Среднее время прочтения — 9 мин.

Нацистский режим призывал немецких матерей игнорировать эмоциональные потребности своих детей: это помогало вырастить жестоких солдат и последователей. Исследователи привязанности сообщают о возможных пагубных влияниях такого воспитания на следующие поколения.

В 1934 году врач-терапевт Иоганна Хаарер опубликовала книгу «Немецкая мать и ее первый ребенок» (Die deutsche Mutter und ihr erstes Kind). Это пособие определяло воспитание детей в Третьем рейхе. Всего было продано 1,2 млн экземпляров — половина из них после окончания войны. В этой книге Хаарер советовала воспитывать детей, избегая формирования привязанности. Не считалось проблемой, если ребенок плакал. Следовало избегать чрезмерной нежности любой ценой. Психотерапевты опасаются, что подобное воспитание повлекло за собой проблемы в эмоциональном развитии, которые впоследствии перешли к последующим поколениям.

Ренате Фленс, немка 60-ти лет, страдающая от депрессии, рассказывает психотерапевту, что она очень хочет любить своих детей, но не может. Вскоре они вместе с терапевтом понимают, что обе проблемы Фленс могут быть связаны с разочарованием от неспособности подпускать к себе близко других людей. После долгих разговоров обнаруживается кое-что еще: влияющим фактором могло быть воспитание детей по книгам Иоганны Хаарер, которые были написаны в период нацизма и направлены на воспитание детей для служения фюреру. Фленс (имя изменено) родилась после Второй мировой войны, но книги Хаарер оставались популярными в течение ее послевоенного детства; тогда во многих домах хранилась копия книги «Немецкая мать и ее первый ребенок». Эту книгу издавали десятилетиями (последняя версия очищена от нацистского языка). Когда Фленс спросили об этом, она вспомнила, что видела ее на родительской книжной полке.

История Фленс, переданная ее терапевтом, обнажает проблему, волнующую многих психологов Германии: идеи Хаарер до сих пор сказываются на эмоциональном здоровье граждан. Одна из них особо опасна: Хаарер призывала матерей игнорировать эмоциональные потребности детей. Младенцы запрограммированы на выстраивание эмоциональной связи с попечителем. Нацисты же хотели вырастить черствых, скупых на эмоции и безразличных детей, неспособных формировать здоровые отношения с людьми. Они понимали, что сдерживание любви будет этому способствовать. Эксперты задаются вопросом: если целое поколение выросло без привязанности к семье, как им избежать повторения этой ошибки со своими детьми и внуками?

«Эта проблема давно волнует психологов, но игнорируется широкой общественностью», — сожалеет Клаус Гроссманн, ведущий исследователь привязанности матери и ребенка, в настоящее время ушедший на пенсию из Регенсбургского университета. Доказательства влияния учения Хаарер на современных людей неоднозначны. Тем не менее оно подтверждается исследованиями взаимодействия матери и ребенка в Германии, другими исследованиями привязанности и частными отчетами врачей.

Учения Хаарер

Хаарер была пульмонологом, которую нацисты (национал-социалисты) назвали экспертом по воспитанию детей, хотя она не имела педиатрической подготовки. Рекомендации из ее книги, изданной в 1934 году, включили в программу обучения матерей Рейха, призванную привить им надлежащие правила ухода за младенцами. К 1943 году по меньшей мере 3 млн немецких женщин прошли эту программу. Кроме этого, книга стала почти библией для детских садов и учреждений.

Хоть дети и нуждаются в физическом и эмоциональном контакте для формирования привязанности и здорового развития, Хаарер советовала свести такую заботу к минимуму — даже при ношении ребенка. Эта позиция явно проиллюстрирована на картинках в книге: матери отстраняются от своих детей, даже когда держат их на руках.

Хаарер рассматривала детей, особенно младенцев, как помеху, желания которой нужно ограничивать. «Ребенок должен быть накормлен, вымыт и высушен; все остальное время держите его в одиночестве», — советует она. Она также рекомендовала изолировать детей на сутки сразу после рождения; вместо использования «упрощенного „детского языка”» мать должна была разговаривать с ребенком только на «благоразумном немецком»; если младенец плачет, пусть плачет.

Время сна не было исключением. В книге «Немецкая мать и ее первый ребенок» Хаарер пишет: «Лучше всего, если у ребенка будет своя комната, где его можно оставить одного». Если ребенок начинает плакать, стоит игнорировать его: «Что бы ни случилось, не берите младенца из кроватки, не носите его, не убаюкивайте, не ласкайте, не держите на коленях и не кормите его грудью». Иначе «ребенок быстро поймет, что для привлечения внимания, заботы и сочувствия ему нужно только поплакать. Вскоре он будет требовать этого как обязанность и не оставит вас в покое, пока вы снова не успокоите его, не возьмете на руки или не погладите — так вырастет маленький, но непримиримый домашний тиран!»

Перед публикацией книги «Немецкая мать и ее первый ребенок», которая была распродана тиражом 1,2 млн экземпляров, Хаарер писала статьи о детском уходе. Более поздние включали названия «Мама, расскажи мне об Адольфе Гитлере!» (Mutter, erzähl von Adolf Hitler) — сказка, пропагандирующая антисемитизм и антикоммунизм на понятном ребенку языке, и другое пособие по воспитанию детей «Наши маленькие дети» (Unsere kleinen Kinder). Хаарер посадили в тюрьму вскоре после поражения Германии в 1945 году и лишили лицензии на врачебную практику. Тем не менее, по словам двух ее дочерей, она оставалась ревностной нацисткой. Иоганна Хаарер умерла в 1988 году.

Современные последствия

Есть много причин полагать, что влияние Хаарер сохранилось после окончания войны и продолжает влиять на эмоциональное здоровье немцев сегодня, хотя родители больше не обращаются к ее книгам. Исследователи, врачи и психологи предполагают, что нарушенные механизмы привязанности и недостаток эмоций отражаются на современной жизни, включая низкую рождаемость, большое количество одиноких или проживающих в одиночестве людей, выгорание, депрессию и психические заболевания в целом. Конечно, причин этих личных и социальных проблем много, и они разные. Но истории, похожие на Ренате Фленс, подтверждают роль учений Хаарер.

Как отмечает терапевт Фленс, спустя время пациенты раскрывают в себе отвращение к собственному телу, признаются в соблюдении строгих диет или боятся вступать в близкие отношения — все это соотносится с учениями Хаарер. Психотерапевт Хартмут Радебольд, ранее работавший в Университете Касселя, рассказывает о пациенте, который пришел к нему с серьезными проблемами в отношениях и проблемами самоопределения. Однажды он нашел дома толстую книгу, в которой его мать отметила всю информацию о его первом годе жизни: рост, вес, частоту испражнений, но ни слова о чувствах.

Гроссманн, вышедший на пенсию в 2003 году, постоянно наблюдал в лаборатории следующие сцены: ребенок плачет. Мать бросается к нему, но останавливается, прежде чем подойти к нему. Хоть она и в нескольких шагах от ребенка, она не предпринимает попыток взять или утешить его. «Когда мы спрашивали матерей о причинах, они неизменно говорили о нежелании портить детей».

Это чувство, наряду с высказываниями типа «An Indian feels no pain» (индийцы не чувствуют боли) — идиома со смыслом «коренной американец мужественно переносит невзгоды» — осталось распространенным в послевоенной Германии, отголоски чего слышны и сейчас.

Исследование разоблачает вред

Рекомендации Хаарер признавались нацистами и публиковались как научно подтвержденные. Исследования показали, что на самом деле предписания Хаарер травматичны.

Илка Квиндо вместе с коллегами из Франкфуртского университета прикладных наук изучила поколение детей, рожденных во время войны. Изначально они планировали изучить долгосрочное влияние от бомбардировок и полетов в опасных условиях, но после первой серии интервью расширили зону исследования: было много разговоров о семье, поэтому команда добавила еще один длинный опрос, связанный только с этим аспектом. В конце концов, группа пришла к выводу о наличии «расстройства отношений», так как большинство опрошенных были чрезмерно лояльны к родителям и не включали описание конфликтов в рассказы.

Квиндо отметила, что Германия — единственная страна в Европе, где проблемы детей во время войны так широко обсуждаются, хотя бомбардировки и разрушения затронули и другие страны. Она также упоминает об открытии психоаналитика Анны Фрейд: дети со здоровой привязанностью к родителям переживали войну проще по сравнению с теми, у кого были проблемы в семейных отношениях. Учитывая это, Квиндо считает, что проведенные ею опросы о взрывах и изгнаниях открыли нечто большее, чем последствия войны: они обнажили глубокие страдания внутри семьи, которые оказались слишком травматичны для выражения напрямую.

Сложно найти прямые подтверждения выводам Квиндо: выборочные подконтрольные исследования, изучающие рекомендации Хаарер, нельзя провести по этическим причинам — велика вероятность причинить вред. Несмотря на это, исследования, не связанные напрямую с воспитанием детей в Третьем рейхе, дают важную информацию. «Все говорит о том, что, если следовать рекомендациям Хаарер отказываться от заботы о малышах, мы получим детей с ограниченными эмоциональными и мыслительными способностями», — утверждает Гроссманн.

Как он заявляет, некоторые доказательства взяты из продолжительного исследования, где 136 румынских сирот от 6 до 31 месяца поделили на две группы: первая осталась в приюте, а остальных усыновили. Контрольная группа состояла из детей, проживающих с биологическими родителями. У обеих групп — оставленных в приюте и усыновленных — развились проблемы с привязанностью. Так, в эксперименте с 89 сиротами, проведенном в 2014 году, в комнату заходил незнакомец и говорил ребенку пойти с ним без объяснения причин. Только 3,5% детей контрольной группы повиновалось; среди усыновленных доверились уже 24,1%, а из приюта согласились 44,9% сирот.

«Эти дети — ведомые, не думающие и не чувствующие — отличная основа для воинствующей нации», — сожалеет Карл Хайнц Бриш, психиатр детской больницы Dr. von Hauner при Мюнхенском университете имени Людвига и Максимилиана. «По мнению Хаарер, важно отказывать в заботе ребенку, когда он ее просит. Однако каждый отказ значит отвержение», — объясняет Гроссманн. Мимика и жесты — единственные способы общения, доступные младенцу, добавляет он. Если ответа не последует, то ребенок усвоит, что его действия и попытки общения ничего не значат. Более того, дети испытывают животный страх, когда они остаются одни, голодны и не получают утешения от объекта привязанности. В худшем случае такой опыт приводит к форме тревожной привязанности, затрудняющей завязывание отношений во взрослой жизни.

Почему матери следовали советам

Почему так много матерей следовало нелогичным советам Хаарер? Радебольд, чье исследование концентрировалось на детях, рожденных в послевоенное время, заметил, что идеи Хаарер привлекали не всех родителей 1930-х и 40-х годов, а только две группы: убежденных нацистов и молодых женщин, выросших в эмоционально нездоровых семьях (по большей части это результат Первой мировой войны), не имеющих представления о хороших отношениях. Вдобавок если их мужья служили в армии, — оставляя женщин на произвол судьбы, перегруженными, с постоянным чувством опасности, — проще понять причину привлекательности пропаганды жестокости в книгах Хаарер.

Конечно, строгие практики воспитания были распространены в Пруссии и до прихода нацистов. По мнению Гроссманна, только культура, уже имеющая тенденцию к жестокости, будет готова крупномасштабно внедрить такие методы. Исследования привязанности, проведенные в 1970-х годах, подтверждают эту точку зрения. Гроссманн отмечает, что в Билефельде, что на севере Германии, половина детей демонстрировала тревожную привязанность; в южном Регенсбурге же, никогда не бывшем под влиянием Пруссии, менее трети входят в эту категорию.

Чтобы оценить степень надежности привязанности детей и родителей, Гроссманн и другие исследователи привязанности часто используют эксперимент «незнакомой ситуации», разработанной Мэри Эйнсворт в Университете Джона Хопкинса в 1960-х годах. В одной из версий родитель и малыш заходят в комнату, где ребенку предлагается несколько игрушек. Через 30 секунд родитель садится в кресло и начинает читать газету или журнал. Не позднее чем через две минуты родитель должен поддержать ребенка в игре. Еще через несколько минут в комнату заходит незнакомая женщина. После непродолжительного молчания она начинает разговаривать с родителем, а затем пытается вступить в контакт с ребенком. Вскоре родитель встает и выходит из комнаты. Через некоторое время родитель возвращается, а женщина выходит. Немного погодя выходит и родитель, оставляя ребенка наедине. Вскоре в комнату возвращается женщина и пытается поиграть с ребенком, затем возвращается и родитель.

Исследователи привязанности пристально изучают поведение ребенка в этот момент. Если ребенок расстроен и плачет во время разлуки, но потом успокаивается, он или она показывает надежный тип привязанности. Дети, которые не могут успокоиться — или не реагируют на исчезновение объекта привязанности — показывают ненадежный тип привязанности. Гроссманн проводил этот тест в разных культурах. Он обнаружил, что в Германии, в отличие от других западных стран, многие родители одобряли отсутствие реакции у ребенка во время их исчезновения. Они оценивали это как «независимость».

«Кто от кого, тот и в того»

Выводы Гроссманна показывают, что взрослые дети передают тип привязанности следующему поколению. В рамках одного из исследований он вместе с коллегами проводил опросы привязанности в детстве у родителей, повторяя опрос пять лет спустя проведения эксперимента «незнакомой ситуации» с их детьми. При оценке ответов родителей исследователи учитывали не только сами ответы, но проявляющиеся в процессе эмоции. Например, они наблюдали за быстротой смены темы, односложностью ответов, чрезмерным восхвалением родителей без конкретных описаний ситуаций. Результаты показали частое совпадение типа привязанности детей и родителей. Метаанализ, проведенный в 2016 году Марией Верхаге и ее коллегами в Амстердамском свободном университете, собрал данные 4 819 человек и подтвердил передачу типа привязанности от поколения к поколению.

Как именно негативные детские переживания передаются детям от родителей, все еще остается вопросом. Но, по-видимому, имеют место биологические процессы. Как пример, в 2007 году Далия Бен-Дат Фишер и ее коллеги из Университета Конкордия в Монреале обнаружили низкий уровень гормона кортизола утром у детей, чьи матери в детстве не получали достаточной заботы. Исследователи истолковывают это явление как признак неправильной обработки стресса.

В 2016 году команда из Цюрихского университета под руководством Тобиаса Хекера сравнила группу детей из Танзании, подвергающихся сильному физическому и психологическому насилию, с детьми, которые не сталкивались с этим. Первая группа показала большие проблемы со здоровьем, а также высокий уровень метилирования (связывание химической группой CH3) гена, отвечающего за белок проопиомеланокортин. Этот белок — предшественник массы гормонов, в том числе гормона стресса АКТГ. Измененные паттерны метилирования ДНК могут влиять на выработку геном белка и передаваться из поколения в поколение. Исследователи наблюдали это явление на опытах с животными; с людьми процесс еще до конца не ясен.

Родители могут бороться со своим опытом привязанности и воспитывать своих детей иначе. «Но, — продолжает Гроссманн, — в стрессовых ситуациях люди часто возвращаются к выученному, неосознанному поведению». Возможно, из-за этого младшая дочь Хаарер, Гертруда, отказалась иметь своих детей. В 2012 году она публично выступила против наследия своей матери, написав книгу о жизни и идеях Иоганны Хаарер. Рассказывая о детстве в интервью на баварском телевидении, Гертруда Хаарер заявила: «Это настолько травмировало меня, что теперь я никогда не смогу воспитать детей».

Оригинал: Scientific American
Автор: Анна Кратцер — психолог и журналист из Гейдельберга, Германия. Когда она рассказала своей матери о работе над этой статьей, та поднялась на чердак и вернулась с одной из книг Джоанны Хаарер — идеям которой она никогда не доверяла.

Переводила: Екатерина Егина
Редактировала: Слава Солнцева