Среднее время прочтения — 21 мин.

По окончании колледжа мои друзья покинули Мичиган в поисках лучших возможностей, а я был полон решимости помочь этому сломленному хаотичному городу, построив в его центре свой собственный дом. Тогда мне было 23 года.

После колледжа я устроился работать в строительную компанию в Детройте.

«В нашей компании работают только черные и нам нужен приличный белый парень, — сказал мне босс, когда мы выпивали в одном из баров в центре города сразу после того, как он меня нанял, — заказчики из пригорода не хотят работать с черными».

Когда нам поступал звонок с заказом, мы задавали себе вопрос: «Этот голос принадлежит белому или черному?» В первом случае за работу брался я. Во втором — мой босс. Детройт — это одна из самых сегрегированных агломераций в стране, и впервые я почувствовал, каково быть по ту сторону. На контрасте с тем, как студенты в Университете Мичигана отвлеченно и расслабленно рассуждали о расах, это очень бодрило. И пугало. Я больше не мог прятаться за красивыми словами.

Я вырос в сельском Мичигане, в 45 минутах езды до ближайшего шоссе. За три поколения нашей семьи я первый мужчина, который не работает на токарном станке и, не считая одного моего дяди, я самый старший из сохранивших все пальцы на руках. Университет привил мне несколько высокопарных идей, вроде «истинной солидарности с угнетенными», и я обнаружил, что «угнетенные» жители Детройта не хотят, чтобы о них заботились. Я думал, что иду на жертвы. Я думал, что, переехав сюда, останусь дома, в то время как все остальные уезжают из штата. Я был готов изменить мир и имел какие-то неопределенные намерения открыть новую школу. Мне противно от того, каким наивным я был. Первую квартиру в городе я снял не глядя — на кухне не было раковины, и мыть посуду приходилось в ванне.

Помимо поисков лучшей работы, я проводил время так же, как и все остальные: шлифовал полы в недорогих съемных квартирах за $8,50 в час, и это навело меня на мысль: я могу купить дом и самостоятельно сделать ремонт. Не то чтобы я хорошо представлял себе покупку и самостоятельный ремонт дома. Это были скорее смутные мечтания, в каком-то смысле трюк, благодаря которому я жил не как все, становясь настоящим детройтцем.

Спустя некоторое время я посетил вечеринку по случаю Хэллоуина, надев костюм шарманщика. В какой-то момент я поставил свою картонную шарманку в угол и пошел немного потанцевать, а когда вернулся для того, чтобы достать пиво, припрятанное внутри, увидел, что рядом сидит очень выделяющийся среди остальных парень. Его звали Уилл и он был одет в костюм обезьяны шарманщика. Из его пальцев торчала самокрутка.

«Не хочешь выйти покурить?»

Стандартные любезности были произнесены. Он выглядел неловко и нервно, а я слишком сильно хотел завести тут друзей. В конце концов, я рассказал ему, что хочу купить дом в восточной части города.

«Я только что купил», — сказал он.

Как поселиться в умирающем Детройте, и что делать дальше 1
Угол улицы в Полтауне. Фото: Гарретт Маклэйн.

Уилл рассказал мне лучший способ приобрести дом — найти тот, который тебе по душе, и узнать кому он принадлежит. Десять лет назад он жил в Детройте, но уехал, чтобы путешествовать по стране. Теперь он вернулся и купил дом за $3000 у сына покойной хозяйки. Дом годами был заброшен, но наверху нашлись вещи бывших владельцев — мебель, чемоданы, семейные фотографии. Некоторые из фотографий все еще висели на стенах, включая портрет Коулмана Янга — первого чернокожего мэра Детройта, а картина с изображенным на ней Иисусом была повешена таким образом, что казалась, будто бы Иисус молится Янгу. Электричество было только в половине комнат; остальные освещались керосиновыми лампами. Уилл разрешил мне пожить у него в течение лета.

В округе почти никто не жил, там были лишь кустарники и несколько покосившихся домов, не развалившихся несмотря ни на что, — они напоминали спичечные коробки. Всего пять минут езды на велосипеде и из центра города вы попадали в деревню в городской черте. Прямо по соседству стояло всего лишь одно здание — выполненная из шлакоблоков по проекту студента-архитектора из Кранбрука уродливая частная школа, которую подростком посещал Митт Ромни. Она была заброшена, трубы внутри полопались от холода.

За домом Уилла раскинулся рай буйной растительности. Каждый жилой дом или здание, которые постепенно развалились или просто рухнули, природа превратила в древние руины, которым дашь не менее ста лет. Там, где когда-то стояли дома, среди брошенных лодок, гидромассажных ванн и груд строительного мусора, уже выросли высокие деревья. Одно из шести опустевших зернохранилищ возвышалось над окрестностями. Сборщики металлома жгли изоляцию медных проводов, а в одной из лодок жил соответствующего вида господин, покуда не был убит в уличной драке. Время от времени мы с Уиллом забирались на какую-нибудь башню и разглядывали город, курили сигареты и пили дешевое пиво. Стараясь не провалиться сквозь ветхие крыши и оглядывая район сверху, мы искали знакомые ориентиры, церкви, школы и опустевшие фабрики, пытаясь найти среди всего этого собственное место.

«Это как пилигримы, — сказал мне Уилл, глядя на город, — они прибыли в Америку за свободой вероисповедания и поладили с местными индейцами. Все было не идеально, но они, знаешь ли, вместе ели индейку на День благодарения. Затем пришли другие люди и сказали: „Здесь можно заработать“. Это они, а не пилигримы, раздавали зараженные оспой одеяла»

— Звучит как пересмотр истории.
— Может и так. Зато правдоподобно.

К зернохранилищам примыкала Dequindre Cut, старая железнодорожная траншея, построенная во времена расцвета Детройта. Она уже давно не использовалась и изобиловала разнообразной флорой и фауной: здесь сновали фазаны размером с курицу, кролики, маленькие рыжие лисы, росли небольшие деревца и рыжеватая трава по пояс. Уилл клялся, что видел здесь оленя — в пяти минутах от центра города — тот сверкнул глазами и ускакал прочь. По вечерам мы готовили ужин из выращенных на огороде овощей: салата, помидоров, редиса, гороха, бобов и капусты. А потом шли гулять с собакой. И это были те самые летние вечера, когда тепло и свет солнечных лучей стелятся по земле именно так, как надо. Мы могли бродить часами и не встретить ни души.

Мы катались по городу на велосипедах и через окна с открытыми настежь ставнями забирались в дома с повисшими верандами и брошенными кустами роз — голыми, оборванными и горделивыми, — а из дыр, которые когда-то были окнами, вываливался мусор. Мы могли просто войти в даже незаколоченные фанерой двери, ступая по осколкам стекла, потрескавшейся плитке и оставленным мечтам. Еще я заглядывал в готовые к въезду шикарные кирпичные дома в хорошо заселенных районах Детройта, бывшие владельцы которых недавно лишились прав на имущество. Я мог бы купить многие из них, заплатив меньше стоимости 20-летнего автомобиля. Но я не хотел извлекать выгоду из чужого несчастья. Я не мог не думать о семьях, которые когда-то жили здесь, но в какой-то момент банки и шериф выставили их на улицу.

Мне хотелось того, чего никто не хотел, чего-то невероятного. В этом городе полно зданий и домов, чьи желтоватые глаза будто следят за тобой. Это был бы лишь один из тысяч таких домов, но мне хотелось доказать, что это возможно — снова превратить в жилище эту американскую развалину. Еще я решил, что сделаю это по-старинке, без субсидий, кредитов и повсеместной в городе благотворительности. На каждую вещь в доме я мог бы заработать самостоятельно, потому что не у всех есть возможность получить эти средства. И я хотел доказать себе и своей семье, что я — мужчина. Пока они строили дома, я писал стихи.

Однажды мы с Уиллом проезжали мимо белого дома в стиле королевы Анны в тихом уголке Полтауна. Рядом было два пустых участка и много места для собаки и сада, навеса и пруда. Соседи были дружелюбными и поддерживали свои дома в хорошем состоянии, но в квартале стояло еще четыре заброшенных здания. Соседи сказали, что этот дом стоял заброшенным уже лет десять; его бывший владелец просто бросил его, как лопнувшую шину на дороге, и все ценное уже давно разворовали. Дом огибала запущенная терраса, внутри располагалась большая кухня, но не было камина — я мог бы его построить — и, когда я осторожно зашел внутрь, я уже знал, что это будет моим домом.

Когда я сообщил соседям, что хочу его купить, они посмотрели на меня как на сумасшедшего. Белый парень здесь сразу бросался в глаза, как снег в Техасе, и я стеснялся, полностью осознавая свой цвет кожи — впервые в жизни я запинался при ответах. Я переезжал сюда, когда все остальные, белые и черные, уезжали отсюда.

Как поселиться в умирающем Детройте, и что делать дальше 2
Фото: Майк Уильямс

«Сразу видно, что работы здесь хоть отбавляй», — заметил сосед напротив, полагая, что я сдамся через месяц-два. Там не было ни окон, ни дверей, ни водопровода, ни электричества, ничего. В крыше — непристойного вида дыра. Это был просто обшитый досками каркас, осыпающееся основание которого было завалено мусором. Горы одежды высотой с человека, садовые отходы, пустые консервные банки, игрушки, подгузники, пластиковые контейнеры, в которых обычно продают сырое мясо, б/у автозапчасти, строительные отходы, пакеты и бутылки из-под алкоголя, рулоны старых ковров, сломанная мебель и битое стекло, буквально кучи дерьма, использованные шприцы. Вычищая этот хлам — на что мне потребовались три месяца, вилы и большая лопата — я нашел часть автомобиля Dodge Caravan, разрезанную на куски сабельной пилой. Судя по тому, что мне рассказали местные, это сделано ради выплаты по страховке. Кому-то понадобились деньги, поэтому этот кто-то заявил о краже минивэна и заплатил паре ребят, чтобы они распилили машину и спрятали ее части в разных концах города. Задний двор являл собой заросли сорняков и кучи настолько старого мусора, что он превратился в грязь.

Этот дом я купил в октябре 2009 года на местном аукционе за $500 наличными. Мне было 23 года.

Как поселиться в умирающем Детройте, и что делать дальше 3
Автор текста в своем доме на первых этапах реконструкции. Фото: Гаррет Маклэйн
Как поселиться в умирающем Детройте, и что делать дальше 4
Один из кварталов Полтауна. Фото: Гаррет Маклэйн

Детройт — поистине город экономического бума 20 века, подлинно американский сюжет. За 100 лет он превратился из тихого селения в один из богатейших городов страны. В Детройте, прозванном «Парижем Среднего Запада», было наибольшее число театров после Бродвея и едва ли не рекордное количество домохозяйств за пределами Кремниевой долины 60-х. Мы расцвели и разорились рано и основательно, и, словно опьяненный индустриальным капитализмом алкоголик, мы первыми и со страшной силой скатились на самое дно. Мой район — наглядный тому пример.

Изначально Полтаун основали в 1860–70-х выходцы из Польши, и на протяжении 1940-х он стабильно рос благодаря иммиграции поляков, итальянцев, евреев и черных в поисках работы на фабриках, скотобойнях и автомобильных заводах. Это было сообществом трудолюбивых и верующих людей, местом, где могли повторно заложить свой дом, чтобы построить с полдюжины огромных церквей из камня, мрамора и сусального золота, которые составляли конкуренцию европейским соборам.

В 1950-х автомагистраль I-94 поделила район на север и юг. В 1960-х через него пролегла магистраль I-75 — прямо через Блэк Боттом (Black Bottom) и Парадайз Вэлли (Paradise Valley), одни из наиболее важных в плане экономики и культуры черных районов США. Из их остатков создали образцовый населенный пункт, а остальное население переехало в высотные жилые комплексы Jefferies и Brewster-Douglass, где прошло детство Дайаны Росс. В начале 1980-х всю северную часть района снесли для постройки автомобильного завода площадью почти в 147 гектаров, который обильно финансировался правительствами города, штата и страны. Ради трех рабочих смен в сутки были лишены частной собственности более 4000 жителей, снесено 1400 домов и несколько церквей, закрыты 140 предприятий. (На территории этого завода осталось еврейское кладбище, поскольку переносить его было незаконно. Посещения возможны только дважды в год.)

Сборочный цех Hamtramck в Детройте (официальное название завода) расположен чуть ниже по улице если идти от заброшенной автомобильной фабрики Packard — спроектированная Альбертом Каном, она превратилась в груду мусора площадью 16 гектаров и крупнейшее в мире заброшенное производство. Там часто бывают пожары, и люди к ним уже совсем привыкли. Сквозь крышу проросли деревья, а туристы со всего мира приезжают сюда ради фотографий. Если не считать заброшенную 18-этажную железнодорожную станцию, это лучшее место в городе для страстных любителей развалин.

Как поселиться в умирающем Детройте, и что делать дальше 5
Район завода Hamtramck в Детройте до его постройки. Фото: Джон Доминис, Time Life Pictures / Getty Images

В обмен на уничтожение половины района было обещано предоставить около 6500 рабочих мест на заводе в Полтауне. Максимальное число работающих здесь людей не превышало 3500 человек — больше людей лишили жилья, чтобы построить завод. Это стало предсмертным хрипом американской промышленности, последней попыткой производить автомобили в Детройте за что-то большее, чем пустые обещания и романтические идеалы. Сейчас здесь работает меньше 1500 человек, выпуская Chevrolet Volt, помимо других машин.

Как поселиться в умирающем Детройте, и что делать дальше 6
Завод Hamtramck. Фото: Michigan Bell Telephone Company с разрешения руководства библиотеки Мичиганского университета

Почти все церкви закрылись. В католической митрополии согласились продать две из них компании General Motors, освободив место для завода Полтаун, остальные же лишились поддержки католической церкви, так что облагать верующих десятиной здесь уже не получится; возвышающиеся храмы божьи ветшают, как и весь район. Церковь Святого Станислава прекратила свою работу в 1989 году, церковь Святого Альберта — в 1990. Они обе входят в Национальный реестр исторических мест США. Новостройки сносят — у города на это уйдет восемь миллионов долларов — не потому, что они представляют опасность для жизни, а потому что они отталкивают инвесторов, проезжающих по той самой автостраде, которая способствовала их постройке. Автомагистраль I-75 благоприятствует активному росту пригородов. Завод Packard стал свалкой токсичных отходов. Большинство людей, некогда живших в Полтауне, уехали в пригороды.

Когда люди говорят о «возвращении Детройта», к этому ли они хотят вернуться?

Как поселиться в умирающем Детройте, и что делать дальше 7
Церковь Святого Альберта. Фото: Гаррет Маклэйн
Как поселиться в умирающем Детройте, и что делать дальше 8
Польская католическая церковь Непорочного сердца Девы Марии. Фото: Гаррет Маклэйн

Когда я только купил дом, жить там было невозможно, поэтому от Уилла я переехал в Форестдейл, зеленый квартал в Полтауне в шаговой доступности от моего нового жилища. Двадцать пять лет назад добрый учитель-сумасброд по имени Пол Уирц купил здесь дом после того, как предыдущий сгорел. За годы он превратил этот квартал в идиллический оазис восточной части Детройта, где старые поляки и молодые белые художники живут рядом с чернокожими врачами и матерями-иммигрантками из Венгрии и Мексики. Здесь он вырастил своих детей, убедил переехать сюда друзей и коллег и спас квартал от наркопритонов, пожаров и забвения. Сохранились почти все дома, а это невероятное достижение, учитывая, что в основном район выглядит как ряд сломанных зубов.

В квартале за Форестдейлом осталось только два дома. Вместо того, чтобы дать мусору и отчаянию постепенно его заполонить, Пол посадил там фруктовый сад. Летом на деревьях растут персики, груши, яблоки и сливы, а на земле — овощи всех сортов. Соседи содержат пчел и осенью собирают мед. Зимой Пол заливает этот участок, превращая его в дворовый каток. Еще он разрабатывает способ самостоятельно подготавливать лед, и недавно я обнаружил его на катке — на коленях и с подключенным к удлинителю утюгом. Пол пытался «отгладить» лед. Это не сработало. Со временем он что-нибудь придумает.

Чуть ниже от Форестдейла, на участке, где раньше была школа, Пол устроил поле под сенокос. Дважды за лето мы собираем сено на зиму для животных — по 400 тюков за раз, если год выдался удачным; соседи складывают их в прицепы и грузовики. Пол преподавал в Академии Кэтрин Фергюсон (Catherine Ferguson Academy), школе для беременных и кормящих подростков, процент выпускников в которой однажды составлял более 90% (в то время как средний показатель для беременных подростков по стране не превышает 40%). Здесь он основал ферму, чтобы помочь девушкам изучать науку и материнство, присматривая за урожаем и ухаживая за скотом. Собранное сено шло на корм и этим животным. Однажды я заглянул к нему во время занятия, и на одной из лекций он прервался, не закончив предложение. Один из цыплят начал вылупляться из яйца в аквариуме, и Пол собрал учащихся посмотреть, как скорлупу пробивает крошечный клювик и появляется новая жизнь. В 2011 году правительство города закрыло школу, ссылаясь на затраты, и ее выкупила чартерное учебное заведение. Пол потерял работу, а училище стало платным.

Дети бегают по всему Форестдейлу, играют в пятнашки, катаются на скейтбордах, гоняют на лыжах по заснеженным улицам — и все это в восточной части Детройта, которую репортеры описывают как «разбомбленную» и похожую на «Могадишо» — даже в полиции говорят, что там «как на войне… небезопасно для приезжих». Это и правда, и нет. Просто Форестдейл — особое место, где люди хотят, чтобы их оставили в покое и дали им жить своей жизнью, воспитывать детей и ухаживать за огородом. Пол просто хочет водить свой трактор. Эти люди дорожат своим личным пространством. (Я изменил название квартала.) В конечном счете, это впечатляющее свидетельство превосходства дальновидности и взаимопомощи над беспорядком.

Как поселиться в умирающем Детройте, и что делать дальше 9
Козы из Академии Кэтрин Фергюсон. Фото: Гаррет Маклэйн
Как поселиться в умирающем Детройте, и что делать дальше 10

Дом, в котором я остановился, стоял на углу и был куплен у пожилой пары из Польши, переехавшей во Флориду. В нем не было проточной воды, стен и отопления. Я жил там бесплатно в обмен на уход за домом и кое-какие ремонтные работы. Над своим домом я работал до глубокой осени, пока это было возможно, заменяя фанерные листы на окна, снося стены, устанавливая двери. Вместе с соседом я купил цепную пилу, и, когда после летних бурь по всему городу оставались поваленные деревья, мы отпиливали бревна от тех, что лежали на дороге, и складывали их на террасе.

Там, где я остановился, был небольшой камин, но не было печки, и это была первая из двух зим, прожитых мной в Детройте без должного отопления. Это было в порядке вещей. Мне рассказывали о замерзших туалетах, прорванных трубах и возгораниях из-за обогревателей. Сотни людей остаются без отопления: священники, художники, пожилые. Холод уравнивает всех.

У меня никак не получалось поддерживать огонь всю ночь, и весь день у меня изо рта шел пар, даже при затопленном камине. Я спал в шерстяной шапке, а иногда и в куртке, под таким количеством одеял, что мой отец думал, что я задохнусь. Одним утром я зашел в туалет, а с крана свисала сосулька размером с морковь. Когда замерзали ручки, я размораживал их в кастрюле с водой, поставленной на камин. У меня не было горячей воды.

Соседка, живущая ниже по улице, — назовем ее Софи — разрешала мне ходить в душ у нее. Однажды она нашла двух детенышей фазана, брошенных матерью, и обустроила целую комнату на первом этаже дома в соответствии с их средой обитания — такой уж она человек. Там было все, в том числе и ветви деревьев, и трава, где они могли расти и свободно передвигаться. Входную дверь она оставляла незапертой, так что я мог заходить и принимать душ в любое время. Большинство людей ставят решетки на окна.

Ее соседка — музыкант с голосом белокурого ангела. Иногда она играла на гитаре и тихо напевала грустные песни, пока обжигающая вода смывала холод и грязь с моего отдохнувшего тела. «Ты не знаешь, как хорошо быть чистым, — пела она, улыбаясь, пока как следует не испачкался».

Ночь разрывали выстрелы, и люди в потрясении замолкали. Разговор возобновлялся без каких-либо комментариев, и никто из сидящих у огня и не думал звонить в полицию. Их среднее время реагирования — около часа. В то время мы слышали выстрелы по два-три раза за неделю. Они не перестают вызывать во мне чудовищный, нескрываемый ужас.

Как поселиться в умирающем Детройте, и что делать дальше 11
Подростки заняты весенним посевом тепличных овощей. Фото: Гаррет Маклэйн
Как поселиться в умирающем Детройте, и что делать дальше 12
Жители Форестдейла убирают сено. Фото: Гаррет Маклэйн
Как поселиться в умирающем Детройте, и что делать дальше 13
Пол Уирц в курятнике. Фото: Гаррет Маклэйн

Летом 2010 в Детройте в течение недели проходил Общественный форум США (United States Social Forum), своего рода идеологический предвестник протеста «Захвати Уолл-стрит» (Occupy Wall Street). В город приехало более 20 тысяч человек со всего мира; они спали в палатках, ходили на лекции и дебаты, пили и развлекались, устанавливали рабочие связи. Я бы убил за возможность поучаствовать в форуме еще, но я занимался своим домом и работал поваром в одном французском ресторане. К тому же, я был безнадежно влюблен в девушку из Греции, которая вот-вот должна была улететь на другой конец света.

Как поселиться в умирающем Детройте, и что делать дальше 14
Протест во время Общественного форума США
Фото: (CC BY-NC-SA http://2.0) некоторые права защищены и тд и тп / Via Flickr: 10342398@N02

Одним из событий, которое я все же увидел, стала демонстрация, организованная профессиональными координаторами протестов, приехавшими из Калифорнии и выступающими против работы детройтской и крупнейшей в США печи для сжигания мусора. Она расположена в Полтауне. У нас в три раза чаще госпитализируют людей с астмой, чем в среднем по стране. Если вы захотите увидеть коррупцию на уровне стран третьего мира в Детройте изнутри, хорошим стартом станет эта самая печь. Вы можете быть уверены, что в вашем городе сформировалась коррупционная среда, если два высокопоставленных политика, включая бывшего мэра и и. о. председателя муниципального совета, были или в данный момент находятся в тюрьме за взятки, вымогательство и тому подобное. Говорят, одна из бывших членов муниципального совета потребовала взятку в размере почти 8 кг сосисок.

Протест должен был проходить по главной улице Детройта и мимо печи, предположительно подняв кучу шума и обратив на недовольство внимание властей. Им нужно было место, где они могли бы подготовить реквизит — сотни изображений цветов подсолнуха, раскрашенных из баллончика, уменьшенные копии мусоросжигающей печи, лозунги. Из лучших побуждений мой сосед предложил им делать это в Yes Farm — заброшенной аптеке, где мы иногда устраиваем представления и концерты.

Никто, видимо, не заметил иронии в порубке настоящих сосен ради искусственных подсолнухов. Или в том, что для протеста против загрязнения воздуха понадобилось столько аэрозольной краски. Но самым ироническим оказался момент, когда Общественный форум закончился и гостям города пришло время уезжать на следующую протестную акцию.

— Что вы собираетесь со всем этим делать? — спросили мы.
— Почему бы вам их просто не отправить в переработку? — ответили они.
— Куда?

Они оставили все в Yes Farm и сбежали, оставив нас разбираться с этим. Нам предстояло убрать очередную гору мусора, которую некуда было деть. Так что, пока они шагали навстречу новому доброму делу, все это дерьмо отправилось в печь, а затем и в наши легкие.

Тогда я в первый раз услышал: «Мне тут нравится! Я, наверное, перееду сюда летом».

Как поселиться в умирающем Детройте, и что делать дальше 15
Тонкий намек в районе Grand River Creative Corridor в западной части города. Фото: Гаррет Маклэйн
Как поселиться в умирающем Детройте, и что делать дальше 16
Пес автора, Гратиот, во дворе. Фото: Гаррет Маклэйн

Кухонные столы я сделал из вековых половых досок из клена, окаменевших и вырванных соседом в заброшенном заводе по производству газировки. Шкафы для кухни я забрал из школы, которую должны были снести. Помимо этих шкафчиков из перестойного дуба по всей школе были разбросаны мензурки и прочее лабораторное оборудование, раскрытые книги, похожие на мертвых птиц, парты, мраморные плиты из туалета, гранитные столы, доски с еще сохранившимися надписями. Все выглядело так, словно на страну обрушилась какая-то катастрофа, например, ядерная война, и ученики вместе с учителями сбежали второпях. Когда я вытащил все, что мог, все это вдавили в землю экскаватором. Говорят, количество неграмотных в Детройте достигает почти 50%.

Несущую стену дома я заменил составной балкой, взятой из обвалившегося центра по переработке отходов на той же улице. На выходных в честь Дня труда восемь моих друзей, построивших себе дома из разрушенных зданий, помогли мне установить ее. Когда мы держали ее над головой, она застряла. С помощью домкрата я приподнял потолок, и, в то время как я бил кувалдой по балке, друзья радостно восклицали каждый раз, когда она продвигалась хоть на пару сантиметров, пока, наконец, не встала на место. Теперь она поддерживает весь дом.

Я взял себе трехкилограммового щенка и дал ему имя Гратиот, по названию главного бульвара, проходящего в восточной части города. Датой своего переезда я обозначил следующий день после ежегодного праздника Форестдейла в честь сбора урожая, где мы пьяными катались на возах с сеном, делали сидр из домашних яблок и разводили костры. Переехал я с похмельем. Я решил, что было бы небезопасно устанавливать в доме какие-либо коммунальные удобства — водопровод, проводку и теплопроводные каналы — до переезда, поэтому у меня не было электричества, воды и отопления. Заброшенный и незапертый дом по соседству был так близко, что до него можно было достать из окна второго этажа. Спал я на верстаке.

Первые несколько недель у меня жил друг Крис, коренной житель Детройта, вместе со своей собакой Даной. Он пережил тяжелое расставание, и ему нужно было где-то ночевать. Он один из тех редких людей, кого не сломали и не сделали циниками их обширные, кровью и потом полученные знания о мире. Когда я вздыхал по той гречанке, он сказал мне: «Лучший способ забыть женщину — забыть женщину» (в оригинале The best way to get over a woman is to get over a woman — игра слов, означающая одновременно то, что сейчас указано в кавычках, и «лучший способ забыть женщину — залезть на другую женщину» — прим. Newочём).

Из моего дома был украден электрический щиток, а вместе с ним и все провода, поэтому в подвале я установил новый. Я вывел провода наверх, чтобы электрическая компания могла подключить их к ближайшему электрическому столбу. Сверху на щитке был рубильник, которым я включал или выключал все электричество, как Франкенштейн, оживляющий своего монстра. Энергии было достаточно даже для того, чтобы с легкостью убить буйвола. Поговорив с несколькими электриками, я тщательно изучил вопрос подключения, а перед тем, как подать ток, из электрической компании пришли с проверкой. Однако никогда нельзя быть уверенным до конца в том, что вы все сделали правильно. К примеру, если небрежно выполнить пайку, провода будут приподнимать черепицу, под которой они уложены. Всегда есть момент истины, и для меня он наступил, когда угрюмый электрик откуда-то из пригорода, выглядевший так, будто он прямо сейчас распивает упаковку из шести банок, сидя на алюминиевом стуле на заднем дворе, подключил мой дом к ближайшему электрическому столбу. Подключая мою проводку к кабелю внешней сети, он усмехнулся.

«Ты либо чертовски смел, либо болен на голову», — сказал он мне.

Когда он ушёл, я надел резиновые перчатки в надежде, что они смогут обеспечить какую-то защиту, и сказал Крису, чтобы он шел за мной в подвал. Мы застыли перед щитком будто бы собирались обезвреживать бомбу. Крис держал фонарь и выглядел серьезным (это он впоследствии убедил меня купить пистолет).

«Ну хорошо, старина, — сказал я ему, — если вдруг что-то случится, тебе нужно будет оттащить меня в сторону, потому что меня парализует током, хотя, скорее всего, я буду мертв еще до того, как ты ко мне приблизишься. А еще эта штука может рвануть и убьет нас обоих».

Крис держал фонарь перед щитком и мрачно сгорбился, готовый к удару. Я прошептал короткую молитву и глубоко вдохнул, медленно выдыхая через сжатые губы.

— Ты готов?

Он кивнул.

Я поднялся выше и быстро потрогал выключатель подушечкой пальца, словно проверяя, нагрелась ли кастрюля. Безопасно.

Я прикоснулся указательным пальцем к выключателю. Посмотрел на Криса. Он кивнул.

Щелчок.

Он переключился.

Ничего не произошло.

Я глянул себе на грудь и на руки, потом на Криса. Он выпрямился и сделал глубокий вдох. Все живы. Сгорая от любопытства, мы отправились наверх.

— Дом твой, так что и честь предоставляю тебе.

Наблюдая за лампочкой на потолке, я щелкнул выключатель.

Свет.

Пару мгновений мы молчали и только смотрели на горящую лампочку. Потом Крис разразился смехом. Мы бегали по дому, включая и выключая свет в экстазе — одна маленькая победа над тьмой. Крис прогнулся назад и вытянул руки, качая ногами в счастливом танце, пока я двигался по комнате, крутя бедрами под беззвучную музыку успеха. Впервые я чувствовал будто возвращаю кого-то к жизни, словно закончив делать искусственное дыхание телу, которое только что алчно заглотнуло воздух.

Как поселиться в умирающем Детройте, и что делать дальше 17
Пожарные Дейтройта борются с огнем в Поултауне. Фото: Гарретт Маклэйн.
Как поселиться в умирающем Детройте, и что делать дальше 18
Гости свадьбы готовятся к групповым фото на фоне уничтожителя мусора. Фотография Гарретта Маклина.

Сейчас я прожил в доме уже три года. Соседи не считают меня сумасшедшим. Они угощали меня лимонадом, когда я работал над домом, стригли мой газон, когда моя газонокосилка ломалась. Они приглашали меня на барбекю и к себе в гости. Кажется, они рады тому, что появилась еще одна пара глаз для наблюдения за порядком. «Мы рады, что ты с нами», — фраза, которую мне доводится часто слышать. Я до сих пор прекрасно осознаю, что я — молодой белый в преимущественно черном районе, но по большей части люди старались относиться ко мне доброжелательно. Я благодарен им и чувствую даже большую ответственность в том, чтобы остаться.

В доме жить уютно, уже есть отопление, водопровод и другие современные удобства, но до сих пор остаются комнаты, где нужен ремонт, все еще висят доски поверх некоторых окон, и подвал то и дело заполняется водой. Кто-то продолжает проникать в заброшенный дом по соседству, а я продолжаю заколачивать его досками. Страшно ведь, что он может сгореть, и огонь может перекинуться и на мой дом. Тот щенок вырос в 41-килограммового зверя, рычавшего на смельчака, который однажды пытался пробиться в мою дверь. Я стоял на верхней ступени, в одних ботинках, с обрезом, перекинутым через плечо, понимая, что я лишу человека жизни, если он посмеет пройти внутрь. Он не залез.

Я построил 10-тиметровый дымоход из кирпичей, оставшихся от взорванного здания. Работал 64 дня подряд, чтобы позволить себе крышу за 8 тыс. долларов — это больше денег, чем я когда-либо держал в руках. По выходным я работал в ресторане, а в течение недели был учителем на замену в максимально охраняемой колонии для малолетних.

В этой школе я руководил выпуском газеты. За день до того, как мы отправились смотреть публикацию нашего первого номера, один из моих учеников-любимчиков всю ночь не спал, чтобы закончить картину, которую он рисовал для газеты. Он отдал ее мне на выходе из двери. Это был карандашный рисунок с зубчатой полоской по диагонали. На одной стороне был запечатлен его район на «отшибе» Детройта так, как он выглядел: разбитые пивные бутылки и окна, заросшая трава, мрак. На другой он представил, как выглядело бы место, где он хотел бы жить: сияющее солнце, симпатичные чистые домики, соседи, цветы.

Всего через пару недель после того, как его выпустили из тюрьмы, в него стреляли, и теперь он парализован.

В прошлом году (статья вышла в 2014 году — прим. Newочём) Дейтройт стал самым большим муниципальным образованием в США, объявившим себя банкротом. Наш долг составляет около 18 млн. долларов, у нас обсуждаются сокращение пенсий тех, кто проработал в городе тридцать лет, и у нас продаются шедевры из публичного музея искусств, Института искусств Детройта. Губернатор штата Мичиган, Рик Снайдер, назначил для Детройта кризисного финансового менеджера с автократическими полномочиями касательно городских финансов и важных решений; почти половина афро-американцев в Мичигане потеряла возможность назначить своего представителя на местном уровне. Детройтское отделение Национальной ассоциации содействию прогрессу цветного населения недавно подало иск в суд, обвинив новый закон в угрозе избирательным правам и демократии. Это стоит повторить: в Соединенных Штатах Америки ни я, ни мои соседи не могут избирать наше местное управление. Во время Второй мировой, когда автомобильные заводы были переоборудованы для выпуска бомбардировщиков и танков, которые победили в войне против фашизма, Детройт получил прозвище «Арсенал Демократии». В прошлом или позапрошлом году, Детройт также стал модным. Газета New York Times назвала его «Трайбекой Среднего запада» (Трайбека — название одного из самых дорогих районов в Манхеттене, Нью-Йорк — прим. Newочём), Atlantic — «магнитом… для молодых, творческих личностей». Тысячи молодых, в основном, белых и образованных ребят переезжают сюда. Первый с 2007 года сетевой магазин продуктов питания, Whole Foods, открывшийся в городе, субсидируется правительствами города, штата и федералами. Организация Write a House недавно оказалась на первых полосах в прессе за раздачу обновленных домов писателям. «Город бума» возвращается.

Милая парочка из Бруклина только что въехала в дом ниже по улице. Бары, раньше темные и неприятные на вид, сейчас смотрятся как Старбакс, где предлагают алкоголь. Туристические автобусы, полные людей, приезжают ко мне в район, чтобы пялиться на разрушения и тех, кто там живет. Съезжаются отовсюду, чтобы сфотографироваться на их фоне, бывают даже свадебные процессии.

Ден Гилберт, владелец Quicken Loans, перевез более 7 600 работников в центр города. Также он отправил уведомление одной из моих бывших девушек, где сообщил, что он приобрел многоквартирный дом, в котором она прожила последние 16 лет, и в его будущие планы жильцы дома не вписываются. В городе обсуждается идея «дизинвестиций» в целые районы вроде моего — в буквальном смысле хотят позволить району задичать, отказавшись от услуг по благоустройству и уменьшая город до «белого размера»; некоторые представители бизнеса, поддерживаемые средствами из фондов, говорят о превращении целого района в городскую ферму площадью 10 км2. Штат только что одобрил выдачу 350 млн. долларов в субсидиях для постройки хоккейного стадиона с фанатами в пригородах, для которого снесут еще часть города, что вынудит уехать еще больше людей. Конечно, разница между облагороженным центром Детройта и его остальной частью — Детройтом-банкротом — отражает ситуацию во многих углах этой страны.

Изменения заставляют меня чувствовать себя под угрозой и быть настороже. Теперь я не просто странный белый одиночка, купивший дом в Детройте, а часть движения. Я закупаюсь в Whole Foods, осознавая при каждом шаге в направлении к этому магазину, что шагаю в противоложную сторону от города, который мог бы появиться. И если кто-то вновь попытается проникнуть в мой дом, я не побоюсь защитить себя и, однажды свою семью. Иногда я чувствую будто попал в водоворот, из которого не могу выгрести, но все происходит в реальности. Возможно, мои ощущения похожи на ощущения добропорядочных жителей Детройта, когда их не выделяли среди населения «города убийств».

Но существует и другой Детройт, маленькой частью которого я считаю и себя. Он незаметен и уже некоторое время существует между переехавшими и коренными, черными, белыми и латиносами, городом и страной — это крошечные проявления доброты, повторяющиеся тысячи раз заново, небольшие зеленые садики и колоссальные свободные пространства, сборища и стрижка чужих газонов. Так мы готовимся «к зиме».

Это Детройт спасает сам себя. Детройт, который строит что-то абсолютно новое из пепла консьюмеризма, расизма и эскапизма. Я был на похоронах мертворожденного ребенка, где кроме меня присутствовали четыре человека, который мог бы быть спасен, если бы не бедность его семьи. В меня почти стреляли полицейские во время обыска на улице. Я трижды становился свидетелем возгораний в своем квартале. Я видел слезы на глазах взрослого мужчины, который отпускал в городской парк малыша-енота, спасенного от смерти от рук подростков. Парочка решительных учителей только что открыли школу в ранее заброшенном здании за моим домом. Я поставил лестницу в отсутствующее окно заброшенного дома рядом и прибил ее к кухонному полу, чтобы забраться на вершину крыши своего дома.

Перестраивая этот город из пепла, мы на глобальном уровне решаем, что мы как американцы ценим больше всего в 21 веке. Американская мечта жива в Детройте, даже если здесь она рябит. Я надеюсь, что она включает в себя и того парня, который нарисован картину о двух районах и был подстрелен там, куда он вернулся.

Я не уверен, что добился чего-то кроме того, что перестроил один заброшенный дом, научил парочку детей читать или узрел нечто больше, чем я сам. Не уверен, что стал примером для кого-то или обязательно изменил мир к лучшему. Но я все еще живу здесь. Я иду спать и просыпаюсь каждый день в Детройте, в доме, который построил собственными руками. Иногда успеха можно добиться просто продержавшись подольше.
Как говорил мой друг, выросший в Поултауне:

«Мы не только хотим, чтобы все процветало, но и чтобы оно пускало корни»

Как поселиться в умирающем Детройте, и что делать дальше 19

По материалам: BuzzFeed. Перевели: Алина ХалфинаАлександр Мельник и Никита Пинчук .
Редактировали: Анна НебольсинаПоликарп Никифоров и Артём Слободчиков.