Среднее время прочтения — 14 мин.

В коммуне Жуи-су-ле-Кот на северо-востоке Франции (ныне Жевиль) жила девочка Жизель Марк, и она знала, какие слухи ходят о ней в школе: ее родители ей вовсе не родные, а настоящая мать была проституткой. На дворе стоял конец 1940-х годов, Вторая мировая война только закончилась, и такого рода истории шепотом передавались от родителей к детям. 

Женщин, которые по рассказам спали с оккупантами, называли «горизонтальные коллаборантки». Их брили налысо и подвергали публичному унижению. В школьных дворах дети глумились над рожденными от «неизвестных отцов». 

Жизель ужасно стыдилась мысли о том, что ее родила и бросила женщина с дурной репутацией. В десять лет она набралась храбрости и напрямую спросила мать. Та рассказала ей правду: «Мы удочерили тебя, когда тебе было четыре; ты говорила на немецком, но теперь ты француженка». Больше эта тема почти никогда не поднималась.

Жизель нашла документы об удочерении в тумбочке в родительской спальне и время от времени их тайком просматривала. Сведений там было мало. В 18 лет она сожгла документы на плите. «Я сказала себе: “Если хочу жить, то должна избавиться от всего этого”», — говорит Жизель. 

Сейчас Жизель 79 лет, и она не жалеет, что сожгла тогда бумаги. Так ей удалось на время забыть о своем происхождении. В 17 она устроилась на работу в детский дом и поняла, что нашла свое призвание. На протяжении жизни она в основном работала в детских садах и в конечном итоге основала собственный. В 1972 году Жизель вышла замуж за Джастина Нианго, студента-химика из Кот-д’Ивуара. Они выкупили старый отель прямо за площадью Станислава в городе Нанси и стали в нем жить. 

Я была у Жизель в июне. Легко представить, как когда-то в доме бурлила семейная жизнь: дети — Вирджини, Габриэль, Грегуар и Матье — носились по лестнице вверх и вниз, играли у себя в комнатах на музыкальных инструментах. В школьное время они порой были единственными темнокожими детьми в классе. У Жизель много историй о том, какие жестокие комментарии преследовали их из года в год; все рассказы заканчиваются тем, как Жизель лично разбиралась с обидчиками.

Какое-то время Жизель держала в секрете от детей то, что она приемный ребенок — боялась, что это ослабит их связь с бабушкой и дедушкой. Но порой тайну было тяжело хранить. Жизель понимала, что в конце концов ей придется поделиться. 

В 2004 году, когда умерла мать, Жизель собрала детей и рассказала им правду. Они были шокированы, задавали вопросы, но Жизель не знала ответов. 

После многих лет отрицания Жизель вдруг захотелось найти эти ответы. Она помнила имя и место рождения, которые были указаны в сожженном документе: Гизела Магула, город Бар-ле-Дюк, северо-восток Франции. Оттуда она и начала поиски, а затем обратилась в Архивы Арользена в Германии, международный центр документации нацистских преследований, чтобы узнать, есть ли ее имя в хранящихся там бумагах. 

В марте 2005 года Жизель получила ответ: оказалось, она родилась не в Бар-ле-Дюк, а недалеко от города Льеж в Бельгии в родильном доме нацистов, располагавшемся в замке Вежимон. Этот родильный дом, как и многие другие, принадлежал организации «Лебенсборн» и был открыт СС, элитным корпусом нацистских солдат. Так режим стремился увеличить рождаемость детей «чистой крови», чтобы скорее прийти к конечной цели — расовой чистоте арийцев. 

Мир Жизель пошатнулся. Она осознала, что всю свою взрослую жизнь защищала от расизма детей, чья мать родилась в результате одного из самых темных расовых проектов в истории.

Нацизм — это идеология разрушения, ставившая основной целью уничтожение «низших рас». Другим нацистким убеждением, которого придерживались с не меньшей фанатичностью, было возрождение народа: придя к власти, нацисты поставили цель вывести новое поколение чистокровных немцев. Ключевым элементом плана стала организация «Лебенсборн». Она была создана в 1935 году под руководством СС и должна была поощрять продолжение рода у арийцев, предоставляя роженицам комфортные условия, финансовую поддержку и, если необходимо, конфиденциальность. Штаб ассоциации располагался в Мюнхене на бывшей вилле писателя Томаса Манна, который уехал из Германии в 1933 году. В 1936 году недалеко от Штайнхеринга открылся первый родильный дом. 

СС руководил Генрих Гиммлер, который надеялся, что его элитные солдаты станут расовым авангардом возрожденной Германии. «Что касается ценности нашей крови и численности нашего населения — мы вымираем, — сказал он в обращении к эсэсовцам в 1931 году. — Мы призваны заложить основы, чтобы следующее поколение создавало историю». Агроном по образованию, Гиммлер контролировал свое начинание с большим вниманием, граничащим с вуайеризмом (стремление к наблюдению за интимной жизнью людей — прим. Newoчём)— все заявления о браке руководителей СС сначала направлялись к нему. Размножаться должны были все: четверо детей считалось «минимальным количеством для хорошего крепкого брака». Гиммлер не возражал против внебрачных детей и критиковал враждебное отношение католической церкви к незаконнорожденным. Воспитание «незаконнорожденных или сирот хорошей крови» должно стать «общепринятым», писал Гиммлер. В 1939 году он издал приказ, призывавший членов СС заводить потомство везде, где только можно, в том числе с женщинами, на которых они не были женаты.

Согласно Гиммлеру, дома «Лебенсборн» предназначались «в первую очередь для невест и жен молодых эсэсовцев, а во вторую — для женщин, вынашивающих незаконных детей чистой крови». На практике, однако, последние были в большинстве. Матери-одиночки рожали в домах «Лебенсборн» без посторонних глаз и при желании могли отказаться от детей. Прежде чем попасть в приемную семью, таким детям предоставлялся наилучший уход при условии, что биологические родители отвечали расовым критериям (требовались фотографии и матери, и отца). Ранние кандидаты должны были соответствовать требованиям по росту, а также доказать свою расовую и медицинскую пригодность в двух поколениях. Немецкий историк Георг Лилиенталь установил, что первоначально более половины женщин получали отказ. 

Работники «Лебенсборна» делали записи о поведении матерей при родах и настаивали по возможности на грудном вскармливании. «У женщины свое поле боя, — говорил Адольф Гитлер в 1935 году. — С каждым ребенком, произведенным на свет, она сражается за нацию». 

По словам историка Лизы Пайн, женщины также получали ежедневное «идеологическое образование». Некоторым младенцам сотрудники «Лебенсборна» давали нехристианские имена в ходе церемонии, вдохновленной старыми скандинавскими обычаями. Под нацистским флагом и портретом фюрера ведущий церемонии на глазах у собравшихся держал над новорожденным кинжал СС и произносил следующие слова: «Мы принимаем тебя в свою общину как часть тела. Ты вырастешь под нашей защитой и принесешь честь своему имени, гордость своему братству и неугасаемую славу своей расе». Считалось, что после этой церемонии ребенок становился членом клана СС и был отныне навсегда связан с Рейхом.

Ко времени рождения Жизель, 11 октября 1943 года, на территории оккупированной Европы существовало около 16 учреждений, принадлежавших «Лебенсборн». Родись Жизель четырьмя днями ранее, и сам Гиммлер мог стать ее крестным отцом. Рейхсфюрер лично спонсировал детей, которые родились в тот же день, что и он — 7 октября. 

Прошлой весной я сидела вместе с Жизель у нее в гостиной. Перед нами были разложены многочисленные документы и фотографии. Жизель невысокого роста, у нее короткие светлые волосы с вкраплением каштановых прядей. Она сдержанна, но в то же время прямолинейна, со своеобразным чувством юмора. «Гиммлер явно со мной напортачил», — шутит Жизель, намекая на свой брак с африканцем и их детей. 

Жизель отрицает связь между своей карьерой и младенчеством, проведенном в столь специфическом детском саду. В конце концов она выбрала свой путь задолго до того, как узнала о своем происхождении. 

Впрочем, Жизель не умаляет тот факт, что история ее жизни неразрывно связана с историей нацизма. Она часто задавалась вопросом, как ее происхождение сказалось на так называемой «внутренней памяти»: Жизель всегда приходила в ужас от военных грузовиков, поездов и кирзовых сапог. Жизель не выносит детский плач. Во время работы в детском саду женщина часто покидала свой кабинет, чтобы успокоить малышей. Еще Жизель боится, что передала детям с генами нечто злое. 

Проследить свое происхождение ей помогла случайная встреча, которая произошла спустя несколько месяцев после смерти матери — как раз когда Жизель начала свои поиски. Ее двоюродная сестра пошла на похороны, на которых высокий мужчина со светлыми волосами произносил надгробную речь в память своего учителя. Мужчину звали Вальтер Босер. Он рассказывал о том, как еще ребенком его перевезли из Германии во Францию. Двоюродная сестра Жизель — которая была достаточно взрослой, чтобы помнить, как Жизель удочерили, и которая знала, что та родом из Германии — завязала после похорон разговор с Босером. Женщину интересовало, могла ли Жизель прибыть во Францию в одном конвое. 

Босер — ребенок «Лебенсборна». За десять лет до встречи с родственницей Жизель он стал первым во Франции, кто рассказал о «Лебенсборне»: в 1994 году на телеканале France 2 вышел документальный фильм, посвященный странствиям Босера по Европе в поисках своих корней. Двоюродная сестра Жизель познакомила ее с Босером, и тот вскоре помог женщине воссоздать историю ее семьи. 

Хотя собранное по кусочкам прошлое всё еще полно темных пятен, Жизель теперь знает, кем была ее биологическая мать. В 1926 году Маргерит Магула эмигрировала вместе с родителями и сестрой из Венгрии в Брюссель. Позже Маргерит перебралась в поисках работы в Германию. Там они с матерью и сестрой устроились работать на швейную фабрику в городе Саарбрюккен. В 1943 году, забеременев, Маргерит сбежала из Германии и вернулась в Брюссель. По словам Дороте Шмиц-Кёстер, автора книги «”Лебенсборн” длиною в жизнь: что стало с некогда желанными детьми СС», к этому времени требования «Лебенсборн» несколько смягчились. Страстная вера в идеи национал-социализма могла компенсировать недостатки Маргерит. Тем не менее свидетельство об «арийском» происхождении, состоянии здоровья и отсутствии наследственных заболеваний всё еще были необходимы для обоих родителей.

Отношение Жизель к Маргерит изменилось после того, как она узнала из архивов Штайнхёринга, что после окончания войны некоторые матери разыскивали своих детей, чтобы вернуть их. Тогда Жизель возненавидела Маргерит: «Она даже не пыталась меня искать, я не чувствую к ней ни капли сострадания. Скорее, наоборот. Это не мать». После войны Маргерит отказали в венгерском гражданстве из-за «дурного образа жизни». Если бы Жизель и Маргерит встретились, возможно, у матери нашлись бы объяснения. Однако Маргерит умерла в 2001 году — всего за несколько лет до того, как ее дочь начала поиски. 

Намного меньше Жизель интересует личность отца. Она представляет его стереотипным эсэсовцем — без сомнения, «мерзавцем». 

В 2009 году Жизель встретила своего единокровного брата, Клода. Он родился уже после войны, и его воспитала Маргерит. Брат с сестрой до сих пор иногда навещают друг друга. По словам Клода, мать с ним жестоко обращалась. Однажды он признался Жизель, что ей повезло вырасти вдали от Маргерит. 

Как и Жизель, Вальтер Босер узнал о своем происхождении случайно. В 1966 году, когда родилась его первая дочь Валери, акушерка вгляделась в лицо 22-летнего Босера. Ее внимание привлекли густые прямые светлые волосы и светло-голубые глаза (один был стеклянный и никогда не закрывался) — она вдруг вспомнила 17 маленьких детей, которых в 1946 году доставили на поезде в больницу округа Коммерси. «Вы случайно не из Германии?» — спросила акушерка. Ее вопрос подтвердил подозрения Вальтера. 

Из той группы детей Вальтер был единственным, кого так и не усыновили. Его детство прошло в детских домах, он был трудным подростком, замкнутым и осторожным. Босеру было сделано обрезание (что необычно для ребенка «Лебенсборна») — он так и не узнал почему. «Отец был одержим идеей найти свою семью. Он искал свою мать на протяжении всей жизни», — сказала мне дочь Вальтера, 56-летняя Валери, когда мы с ней встретились в старой нантской брассери.

В 1994 году, во время съемок документального фильма о «Лебенсборне», Вальтер оказался на месте бывшего родильного дома, принадлежащего «Лебенсборн», в замке Вежимон. Он услышал от местных жителей о женщине по имени Рита, работавшей там кухаркой. У нее был сын Вальтер, который, по рассказам, упал и повредил глаз, когда немецкие солдаты пытались забрать его у матери. Именно эту зацепку и ждал повзрослевший Вальтер: он поверил, что Рита — его мать. 

«Вот только это неправда, — замечает Валери, — мы встретились с Ритой и узнали, кто такой этот Вальтер — он не мой отец. Однако папа и слышать об этом не желал. Он заявил, что у Риты был второй ребенок, которого тоже звали Вальтер. Я сказала ему, что он городит ерунду. А папа всё за свое». 

Валери унаследовала от Вальтера светло-голубые глаза и прямые белые волосы. В школе ее обзывали «мерзкой нацисткой». Точно так же ее отца называли в детстве «белой крысой». В 1986 году Валери влюбилась в беженца из Вьетнама. «Отец моего ребенка был первым цветным в нашей деревне, — признается Валери. — Впрочем, для меня это не имело значения. Я и сама была там чужой». 

У их сына Лама от рождения один глаз карий, а второй голубой. Голубой глаз с дефектом. Врач диагностировал врожденную аномалию, которая может привести к слепоте. Носительницей гена была Валери. Она поняла, что стеклянный глаз ее отца вовсе не следствие травмы. Валери рассказывает: «Когда моему сыну предстояла операция, я сообщила отцу, что его проблема с глазом наследственная». Услышав это, Вальтер возмутился: «Глупость какая! Что ты такое говоришь?» 

Дело было не только в том, что Вальтеру хотелось верить, что он повредил глаз, пока мать защищала его от немецких солдат. По словам Валери, ее отец боялся болезней, боялся оказаться «носителем дефекта». И он всегда шел до последнего, чтобы доказать свою силу и стоицизм. Однажды на лесопилке его друг валил деревья и до кости рассек Вальтеру икры на обеих ногах. Босер наложил два жгута и поехал домой. Валери вспоминает, что отец тогда как ни в чем не бывало поднялся по лестнице — все ноги в крови — и спокойным голосом попросил дочку вызвать скорую.

Вальтер не переносил проявление слабости и у других людей. Когда его жене диагностировали рак, Валери иногда не давала ему посещать мать. «Он неустанно повторял ей: „Ты должна бороться! Ты должна есть! Так тебе станет лучше“. Самое настоящее психологическое насилие», — говорит Валери.

В этой черте характера отца Валери виделся пугающий отголосок нацистской одержимости физическим превосходством. В 1935 году Гитлер провозгласил: «Молодой немец должен быть быстр, как борзая, крепок, как дубленая кожа, и тверд, как крупповская броня». Если в «Лебенсборне» рождались дети с такими заболеваниями, как синдром Дауна, заячья губа или косолапость, то от них избавлялись.

Порой Валери размышляет над тем, что именно они с сыном могли унаследовать от Вальтера. «У сына в характере есть склонность быть жестким и авторитарным — черты, которые могли передаться от моего отца, — делится Валери, — когда я думаю об этом, то всегда ощущаю мимолетную тревогу: неужели мы что-то унаследовали от „Лебенсборна“?»

Летом 1945 года журнал Life опубликовал статью о «чудо-детях» «Лебенсборна» с фотографиями Роберта Капа. «Хоенхорстские ублюдки людей Гиммлера: голубоглазые, светловолосые и жирные, как свиньи», — гласила одна из подписей. «Благодаря обилию каши и избытку солнечного света этот нацистский младенец в вязаной кофточке и пинетках стал таким толстым и здоровым, что едва влезает в необъятную коляску», — было написано под другой фотографией. «Выросшая под крылом нацистских нянек жирная свинья может превратиться в большую проблему для союзников», — очередная подпись. Тон статьи дает представление о глубине неприязни, которую испытывали европейцы и американцы в 1945 году по отношению к тем, кто избежал ужасов войны, включая детей.

Впрочем, не все младенцы «Лебенсборна» были голубоглазыми и светловолосыми или «толстыми, как свиньи». Судя по всему, из-за отсутствия связи со значимым взрослым у многих детей наблюдались задержки в развитии. Послевоенные медицинские обследования показали, что вес Вальтера был ниже нормы. А у Жизель случались истерики, про которые было написано в отчете французских социальных работников.

Для Жизель и прочих детей «Лебенсборна» освобождение Бельгии означало путешествие по Европе в плетеных колыбелях, закрепленных в кузове военного грузовика. В книге «Фабрика идеальных детей» французский журналист Борис Тьоле вспоминает, как немецкие солдаты, отступая, забрали 1 сентября 1944 года из здания «Лебенсборн» недалеко от города Льеж 20 малышей. Спустя несколько остановок в Германии и Польше дети оказались в самом первом доме «Лебенсборн» в Штайнхеринге. Вальтер Босер был среди них. 

В Штайнхеринге сотрудники СС теснились с детьми и беременными женщинами из других учреждений, теперь уже закрытых. Коробки с документами загромождали коридоры родильного отделения, где женщины продолжали рожать. 

Когда разнеслась новость о смерти Гитлера, сотрудники сожгли столько документов, сколько смогли. Тьоле описывает цель этого так: «Регистры рождения, идентификация детей, отцов, данные о структуре организации, имена руководителей — всё должно было исчезнуть. Доказательства самого существования родильных домов “Лебенсборн” должны быть уничтожены». Из-за нацистской одержимости документами полное уничтожение записей оказалось невозможным — их было слишком много. 

Через несколько дней после смерти Гитлера в Штайнхёринг прибыл небольшой отряд американских солдат, и детей перешли в новые руки — теперь за них отвечали уже американцы. 

Позже, в 1945 году, Жизель и Вальтер были переведены в Индерсдорф, в 14 км от концентрационного лагеря Дахау, где их разместили в монастыре 12 века, реквизированном армией США для Администрации помощи и восстановления Объединенных Наций в качестве центра временного пребывания перемещенных детей. Там дети «Лебенсборна» жили вместе с выжившими: еврейскими детьми, которым удалось выбраться из концентрационных лагерей, а также подростками из Восточной и Центральной Европы, которые во время войны были подневольными работниками.

Старших детей призывали помогать младшим. Сохранились фотографии, на которых три маленькие белокурые девочки нежно расчесывают волосы малышам и кормят их с ложечки, как будто играют с куклами. На другой фотографии показана группа малышей на клетчатом пледе под присмотром американского социального работника Лиллиан Роббинс и сестры милосердия. В стороне от других детей сидит маленький Вальтер и, закрыв один глаз, улыбается фотографу.

Сотрудники Администрации помощи и восстановления Объединенных Наций пытались найти оставшихся в живых родственников детей, если такие имелись, но о личности некоторых детей не было данных. У других была указана приблизительная дата рождения. Возможно, так произошло и с Вальтером Босером, чей официальный день рождения выпал на подозрительную, хотя, конечно, возможную дату — 1 января 1944 года. Место его рождения неизвестно, однако считалось, что ранее он жил в доме «Лебенсборн» во Франции. Вероятно, поэтому мальчика было решено отправить туда из Индерсдорфа.

Что до юной Гизелы, в ее личном деле значилось, что она родилась в «Вижемоне» (полное название замка было опущено). Персонал решил, что это какой-то французский город, и девочка присоединилась к Вальтеру в конвое, направлявшемся в департамент Мез во Франции, население которого так никогда не оправилось после Первой мировой войны. Гизела превратилась в Жизель, и так началась ее французская жизнь.

Можно ли назвать «выжившими» малышей, которые обязаны своим существованием нацистской политике? Пока они ели свежие фрукты и кашу, других детей отравляли газом и морили голодом.

10 октября 1947 года в Нюрнберге четыре руководителя «Лебенсборна» предстали перед Американским военным трибуналом в рамках Малых Нюрнбергских процессов над нацистскими деятелями меньшего масштаба. Им были предъявлены три обвинения: преступления против человечности, военные преступления и членство в преступной организации. Трое из четырех руководителей были признаны виновными по последнему обвинению. Однако трибунал постановил, что «Лебенсборн» был лишь «учреждением социального обеспечения», поэтому дети не были признаны жертвами.

До 1970-х годов считалось, что дома «Лебенсборн» — это всего лишь миф. Или воспринимались как фермы разведения арийцев, где эсэсовцы спаривались с женщинами чистой арийской расы. Первая книга о «Лебенсборне» была опубликована во Франции в 1975 году. В ней выдвигалось предположение, что так называемые няни на самом деле были отобраны для размножения. Это способствовало распространению слухов. В 1986 году Георг Лилиенталь написал первое академическое исследование о проекте «Лебенсборн». 

За девять лет его существования как минимум 9 200 детей родились в стенах «Лебенсборна». Примерно 1200 детей родились в Норвегии, где находилось больше всего родильных домов СС за пределами Германии. После войны все эти дети, а также женщины, которых подозревали в связях с немецкими солдатами, были изолированы или высланы. Некоторых женщин отправили в лагеря. Во Франции был лишь один дом «Лебенсборн», но он просуществовал меньше года, поэтому вероятность того, что местных детей «Лебенсборна» признают таковыми, была гораздо меньше. 

В 2011 году Жизель с Вальтером поехали в Индерсдорф, чтобы принять участие в ежегодных памятных мероприятиях, которые проводят бывшие жители центра временного пребывания Администрации помощи и восстановления Объединенных Наций. Жизель называет организаторов «еврейскими детьми», а себя до сих пор причисляет к «детям Лебенсборна». Она призналась, что «было невероятно» стать частью церемонии. За время пребывания в Индерсдорфе Жизель дважды посетила Дахау. Она чувствовала, что должна бороться с теми идеями, которые могла бы исповедовать, если бы выросла в семье эсэсовца. 

В 2016 году Жизель и Вальтер совместно основали Ассоциацию памяти детей-жертв «Лебенсборна». Это была попытка заставить общественность признать, что дети «Лебенсборна» — тоже жертвы войны. 

Вальтер, со своей стороны, стал одержим идеей заслужить признание еврейской общины. Он изучал Тору и причислял себя к сионистам. «Отец отмечал еврейские праздники, — вспоминает Валери. — Его друзья, исповедующие иудаизм, очень ему помогали. Лучшим подарком для папы было сказать: „Ты тоже жертва, Вальтер“». 

Вальтер скончался в 2021 году со звездой Давида на шее. У него уже было слабое здоровье, и он жил в доме престарелых. За несколько дней до смерти Вальтер впервые в жизни признал, что, возможно, Рита не была его матерью. 

Валери сохранила расческу, на которой до сих пор остались волосы отца. Она надеется однажды узнать, какие секреты кроются в его ДНК.

Муж Жизель, Джастин, умер 15 лет назад. Однако женщина всё еще проводит почти каждую зиму в его африканской деревне. Жизель говорит, что она там «знаменитость» — отчасти потому, что местные жители видели ее по телевизору в программе о «Лебенсборне».

Дома в Нанси у Жизель на всеобщем обозрении стоит фотография ее биологической матери, хотя теперь женщина не обращает на портрет особого внимания. Она объяснила: «Это мое наследие. Я не хочу забывать, что рождена этой женщиной». Всё, чего хочет Жизель, — это поведать свою историю. «Я скромная, — шутит она, — хочу, чтобы весь мир узнал о “Лебенсборне”».

Ее сын Габриэль женился на немке, и внук разговаривает по-немецки — на языке, который Жизель забыла. «Жизнь продолжается», — говорит она. Другой ее сын Матье работает над книгой о «Лебенсборне», и вместе со своей женой Камиль написал пьесу о детях этого проекта. Недавно мне довелось побывать на чтениях их пьесы в маленьком парижском театре. Я наблюдала, как Жизель, сидя рядом со своей дочерью Вирджини, смотрит собственную историю, оживающую перед ее глазами.

«Говорят, что историю пишут победители, — произнес актер. — Но, что самое главное, ее пишут взрослые». Жизель тихонько утирала слезы.

По материалам The Atlantic
Автор: Валентайн Фор
Заглавное фото: Роберт Капа / ICP / Magnum

Переводили: Эвелина Пак, Анастасия Боброва
Редактировали: Юлия Мухтасимова, Денис Медников, Елизавета Яковлева