».

В колониальной Америке Бенджамин Франклин заметил, что печатники, зависевшие от свинца как печатного металла, страдали от того же «паралича рук», который за столетия до этого наблюдал Плиний-старший. Франклин также упоминал, что в 1786 году жители Северной Каролины жаловались, что очищенный свинцом ром из Новой Англии вызывал «сухую боль в животе и онемение конечностей».

Как и Рим, британские и ранние американские города предпочли снабжаться водой по свинцовым трубам. В любящей свинец Новой Англии детская смертность и число мертворожденных были на 50% выше, чем в местностях, где использовался другой металл. Люди знали, что виноват свинец. В Англии патолог Артур Холл рекомендовал любой женщине, желающей сделать аборт, просто попить воды из-под крана. На черном рынке свинец был главным ингредиентом таблеток для аборта.

В 20 веке свинцовую краску рекламировали как замену обоям. Фирма Dutch Boy Lead, ведущий производитель свинцовой краски, направляла рекламу на детей, продаваяраскраски с такими слоганами: «С моей краской Dutch Boy Lead в этой детской будет свет!» В одной книжке под названием «Свинцовая вечеринка голландского мальчика», мальчик — член «свинцовой семьи» — несет ведерко краски, радостно шагая в паре очеловеченных ботинок, которые поют:

На обувной на фабрике
Башмачник нам сказал:
Вы прочные и сильные —
Свинцовый в вас металл!
В 1923 году Национальная свинцовая компания купила рекламу в National Geographic, гласившую: «Свинец бережет ваше здоровье!» В том же году Томас Миджли-младший и Чарльз Кеттеринг добавили свинец в бензин.

Люди умирали. Больницы были переполнены. И все равно за безопасность этого металла продолжали ручаться. В 30-х годах группа лоббистов свинца гордо заявляла: «Во многих городах мы успешно противостояли пересмотру законодательства, который бы снизил или запретил использование свинца».

С 1940 по 1960 гг., как пишут эксперты здравоохранения Дэвид Роснер и Джеральд Марковиц в труде «Свинцовые войны», количество свинца, производимого для американских бензобаков, увеличилось в восемь раз.

К 1963 году примерно 83 миллиона американцев владели автомобилем.

Был 1966 год, и Роберт Кехо сидел под пристальным взглядом Подкомитета по загрязнению воздуха и воды в городе Вашингтон. Он пришел предложить свои экспертные знания по содержанию свинца в воздухе. За свою карьеру он давал показания перед десятками комитетов, и десятилетиями его превозносили сменяющиеся поколения политиков. На этот раз все было иначе.

Годом ранее Служба здравоохранения США провела симпозиум на тему рисков свинцового бензина. С последней правительственной встречи по этому поводу прошло сорок лет, но Америка теперь переживала экологическое пробуждение. Вышедшая в 1962 году книга Рэйчел Карсон «Тихая весна», критиковавшая пестицид ДДТ за канцерогенность, произвела эффект разорвавшейся бомбы. Министр внутренних дел Стюарт Удалл опубликовал статью «Тихий кризис» — настоящий лозунг для консервационистов. Накапливались медицинские доказательства того, что низкие уровни свинца, намного ниже порога Кехо в 80 мг/дл, могли наносить вред детям. И исследования Паттерсона вновь разожгли споры об автомобильных выхлопах.

На симпозиуме Кехо пересказал свои заготовленные аргументы: есть порог отравления. Организм естественно приспособился к свинцу в атмосфере. Но на этот раз Кехо дали понюхать пороху. Гарри Хейман из Гарвардской школы здравоохранения цепко впился в него: «Крайне необычно для медицинских исследований, что в стране есть только одна небольшая группа в одном месте, занимающаяся исследованиями в определенной области». Кехо выглядел удивленным: «Похоже, вы решили немного надавить на меня».

Через год, когда Кехо сидел в здании Сената, перед ним была группа скептичных законодателей, в том числе председатель комитета Эдмунд Маски. Внушительный и доступно говорящий Маски стал высказываться в защиту окружающей среды, когда узнал, что в его родном штате Мэн новые предприятия не пускают корни из-за загрязненных рек. Как председатель, он имел полномочия предложить поправки к свежепринятому Акту о чистом воздухе. Он пригласил в Вашингтон 16 экспертов, в том числе Кехо и новичка в городе: Клэра Паттерсона.

Кехо негодовал от мысли, что ему придется объяснять труд своей жизни группе юристов: «Боюсь, если я начну это делать, мы тут пробудем до конца недели».

Так и начался перекрестный допрос.

Маски: «Действительно ли, с точки зрения медицины, ниже порога свинцового отравления от поглощения свинца нет никаких вредных эффектов?»

Кехо: «Думаю, немногие так же уверены в этом на данный момент, как я».

Маски: «Но вы уверены?»

Кехо: «Так уж случилось, что у меня в этой области больше опыта, чем у кого-либо из ныне живущих».

…Маски: «Ваше заключение таково, что с 1937 года и по наше время, на основании этих данных, не было никакого увеличения количества свинца, попавшего из атмосферы в организмы дорожных полицейских, посетителей станций техобслуживания или обычных водителей?»

Кехо: «Нет ни малейших свидетельств того, что за этот период в этой картине произошли какие-либо изменения. Ни малейших».

Неделю спустя Паттерсон давал показания. С характерной для него прямолинейностью он назвал идею Кехо о «пороге» отравления фантазией. Он в пух и прах разнес Национальную службу здравоохранения за то, что они приняли на веру данные, предоставленные представителями заинтересованной индустрии, назвав политику НСЗ «прямым нарушением задач и обязанностей этих здравоохранительных организаций».

Кроме того, эти данные были ошибочны. «Все та же проблема загрязнения, на протяжении многих лет не позволявшего Паттерсону установить точный возраст Земли, также — хотя никто об этом и не догадывался — мешала ученым измерить точный процент концентрации свинца, — пишет Клифф Дэвидсон в „Чистых руках“. — В научно-популярной литературе приводилось огромное количество значений, однако в большинстве своем они были ошибочны».

Паттерсон объяснил, что автомобили ежегодно выбрасывают в воздух миллионы тонн свинца, и население, скорее всего, будет заболевать настолько медленными темпами, что никто и не заметит. Другими словами, неточные цифры травили людей.

Затем он переключился на аргументы Кехо.

Паттерсон знал, что естественные показатели были ниже, чем предполагал Кехо. Он основывал свои утверждения на «снеге 200-, 400- и 4000-летней давности». Ученым и политикам явно следовало заглянуть в словарь. Содержание свинца в организме среднестатического американца не было чем-то удивительным — по крайней мере, в большинстве случаев — однако это явление вряд ли можно было назвать «естественным».

Маски: Тогда почему [разницу между типичным и естественным уровнем свинца] не отметили ни эти компании, ни кто-нибудь еще, кроме вас? Мне, как адвокату, это кажется вполне логичным шагом.

Паттерсон: Нет, если Ваша основная задача — продавать свинец.

Маски: Ну, я не думаю, что основная задача Национальной службы здравоохранения — способствовать продаже свинца.

Паттерсон: Именно поэтому так сложно понять, почему Национальная служба здравоохранения сотрудничала с индустрией свинца…

Слушания не получили немедленной огласки. Однако показания Паттерсона в дальнейшем повлияют на Закон о чистоте воздуха 1970 года, согласно которому Управление по охране окружающей среды обладало полномочиями по регулированию добавок в топливо — в том числе и свинца. «На слушаниях было констатировано: отравление свинцом является не только профессиональным заболеванием работников соответствующей индустрии, но также может представлять собой развивающуюся без ярко выраженных симптомов болезнь», — написал доктор Герберт Нидлман в «Общественном здоровье».

Однако Паттерсон по-прежнему был одинок в своих предостережениях, и Управление по окружающей среде, казалось, не вняло его увещеваниям. В 1970 году управление, собиравшееся разработать свод правил, обратилось в Национальную научную академию с просьбой предоставить в их распоряжение комиссии экспертов, которые могли бы подготовить соответствующий отчет. Академия избрала в состав комиссии консультантов из соответствующих индустрий, включая Кехо, а также ученых с нулевым опытом работы с содержащимся в воздухе свинцом. Паттерсона в комиссию не позвали. Отчет, опубликованный в 1971 году, полностью игнорировал проведенные им исследования.

На шее Паттерсона запульсировала яремная вена. «Адвокаты — как и бюрократы — не ученые, и когда чиновников избирают люди, большинство которых верит в астрологию и не верит в эволюцию, можно ожидать именно такого развития событий», — говорится в его письме Харрисону Брауну.

К счастью, все больше и больше экспертов стало разделять точку зрения Паттерсона. Специалисты Управления по охране окружающей среды, занимавшиеся исследованием влияния свинца на детей, обнаружили, что дети не только в 5 раз более чувствительны к свинцу, чем взрослые, но они также более склонны испытывать неврологические проблемы, связанные с накоплением свинца в организме. Доктора ознакомились с работами Паттерсона, но опасались упоминать его имя. Он приобрел репутацию слишком противоречивой фигуры.

В 1972 году Управление по охране окружающей среды решило проявить осторожность и предложило новые правила, согласно которым содержание свинца в бензине должно было быть постепенно сокращено на 60-65 процентов к 1977 году.

Как представители свинцовой промышленности, так и Паттерсон были в ярости. Промышленники назвали план постепенного сокращения слишком радикальным. Паттерсон настаивал, что эта схема слишком консервативна. Да почему они никак не могут понять? Свинец повсеместно известен как токсин. Он содержится в воздухе. 88% свинца выделяется из выхлопных газов. Он наносит ущерб мозгу детских организмов. Мы должны избавиться от ВСЕГО свинца!

Когда эксперты «развенчали» страхи Паттерсона как слишком радикальные и нереалистичные, ученый вернулся к полевой работе. Ему еще много нужно было сделать.

На отдаленной тропе Йосемитского национального парка, где в воздухе мельтешат тысячи москитов, Паттерсон начал исследование, которое позже заставит замолчать даже наиболее яростных критиков. Располагающийся за много миль к северу от Йосемитской долины каньон Томпсона окружен белыми гранитными горами и кристально прозрачными ручьями. На протяжении 1970-х годов команда Паттерсона добиралась на вьючных животных до этой горной местности. Зимой они карабкались в гору на лыжах и снегоступах.

«Мы выбрали для исследования вершину горы, — объяснял Паттерсон, — потому что это последнее место, куда человек отправится загрязнять». Другими словами, идеальное место, чтобы проверить теорию.

Не весь объем свинца, содержащийся в атмосфере, имеет искусственное происхождение. Растения могут накапливать этот металл из скал и дождевой воды. Когда травоядные потребляют эти растения, они также получают какую-то долю накопленного свинца. Та же схема работает в отношении любого хищника, питающегося травоядными, и так далее. Однако Паттерсон предположил, что в обычных условиях эти организмы могут естественным образом избавляться от свинца. Другими словами, количество свинца уменьшается по мере продвижения по продовольственной цепочке. Он назвал этот процесс «биоочищением» и выдвинул гипотезу, что если уровень свинца в организме возрастает (или остается таким же) даже на высших уровнях локальной продовольственной цепочки, то в природу вмешиваются какие-то внешние факторы.

Команда провела исследования всех возможных материалов: воздуха, дождевой воды, проточной воды, скал, растаявшего снега, листьев, травы и верхнего слоя почвы. Им пришлось даже ловить серых полевок и лесных куниц — подвид куниц обыкновенных.

Если раньше Паттерсон мог простить некоторую неряшливость в научной работе, то теперь эти времена канули в Лету. Один из его коллег описывал ученого как «одержимого в кубе». Команда брала пробы воздуха при помощи вакуумных фильтров и осторожно спускала образцы с горы. В лаборатории ассистент обрабатывали полученные пробы очищенными кислотой щипчиками. «Было бы действительно ужасно поднять фильтр щипцами и уронить его на рабочую поверхность или куда-нибудь еще, — рассказывал Клифф Дэвидсон Денворту в „Токсичной правде“. — Это значит, что ты только что пустил под хвост две недели, потраченные на получение этой пробы Йосемитского воздуха. Так и параноиком можно было заделаться».

Четыре года спустя результаты показали, что содержание свинца в организме уменьшалось по мере продвижения по продовольственной цепочке. Команда Паттерсона обнаружила закономерность: 95% свинца появлялись за счет выхлопных газов из Сан-Франциско и Лос-Анджелеса — городов, расположенных в 300 милях от национального парка.

Если одно из наиболее удаленных мест в Калифорнии было настолько загрязнено «городским» свинцом, Паттерсон мог только представлять, насколько плохо дело обстоит в городах, и в особенности — в организмах проживающих там людей.

Паттерсон на протяжении многих лет придерживался мнения, что в человеческом организме содержится в 100 раз больше свинца, чем предусмотрено природой, однако полученные в Йосемитском парке данные рисовали еще более мрачную картину. «Кажется весьма вероятным, что люди, зараженные свинцом, в 400 раз превышающим допустимый уровень содержания этого металла в организме… более подвержены частичным провалам в памяти и слабоумию, — писал Паттерсон, — что применимо к большинству граждан США».

По результатам последовавшего исследования перспективы лишь ухудшились. Паттерсон получил разрешение исследовать останки древних перуанцев (возрастом 4500 лет) и египетской мумии (2200 лет). Он также посетил морги и получил трупы двух американцев и британцев. «Мы получили тела, извлекли их зубы, взяли образцы тканей из предплечий и ребер, как у мужчин, так и у женщин», — рассказал он.

Человеческий скелет это склад свинца из 206 частей. Примерно 95% всего свинца в человеке содержится в костях. Паттерсон знал, что, сравнив соотношения свинца и кальция в костях, он сможет понять, насколько американцы загрязнены. Результаты:

Перуанский зуб (4500 лет): 5.6×10^(-8) Pb/Ca
Египетская кость (2200 лет): 70×10^(-8) Pb/Ca
Скелет современного американца: 3500×10^(-8) Pb/Ca
В современном американце содержится почти в 600 раз больше свинца, чем в его предках.

Прежде чем начать постепенное сокращение производства этилированного бензина, Агентство по охране окружающей среды (АООС) должно было выслушать аргументы за и против этой меры. В марте 1972 года, пока Паттерсон проводил расчеты для йосемитского исследования, агентство провело слушание в Лос-Анджелесе. Стратегией Ethyl было как можно дольше откладывать постепенное сокращение.

Обычно выступающие подают свои отчеты в АООС за день до слушания. Однако Ethyl Corporation нашли хитрую лазейку. Компания сдала черновой вариант и сообщила АООС, что Лэрри Бланшар, вице-президент Ethyl еще работал над итоговым вариантом. Так и было, Бланшар все еще вносил исправления. Но его правки — ворох выгодных Ethyl исследований — застали АООС врасплох.

«Нет никаких медицинских показаний для этого закона», — возмущался Бланшар. Он утверждал, что власти в качестве отвлекающего маневра объединили риски свинцовой краски и тетраэтилсвинца. Тетраэтилсвинец сохранил американской экономике миллиарды. Он сделал возможным современный автомобиль и всю заточенную под машины жизнь американцев. Постепенное сокращение приведет к кастрации автомобильного двигателя, резкому снижению октановых чисел и потере сырой нефти. С таким же успехом можно начать сжигать деньги американцев.

Показания Бланшара впечатляли. Из-за поддакивания других заинтересованных лиц, АООС засомневалось и согласилось рассмотреть доказательства и отложить сокращение на год.

У Ethyl каждая минута была на счету: в Детройте появилась новая проблема — каталитический конвертер-нейтрализатор, устройство, созданное под новые нормы угарного газа, несовместимые, к разочарованию отрасли, с этилированным бензином. И каталитический конвертер, и положения АООС представляли угрозу для Ethyl, компании нужно было выгадать время для изобретения конвертера, работающего со свинцом.

Чтобы и дальше тянуть время, в 1973 году Ethyl подали в суд на АООС. Они настаивали на том, что научное мнение о свинцовом бензине было слишком нечетким, чтобы принимать какие-то законы на его основе. Они были правы. Множество исследований противоречили результатам Паттерсона. Большинство лабораторий, включая государственные, еще не начали применять его сверхчистые методы. Мало кто мог подтвердить его исследование.

В 1974 году Федеральный апелляционный суд вынес решение 2-1 в пользу Ethyl. Финансовый журнал Barron погрозил пальцем АООС, по их мнению «поступок агентства был нерациональным, ненаучным и своевольным. Оно в значительной степени полагались на документы, опровергающие слова Ethyl, и проигнорировало факты».

Тем не менее, АООС потребовало полного пересмотра решения в Апелляционном суде США. В этот раз шампанское, приготовленное Ethyl, так и не было открыто. АООС выиграли 5-4. «Способность человека изменять окружающую среду развилась намного быстрее, чем его способность уверенно предвидеть последствия этих изменений», — постановил суд.

Суд убедили два поразительных исследования, дополняющих работу Паттерсона. Опубликованные в The Lancet и The New England Journal of Medicine статьи показали, что у детей с более высоким уровнем свинца в крови (от 40 до 68 мкг/дл) IQ ниже. Цифры находились ниже порога отравления Кехо.

Верховный суд отказался рассматривать апелляцию свинцовых компаний. Свинцу, по крайней мере, его части, пришел конец.

Бланшар негодовал: «Все это судебное разбирательство с индустрией, вносившей неоценимый вклад в американскую экономику на протяжении более 50 лет, это худший пример фанатизма со времен охоты на ведьм в Новой Англии в 17 веке». Полвека «ни у кого не находили видимые токсичные эффекты от количества свинца в атмосфере».

Скоро он уже не мог заявлять такое.

Когда закон АООС вступил в силу в 1976 году, количество свинца в атмосфере резко снизилось, как и предсказывал Паттерсон.

Индустрия продолжала надеяться, что это было случайностью. Дэниел Ворнберг, член руководства одной из компаний, писал: «Сложнее всего будет примириться с данными, которые будут представлены так, будто уровень свинца в крови детей падает одновременно со снижением свинца в воздухе и постепенном сокращении этилированного бензина».

Именно это и произошло.

В 1983 году отделение Центра по контролю и профилактике заболеваний выявило «снижение уровня свинца в крови 1 к 1 со снижением свинца в бензине», согласно Ворнбергу. При снижении продаж свинцового бензина на 50% уровень свинца в крови упал на 37%.

Сегодня экспертам известно, что уровень свинца в крови выше 5 мкг/дл может привести к повреждениям в мозгу ребенка, увеличивая шанс расстройств внимания, низкого IQ, влияя на успеваемость и задерживая половое созревание. В середине 1980-х, Агентство по токсичным веществам подсчитало, что практически у 17% дошкольников уровень свинца в крови был выше 15 мкг/дл. Проблема была особенно острой в черных городских кварталах: губительное количество свинца в крови наблюдалось у 55% афро-американских детей, живущих в городах.

Год за годом эти цифры падали.

Паттерсон отказывался праздновать победу. Свинец, предсказал он, «заразил наши тела и будет разрушать наши жизни даже в очень небольшом количестве…» Он не перестанет собирать данные до тех пор, пока свинец не исключат полностью.

Он вернулся в море, обнаружив, что в свое первое путешествие не подумал о металлическом корпусе своего корабля. Кильватер корабля оставлял пенистый след свинцового заражения. В этот раз Паттерсон подготовился лучше и для сбора образцов взял надувной плот. Побелевший от морской болезни Паттерсон наблюдал с главного судна. Когда они пришвартовались, на берегу их поджидала скорая помощь. «Убирайтесь отсюда. Нам надо анализировать образцы!», – ответил им Паттерсон.

Согласно собранным данным, верхние слои океана все еще были полны промышленного свинца.

Паттерсон также наловил тунца и запихал замороженную рыбу в холодильники в здании факультета геологии. («Те, у кого кабинеты были в том коридоре, с ужасом представляли себе последствия длительного отключения электричества», — вспоминает коллега.) Паттерсон сравнил свежий тунец с консервированным и обнаружил, что в консервах свинца было больше в 1000 и 10000 раз. Исследование попало в новости, и производители перестали запаивать консервные банки свинцом.

При поддержке грантов Национального научного фонда в восьмидесятых годах Паттерсон взбирался на горы Хидака (Горы Хидака — горная цепь на юго-востоке о.Хоккайдо, Япония — прим. Newoчём) в поисках первозданных местообитаний. Он прошел через тропические леса Американского Самоа, Маршалловых островов и Новой Зеландии, чтобы исследовать окружающий воздух и дождевую воду. Свинец был там. Опять же, Паттерсон идентифицировал источник — выхлопные трубы, начиная с Токио и заканчивая Лос-Анджелесом.

Когда критики стали препираться и утверждать, что это вулканы, а не автомобили, загрязняют все вокруг свинцом, стареющий Паттерсон высадился с вертолета на край вулкана, чтобы взять пробы воздуха (когда на Гавайях команда стояла на одном вулкане, один из сотрудников поставил рюкзак на землю и наблюдал как он вспыхнул пламенем). Результаты тестов позволили снять с вулканов все обвинения. Количество выбрасываемого вулканами свинца и близко не стояло с его массовыми извержениями транспортом.

К середине восьмидесятых годов свинцовая промышленность исчерпала свои доводы и обратилась к отрицанию очевидного. В 1984 году в своем ответе перед Сенатом США д-р Джером Коул, президент Международной организации по исследованию меди и цинка, заявил, что «попросту не существует никаких доказательств, что кто-либо из широких масс получил вред от использования свинца как компонента бензина». На тот момент законодатели были склонны прислушиваться к Паттерсону. Будучи однажды чудным умником, он поднялся до уровня научного пророка в главных современных тенденциях. Его приняли в Национальную академию наук США. Он получил приз Тайлера, ценнейшую награду в области науки об окружающей среде. В его честь даже назвали астероид..

В 1986 году Агентство по охране окружающей среды США потребовало наложить скорейший запрет на освинцованный бензин. Через четыре года поправки, внесенные в Акт о чистом воздухе требовали устранения любых остатков освинцованного бензина со станций обслуживания автомобилей до 31 декабря 1995 года.

Паттерсон так и не дожил до того дня. Родившись через несколько месяцев после открытия освинцованного бензина, он умер за три недели до того, как свинец попрощался с американскими топливными баками.

В Калифорнийском технологическом институте Клэр Паттерсон придумал себе странную забаву — разгуливать по кампусу в поисках птичьего помета. Он собирал их, заносил в помещение и склеивал их — разных оттенков, форм и размеров — в вычурные фигуры рядом со своим масс-спектрометром. Когда ассистенты ученого в первый раз заметили, что прибор весь запятнан пометом, они ринулись сообщить боссу, не зная, что граффити — это его творение.

У произведения Паттерсона был ясный посыл: если мы собираем паршивые образцы, мы получим и паршивые результаты. Спектрометр является чудесным, но ограниченным прибором. Его точность определяется точностью его хозяина. Десятилетиями вместо того, чтобы доверять собственной интуиции, эксперты обращались с машинами, как с «оракулами мудрости» , в результате чего туман неточности окутал область науки, изучающей природу свинца. Так что, как вспоминает коллега Паттерсона Томас Чёрч, его студенты проводили каждый день «сталкиваясь с самым отвратительным визуальным осквернением их драгоценных образцов». Искусство не искажало результаты, но оно доводило до сознания урок: «Если когда-то и появилась мудрость, то от человека».

Паттерсон говорил: «Я немного ребенок. Знаете новую одежду короля? Только потому, что я маленький ребенок, я вижу, что король-то голый. Я не умен. В том смысле, что хорошие ученые, они такого толка. У них детский разум, и они могут видеть через такую призму».

Десятилетиями эксперты отвергали результаты трудов Паттерсона потому что они небрежно тестировали испорченные образцы и не могли подтвердить его данные. Другими словами, им не удавалось посмотреть на все через его призму. Когда Паттерсона наконец-то приняли в Национальную академию наук в 1987 году, его коллега по университету, Барклай Камб, хорошо подытожил его карьеру: «его мышление и воображение настолько опережали свое время, что он годами часто оставался непонятым и недооцененным, до тех пор, пока его коллеги не догоняли его и не осознавали, что он был прав».

К началу девяностых исследователи, которые списывали Паттерсона со счетов и видели в нем причудливое подобие Мистера Мускула, в конце концов стали использовать его методы в своих лабораториях. Многие его студенты, которые были яростно преданы ему и его работе, распространяли «Благую Весть». «Я должен был проработать с ним полгода своего постдока, а в результате был с ним связан следующие двадцать лет», — вспоминал коллега ученого Расс Флигал. Когда Паттерсона не стало, Флигал попытался обзвонить всех, кто его знал. На это ушло больше трех дней. Флигал написал: «Из „ствола“ Паттерсона росло не просто дерево ученых, занимавшихся окружающей средой, а целый лес».

Сегодня контроль стерильности лабораторий — стандартная процедура. Как пишет Флигал, «Его сфера влияния стала настолько всепроникающей, что большинство ученых, распространяющих его правила „чистых/грязных рук“ при работе с образцами из окружающей среды, не знают происхождения этих правил, а многие даже понятия не имеют, кем таким был Паттерсон». В результате появилось так много исследований — от работ по изучению отравлений ртутью до анализа состава лунных камней, привезённых экспедицией Аполлон 11, — что сосчитать их количество очень непросто.

А вот что мы можем посчитать. В семидесятых годах прошлого века уровень свинца в атмосфере взлетел до исторического пика. С тех пор он сполз до средневекового уровня. В шестидесятых годах водители в более чем 100 странах использовали этилированный бензин. Сегодня таких стран три. В 1975 году уровень свинца в крови среднего американца равнялся 15 мкг/дл. Сегодня этот уровень — 0,858 мкг/дл. Исследование 2002 года, опубликованное в журнале «Медицинские аспекты окружающей среды» обнаружило, что к концу девяностых годов уровень IQ среднего дошкольника вырос на пять баллов. Нидельман пишет: «Уровень свинца в крови сегодняшних детей — свидетельство его гениальности и целостности».

Паттерсон не был одним из тех, кто упивался самодовольством. Он считал, что все достижения совместны и перекладывал успеху на своих предшественников и коллег. Как он сам писал: «Истинное научное достижение делает мозг неспособным в такие моменты победно кричать миру: „Посмотрите, что я совершил! Теперь я соберу плоды признания и богатства!“. Вместо этого, такое открытие инстинктивно заставляет мозг прогреметь: „МЫ это сделали!“».

По материалам: Mental Floss. Перевели: Юлия Шмелёва, Оля Кузнецова и Юрий Гаевский.
С Сергей Разумов, Кирилл Казаков, Анна Небольсина и Артём Слободчиков.