Я знаком с женатым мужчиной и отцом двоих детей, который много лет назад купил возле Денвера мотель с двадцать одной комнатой, чтобы там постоянно подглядывать за людьми, занимающимися сексом. Вместе с женой он проделал в потолках более дюжины комнат прямоугольные дыры размером примерно 15х35 см. Затем он закрыл отверстия алюминиевыми экранами, похожими на вентиляционные решетки, хотя на самом деле это были смотровые щели, позволяющие видеть гостей в комнате ниже, в то время как сам подглядывающий стоял на коленях на чердаке. Он наблюдал за ними десятилетиями, ведя подробные записи об увиденном и услышанном. За все эти годы он ни разу не был пойман.
Впервые я узнал об этом человеке, когда ко мне домой в Нью-Йорк пришло анонимное заказное письмо, написанное от руки и датированное 7 января 1980 года. Оно начиналось так:
Дорогой мистер Тализ:
Как только я наконец-то узнал о проведенном вами исследовании секса по всей Америке, которое будет включено в вашу готовящуюся к публикации книгу «Жена ближнего твоего», я подумал, что владею важной информацией, способной дополнить суть этого исследования или содержание вашей следующей книги
Затем он описал мотель, которым владел более десяти лет.
Причинами покупки этого мотеля стали желание утолить мои вуайеристские наклонности и непреодолимый интерес ко всем фазам того, как люди управляют своей жизнью — и социальной, и сексуальной… Я сделал это только из беспредельного любопытства, а не потому что я помешанный вуайерист
Он объяснил, что «вел аккуратные записи о большинстве людей, за которыми наблюдал»,
и собрал интересную статистику на каждого — что было сделано и сказано, личные характеристики, возраст и телосложение, из какой части страны они прибыли, их сексуальное поведение. Это были люди из всех слоев общества. Бизнесмены, бравшие секретарш в мотель около полудня — «горячее» время в гостиничном деле. Семейные пары, путешествующие из штата в штат по делам или в отпуске. Неженатые пары, которые просто живут вместе. Жены, изменяющие мужьям, и наоборот. Лесбийская любовь, которую я подробно исследовал… К гомосексуализму я питал мало интереса, но все равно наблюдал за ним, чтобы понять мотивацию и процесс. В конце семидесятых появилось другое сексуальное отклонение, а именно групповой секс, который я наблюдал с большим интересом…
Я видел все развитие большинства человеческих комедий и трагедий. За последние 15 лет я, будучи свидетелем, наблюдал и исследовал неотрепетированный, безыскусный секс между парами, да и большую часть других мыслимых сексуальных отклонений.
Моя главная цель в предоставлении вам этой частной информации основана на вере в то, что она может оказаться ценной для людей вообще и для исследователей секса в частности
Далее он упомянул, что несмотря на то, что хотел рассказать свою историю, он был «недостаточно талантлив» как писатель и «боялся быть обнаруженным». Затем он предложил переписываться при помощи абонементного почтового ящика и предположил, что я могу приехать в Колорадо и изучить работу его мотеля.
В настоящее время я не могу раскрыть свою личность в интересах бизнеса, но [она] будет раскрыта, когда вы подтвердите, что эта информация будет содержаться в совершенной тайне
После прочтения письма я отложил его на несколько дней, не решив, стоит ли отвечать. Как автор нон-фикшна, настаивающий на использовании настоящих имен в книгах и статьях, я не мог принять его условий анонимности. И я был глубоко встревожен тем, как он злоупотребляет доверием своих клиентов и вторгается в их частную жизнь. Может ли этот человек быть надежным источником? Тем не менее, перечитав письмо, я понял, что методы его «исследований» и их мотивы имеют некоторое сходство с моими собственными в «Жене твоего соседа». К примеру, я вел записи, управляя массажным салоном в Нью-Йорке, и смешавшись со свингерами в коммуне нудистов Сэндстоун в Южной Калифорнии (с одним ключевым отличием: люди, за которыми я наблюдал и составлял отчеты, дали мне свое согласие). К тому же, моя книга 1969 о Times, «Король и власть», начиналась словами: «Большинство журналистов — безустанные вуайеристы, которые видят бородавки мира, несовершенства людей и мест».
Был ли мой корреспондент в Колорадо, по его собственным словам, «помешанным вуайеристом» — версией Нормана Бейтса Хичкока, или смертоносным кинолюбителем из «Подглядывающего» Майкла Пауэлла — или наоборот, безобидным, хоть и странным, человеком «беспредельного любопытства», или даже обычным выдумщиком, я мог выяснить это только приняв предложение. Так как я собирался быть в Фениксе в этом месяце, я решил отправить ему записку с телефонным номером, предлагая встретиться во время моей остановки в Денвере. Спустя несколько дней он оставил сообщение на автоответчике, в котором говорилось, что он встретит меня в аэропорту, в зале выдачи багажа.
Две недели спустя, приближаясь к багажному транспортеру, я заметил человека, с улыбкой протягивающего руку. «Добро пожаловать в Денвер. Меня зовут Джеральд Фус», — сказал он, помахивая левой рукой с запиской, которую я отправил ему.
Моим первым впечатлением было то, что этот дружелюбный незнакомец походил на многих из тех, с кем я летел из Феникса. Он совсем не выглядел особенным. Фусу было за сорок, он был кареглазым, около 180 см ростом, и с несколько избыточным весом. Он был одет в желто-коричневую куртку и рубашку с расстегнутым воротником, которая выглядела на размер меньше, чем нужно для его мускулистой шеи. Его темные волосы были аккуратно подстрижены, и, вместе с очками в роговой оправе, он производил впечатление дружелюбного человека, как раз для хозяина мотеля.
После обмена любезностями я принял приглашение стать на несколько дней гостем его мотеля.
«Мы поместим вас в одну из комнат, которые не предоставляют мне привилегий наблюдателя», — сказал он с добросердечной усмешкой. Позже он добавил, что отведет меня на его специальную платформу наблюдения на чердаке, но только после того, как его теща Виола, которая помогала работать в администрации мотеля, отправится спать. «Моя жена Донна и я были осторожны в том, чтобы никогда не допустить ее до нашей тайны, и, разумеется, то же самое касается и детей».
Он достал из кармана сложенный листок почтовой бумаги и протянул его мне. «Надеюсь, вы без возражений прочитаете и подпишете это. Это позволит мне быть совершенно честным с вами, и для меня не будет проблемой показать вам мотель».
Это был машинописный документ, утверждающий, что я не буду указывать его имени или публично соотносить его мотель с любой информацией, которую он мне предоставит, до тех пор, пока он не позволит мне отказаться от права. Я подписал бумаги. Я уже решил, что не буду писать о Джеральде Фусе из-за этих ограничений. Я приехал в Денвер только для того, чтобы встретиться с этим человеком и удовлетворить мое любопытство.
Когда мы ехали к мотелю, Фус воспользовался возможностью описать свою жизнь. Он объяснил, что познакомился с Донной в старшей школе в фермерском городе Олте, находящемся примерно в ста километрах от Денвера, и что они были женаты с 1960. Его родители, трудолюбивые американцы немецкого происхождения, владели фермой. Он описал их как добросердечных людей, которые делали для него все — «только секс не обсуждали». Каждое утро его мать одевалась в своей уборной, и он никогда не замечал, чтобы кто-то из его родителей выражал интерес к сексу. «И, очень интересуясь сексом даже в раннем подростковом возрасте, — со всем этим домашним скотом вокруг, как можно избежать мыслей о сексе? — я начал искать знаний о частой жизни людей за пределами моего дома».
Далеко искать не пришлось, сказал он, направляя машину в пригород Авроры, где располагался его мотель. Когда он был ребенком, замужняя сестра его матери, Кэтрин, жила в доме напротив. В 9 лет он начал наблюдать за ней. Тете Кэтрин тогда было за двадцать. Ночью она часто оставляла ставни в своей спальне открытыми и ходила по комнате голышом, а он всматривался, спрятавшись под подоконником —«мотылек, привлеченный к ее огню» — около часа, каждый день. Он следил за ней пять или шесть лет, и ни разу не был пойман. Его тетя Кэтрин любила сидеть за туалетным столиком без одежды, выстраивая своих миниатюрных фарфоровых кукол или коллекцию «ценных наперстков».
«Иногда там был ее муж, мой дядя Чарли, обычно погруженный в глубокий сон, — сказал Фус. — Он много пил. Однажды я увидел их, занимающихся сексом, и это расстроило меня. Я ревновал. Я думал, она была моей»
Я слушал молча, хотя и был впечатлен откровенностью Джеральда Фуса. Я знал его едва ли полчаса, а он выкладывал всё о его фиксациях на мастурбации и первопричинах своего вуайеризма. Как журналист, я не могу вспомнить кого-то, кто требовал бы от меня меньше, чем он. Весь разговор вел он, я только сидел и слушал. Машина была его исповедальней.
Он рассказал, что в старшей школе еще был девственником. Только после вступления в военно-морской флот, службы в Средиземноморье и на Дальнем Востоке, и обучения на подводного диверсанта, он расширил свои знания о сексе под руководством девушек из бара. Но он все равно продолжал мечтать о тете Кэтрин.
Когда он вернулся со службы, он начал встречаться с Донной, работавшей медсестрой в больнице в Авроре, на которой вскоре женился. Фус начал работать выездным аудитором на Conoco. Он был несчастлив на этой работе, просиживая весь день в кабинете и заполняя отчеты об уровнях запасов нефтехранилищ. Чтобы спастись от скуки, он начал совершать, по его словам, «вуайеристские экскурсии» по Авроре. Когда пешком, а когда и на автомобиле, он крейсировал по районам и шпионил за людьми, которые легкомысленно не опускали шторы. Его вуайеризм не был секретом для Донны. «Еще перед нашей женитьбой я сказал, что это дает мне ощущение силы». Похоже, она понимала. «Донна и большинство медсестер не питают предрассудков. Они видели смерти, болезни, боль, расстройства множества видов и шокировать медсестру довольно сложно», — говорил он. Она даже иногда составляла ему компанию на вуайеристских экскурсиях, и именно Донна, по словам Фуса, первой вдохновила его делать записи о том, что он видел.
«Мы приближаемся к мотелю», — сказал Фус, когда мы ехали по Ист Колфэкс Авеню, проезжая мимо квартала магазинов, трейлерного парка, забегаловок быстрого питания и магазина автозапчастей. Он упомянул, что загодя выбрал одноэтажный мотель Manor House как основу для лаборатории, так как у его крыши были крутые скаты — пространства было достаточно, чтобы ходить по чердаку в полный рост, — благодаря чему Фус мог воплотить свою мечту и создать площадку для наблюдения за постояльцами.
Он купил мотель за 145 тысяч долларов. «Донну не особенно радовала перспектива продажи дома и переезда в комнаты управляющего мотелем, но я пообещал, что мы купим другой дом, как только сможем это позволить».
Фус заехал на парковку мотеля Manor House, кирпичного здания, окрашенного в зеленый и белый, с оранжевыми дверьми, каждая из которых ведет в один из номеров. Он припарковался за зданием с офисом и квартирами. Донни, невысокая голубоглазая блондинка в униформе медсестры, встретила нас в офисе. Она шла в больницу на ночную смену.
По пути к моему номеру Фус сказал, что их сын недавно поступил в Колорадское горное училище, а их дочери, рожденной с респираторным заболеванием, пришлось уйти из школы, чтобы проходить лечение в специальной клинике, в которой она жила. Он открыл дверь номера, включил кондиционер и поставил мой багаж, предупредив, что через час позовет меня на обед. «После этого мы совершим небольшую экскурсию на чердак», — пообещал он.
Разложив вещи, я начал записывать свои впечатления о Джеральде Фусе. Он вызывал интерес, даже если бы не пустил меня на чердак. Я надеялся, что он разрешит мне прочитать те сотни страниц записей, которые, по его утверждению, он вел последние пятнадцать лет — я смог бы их использовать, когда он однажды позволит написать о нем. Я знал, что он смотрел на себя, как на исследователя секса, подобного Альфреду Кинси, и я считал, что записи выстроены вокруг того, что волновало его сексуально, но, возможно, сам того не подозревая, он записал и другие вещи. Вуайерист живет в предвкушении; он проводит бесконечные часы в надежде увидеть то, что он желает увидеть. То есть на каждый засвидетельствованный им эротический эпизод приходятся сотни мирских случаев, в которые он посвящен, олицетворяющие ежедневную рутину: люди, поглощенные бесцельным переключением каналов, храпящие, мочащиеся, прихорашивающиеся и делающие другие вещи, которые слишком утомительно рутинны для реалити-шоу.
Я был заинтригован мнением, согласно которому вуайерист в ходе своих посягательств также ненароком служит историком общества. Недавно я прочитал книгу литературного критика Стивена Маркуса, называвшуюся «Другие викторианцы». Одним из главных персонажей был англичанин из хорошей семьи, живший в 19 веке, который сверхкомпенсировал свое викторианское воспитание, пробуя различные сексуальные практики, включая вуайеризм, с огромным числом женщин — служанками, проститутками, чужими женами и маркизами. Он написал объемные мемуары о своих авантюрах и любовных связях, которые назвал «Моя тайная жизнь». Он устроил так, что они были частно — и анонимно — опубликованы на континенте, где постепенно снискали дурную славу, пока их пиратские издания циркулировали по литературному подполью. В 1966 году впервые было опубликовано легальное американское издание, изданное Grove Press. Маркус считал эти мемуары кладом для проникновения в суть социальной истории эпохи.
«В дополнение к представленным фактам, „Моя тайная жизнь“ показывает, что прямо посреди викторианской Англии, какой мы ее знаем… проходила настоящая, тайная социальная жизнь, тайная жизнь сексуальности», — писал Маркус. Как было написано в мемуарах, «человек не может увидеть слишком много человеческой природы». Я надеялся, что рукопись Фуса может послужить сиквелом к «Моей тайной жизни», если я добьюсь разрешения прочитать ее.
Фус отвел меня в ресторан, называвшийся «Стейкхаус „Black Angus“». Заказав маргариту и филе, он пообещал отправить мне фотокопию своей рукописи. Он сказал, что перешлет ее частями, по несколько страниц за раз, так как планирует делать копии в общественной библиотеке ради секретности.
Я спросил Фуса, чувствовал ли он когда-нибудь вину за подглядывание за гостями. Хотя он и признал, что постоянно боялся, что его обнаружат, он не желал признавать, что его действия на чердаке причинили кому-то вред. Фус сказал, что он давал волю своему любопытству только в границах своей собственности, и, так как гости не знали о его вуайеризме, он не повлиял на них. Он объяснял: «Нет никакого вторжения в частную жизнь, если никто не жалуется». В любом случае, он совершал большие жертвы, чтобы не быть обнаруженным, и опасался, что если его поймают, он будет обвинен в преступлении.
За ужином он описал, что доведение наблюдательных отверстий в мотеле до «верного совершенства» отняло у него месяцы. Сначала он решил установить двустороннее зеркало, но вынужден был отказаться от этой идеи, так как она слишком инкриминировала его в случае обнаружения. Затем он задумался об установке фальшивой вентиляции и нанял слесаря, чтобы изготовить экраны-жалюзи размером 15х35 см. Только Донна, посвященная в план Фуса, могла помочь ему с установкой. Она вставала на стул в каждой комнате, и вставляла экраны в отверстия на потолке, которые Фус проделал электропилой. Лежа на полу чердака, он прикреплял экраны к стропилам и фанерному полу. Он застелил центральный проход на чердаке тремя слоями махрового ковра; гвозди, закреплявшие ковер, были c резиновыми шляпками, чтобы исключить любой скрип от шагов.
После того, как экраны были установлены, Фус попросил Донну посетить каждую комнату, прилечь на кровать и посмотреть на вентилятор, пока он наблюдал за ней. «Ты меня видишь?» — спрашивал он. Если она отвечала да, он плоскогубцами изменял угол жалюзи так, чтобы они скрывали его присутствие, но обеспечивали обзор кровати и двери в ванную комнату.
«Метод проб и ошибок отнял у нас недели, и это было утомительно — постоянно перемещаться между чердаком и комнатами, мои руки болели от постоянной работы плоскогубцами», — продолжал Фус.
Он сказал, что начал следить за гостями зимой 1966. Часто увиденное волновало его и приносило удовлетворение, однако бывало и так, что происходившее внизу было настолько скучно, что он клевал носом и засыпал на ковре, пока Донна не будила его перед уходом в госпиталь. Иногда Донна приносила ему перекус («В этом мотеле только у меня было обслуживание в номере», — сказал он с улыбкой); в другие моменты, особенно если в комнате внизу происходили эротические сцены, Донна ложилась рядом с ним и смотрела. Иногда они занимались сексом на наблюдательной платформе.
«Донна была не вуайеристкой, а скорее преданной женой вуайериста. И, в отличие от меня, она выросла со здоровым и свободным отношением к сексу». Он продолжил: «Чердак был продолжением нашей спальни». Когда Донна не была с ним, он или мастурбировал, или запоминал то, что видел, чтобы воссоздать это со своей женой.
На обратном пути в Manor House Фус продолжил разговор. Он упомянул, что привлекательная молодая пара жила в шестом номере последние несколько суток, и предположил, что мы можем посмотреть на них этим вечером. Они приехали из Чикаго в Колорадо покататься на лыжах. Донна всегда вписывала самых молодых и привлекательных гостей в одну из «комнат наблюдения». Девять непросматриваемых комнат оставлялись для семей или для более старших и менее физически привлекательных гостей.
Когда мы приблизились к мотелю я начал чувствовать себя не в своей тарелке. Я отметил, что горит неоновая вывеска «мест нет». «Для нас это хорошо. Значит, мы можем закрыться на ночь и не ожидать непредвиденных посетителей в темное время суток», — пояснил Фус. Если гостям что-то было нужно, они извещали хозяев с помощью звонка на стойке администратора. Звуковой сигнал был слышен даже на чердаке, так что если Фус находился там, он мог спуститься вниз по лестнице в подсобке и добраться до стойки менее, чем за три минуты.
В офисе мать Донны отдала Фусу почту и уведомила его о распорядке горничных. Я ждал на диване, под заключенными в рамы плакатами Скалистых гор и парой наградных грамот, подтверждающих чистоту мотеля Manor House.
В конце концов Фус, пожелав доброй ночи своей теще, повел меня через парковку в подсобное помещение. Шторы на окнах, выходящих в номера были опущены. Я мог слышать доносящиеся из них звуки телевизоров, что, как я подумал, не очень-то соответствовало ожиданиям моего хозяина.
К одной из стен подсобки была прикреплена покрашенная голубым лестница. Приняв к сведению его палец, поднесенный к губам, означавший, что нам надо будет держаться тихо, я полез вслед за ним. Достигнув верхней площадки, он открыл дверь, ведущую на чердак. После того, как дверь закрылась за нами, в тусклом свете я увидел, слева и справа от меня, наклоненные деревянные брусья, поддерживавшие крышу мотеля; посреди узкого пола тянулась покрытая ковром дорожка около метра шириной, проходящая над потолками двадцать одной гостевой комнаты.
Прокрадываясь по дорожке позади Фуса, чтобы не удариться головой о балку, я увидел, что он указал на отверстие в полу. Свет был виден в метре от нас. Свет также проходил из нескольких других отверстий дальше от нас, но оттуда слышался шум телевизоров. В комнате под нами было тихо — слышался только приглушенный шепот голосов и скрип пружин кровати.
Я увидел, что делает Фус, и сделал то же: опустился на колени и прокрался к освещенным жалюзи. Там я вытянул шею, чтобы увидеть как можно больше через щель, почти касаясь головами с Фусом. В конце концов, я увидел обнаженную пару внизу, занимавшуюся оральным сексом. Фус и я наблюдали несколько секунд, затем Фус поднял голову и показал мне большой палец. Он прошептал, что это пара лыжников из Чикаго.
Несмотря на настойчивый голос в моей голове, убеждавший меня отвернуться, я продолжал наблюдать, склоняя голову ниже, чтобы лучше все видеть. Но я не заметил, что в процессе мой галстук проскользнул между жалюзи и болтался в номере мотеля в нескольких метрах от головы женщины. Я осознал свою неосторожность только когда Фус схватил меня за шею, и свободной рукой вытянул галстук вверх через решетку. Пара внизу ничего не заметила: женщина располагалась спиной к нам, а глаза мужчины были закрыты.
Когда Фус посмотрел на меня в тишине, на его лице читалось определенное раздражение. Что если мой галстук выдал его укрытие? Моей следующей мыслью было: Почему я волновался о защите Джеральда Фуса? Что я там вообще делал? Стал ли я замешан в его странном и безвкусном плане? Я проследовал за ним по лестнице на парковку.
«Вы должны снять этот галстук», — в конце концов сказал он, провожая меня в мою комнату. Я кивнул и пожелал ему доброй ночи.
Когда следующим утром я встретил Фуса в офисе, он совсем не выглядел раздраженным и никак не прокомментировал то, что я не надел галстук. «Раз уж мы остались наедине, я бы хотел, чтобы вы пролистали мою рукопись», — сказал он. Он открыл ящик стола и достал картонную коробку, в которой лежала стопка желтых блокнотных листов толщиной около 10 см, труд пятнадцати лет. Почерк был превосходным. Это была рукопись, которую он назвал «Журнал вуайериста».
Он объяснил, что держал на чердаке запас карандашей, блокнотов и фонарик. «Когда я вижу или слышу что-то, что интересует меня, я нацарапываю записку об этом, и позже, в одиночестве, расширяю записи».
Казалось, он отчаянно хотел поделиться своими находками. Я задавался вопросом, стремятся ли вуайеристы прекратить свое затянувшееся одиночество, изливая душу перед другими людьми. Стивен Маркус в своей книге пишет о викторианском искателе приключений: «Желай он действительно сохранить свою тайную жизнь тайной, он бы никогда не поднес ручку к бумаге… Он хочет знать, чувствуют ли и живут ли другие люди так же, как он, и заключает: „Я никогда этого не узнаю; если мой опыт будет напечатан, он может позволить сравнивать другим так, как я не могу“».
Через неделю после моего возвращения в Нью-Йорк я получил почтой девятнадцать страниц «Дневника вуайериста», датированных 1966 г. Первая страница начиналась так:
Сегодня мечта, занимавшая мои тело и душу, завершена и реализована. Сегодня я приобрел мотель Manor House, и эта мечта подходит к концу. Наконец-то я смогу утолить острую тоску и неконтролируемое желание заглянуть в жизни других людей. Мои вуайеристские позывы поднимутся до отметки выше, чем кто-либо мог предвидеть
Он описал, с каким усердием превращал свой чердак в наблюдательную площадку.
18 ноября, 1966. Дела шли отлично, и я жалею, что не могу понаблюдать за несколькими интересными гостями, но терпение всегда было моим девизом, и я должен завершить это задание настолько блистательно, насколько это возможно
По мере того, как он приближался к цели, записи становились все более напыщенными. «Эти идиоты из магазина листового металла тупы как пробки. „Такая вентиляция никогда не будет работать как следует“, — говорят они. Если бы я сказал им, для какой цели она будут служить, они, скорее всего, не уразумели бы всего величия замысла».
Если бы я собственными глазами не видел наблюдательную площадку на чердаке, мне было бы сложно поверить в записи Фуса. В самом деле, через десятилетия после нашей встречи в 1980, я заметил различные несостыковки в его истории: к примеру, первая запись в «Журнале вуайериста» датирована 1966, однако акт о продаже Manor House, который я недавно получил из учетной конторы округа Арапахо, указывают, что Фус приобрел его в 1969. Также в его записях и журналах присутствуют другие даты, которые не вполне совпадают. У меня не вызывает сомнения то, что Фус был непревзойденным вуайеристом, но иногда он мог быть ненадежным и неточным рассказчиком. Я не могу ручаться за каждую деталь, которую он упоминает в своей рукописи.
Временами я почти представляю себе Фуса потирающим руки, как безумный ученый во второсортном фильме: «У меня будет лучшая в мире лаборатория для наблюдения людей в их естественном состоянии и окончательного определения для себя того, что происходит за закрытыми дверями спальни», — писал он.
В записи от 24 ноября 1966 он описывает свое первое использование наблюдательной площадки:
Объект #1: Мистер и миссис В с юга Колорадо
Описание: мужчина около 35, в Денвере по делам. 180 см, 80 кг, белый воротничок, возможно, закончил колледж. Жене 35 лет, 160 см, 60 кг, приятная полнота, итальянское происхождение, образована, 94-71-94.Деятельность: Комната №10 была арендована этой парой около 7 вечера — ключи выдал я сам. Он записался, и я заметил, что мужчина оказался идеальным кандидатом на роль первого объекта. После регистрации я немедленно вышел на наблюдательную площадку. Было потрясающе видеть, как мои первые объекты входят в комнату. Их было видно лучше, чем ожидалось… Я чувствовал огромную власть и радостное возбуждения от моего достижения. Я достиг того, о чем другие только мечтали, и мысль о превосходстве и величии интеллекта захватила мой разум…
Когда я прильнул к решетке со своей наблюдательной площадки, я смог увидеть комнату мотеля целиком, и, к моему удовольствию, ванная комната также просматривалась, с раковиной, комодом и ванной… Я мог видеть людей подо мной, и, несомненно, они были идеальной парой, чтобы первыми выступить на сцене, которую я подготовил специально для них и многих других, последующих за ними, а я буду их аудиторией. После посещения ванной, дверь в которую она закрыла, она села перед зеркалом и стала осматривать свои волосы, отметив, что они начали седеть. Она была в настроении поспорить, и не согласилась c его назначением в Денвер. Вечер был небогат на события до 8:30 вечера, когда она наконец разделась, обнажая красивое тело, немного полное, но, в любом случае, сексуально привлекательное. Когда она легла на кровать рядом с ним, он не выглядел заинтересованным, и начал курить одну сигарету за другой и смотреть телевизор…
В конце концов, поцеловав и приласкав ее, он быстро возбудился и вошел в нее в позиции сверху, почти без прелюдии, и достиг оргазма примерно через 5 минут. Она оргазма не получила и отправилась в ванную…
Заключение: Их нельзя назвать счастливой парой. Он слишком обеспокоен своим положением, и у него нет времени на нее. Он очень безграмотен в вопросах секса и прелюдии, несмотря на свое высшее образование. Это очень непримечательное начало для моей наблюдательной лаборатории…
Уверен, дальше будет лучше
Для Джеральда Фуса дела в отношении второй пары наблюдаемых не улучшились. Мужчина и женщина, обоим за тридцать, разговаривали о деньгах, пили бурбон и легли в кровать, натянув одеяла «до носа».
Третья пара — двое состоятельных на вид пятидесятилетних — была поинтереснее. В городе они отмечали День благодарения вместе с сыном и невесткой, с которой они раньше не виделись и которую недолюбливали. Фус пишет, что он слышал, как они обсуждали брак сына. Он отметил, что жена расстегнула бюстгальтер, опустив бретельки и повернув застежку так, чтобы она оказалась спереди.
Она разулась и опрыскала обувь чем-то вроде дезодоранта. . . После ванны она больше часа приводила в порядок прическу с помощью бигуди и прихорашивалась перед зеркалом. И это пятидесятилетняя женщина! Представьте, сколько времени она потратила за всю жизнь. К этому времени ее муж спал и ни о каком сексе сегодня не могло идти и речи…
В 9 утра я увидел, что она делала ему минет
Понаблюдав за ними еще два дня, Фус подвел итог:
«Заключение: образованная пожилая пара из верхних слоев среднего класса, которая наслаждается активной сексуальной жизнью»
С Дня благодарения до января своего первого года в качестве мотельного вуайериста Джеральд Фус провел достаточно много времени на чердаке, наблюдая за гостями, совершившими за это время сорок шесть половых актов, порой в одиночку, порой с партнером, а однажды даже с двумя. Каждый раз он подытоживал свои наблюдения в формализованном заключении.
Однажды в декабре в мотель пришли два элегантно одетых мужчины и одна женщина и попросили один номер. Один из двух мужчин, рыжий, объяснил, что в его доме сломалось отопление и что его жена замерзла. Лишь позже Фус заметил, что заполняя документы, мужчина указал в качестве домашнего адреса местный магазин пылесосов.
Через пару минут Фус был на чердаке и устраивался над их комнатой. Они были «очень вежливой организованной парой с компаньоном-мужчиной», — писал он. Все трое сразу разделись. Затем муж фотографировал то, как другой мужчина занимался сексом с его женой в разнообразных позах. Фус записал встречу в мельчайших подробностях. Когда все закончилось, пишет он, «все трое тихо лежали на кровати и отдыхали, обсуждая продажи пылесосов». (Позднее Фус узнал, что компаньоном был торговый представитель фирмы супругов.)
Эти трое стали первыми, кто занимался групповым сексом в стенах «Manor House» под наблюдением Фуса. Однако по прошествии нескольких лет он перестал считать «лишних» партнеров в постели отклонением: теперь он видел в них финансовую головоломку. Должен ли он брать с трех или четырех партнеров денег за номер больше, чем он берет с пар?
До этого дополнительные средства взимались только с постояльцев с домашними животными: они должны были уплатить защитный залог. Фус любил шпионить за гостями с животными по другим, нежели за парами, причинам. Когда пара из Атланты привезла с собой на поводке огромного пса по кличке Роджер, Фус сразу же отправился на чердак.
Он с отвращением отмечает, что пара препиралась по финансовым вопросам, ведь жена жаловалась на то, что приходится «оставаться в этой помойке». Фус был взбешен: мотель, как он писал, «не пятизвездочный, но чистый; в нем останавливались постояльцы из разных слоев общества». Фус с ужасом смотрел, как пес «сделал свои дела прямо на большой ковер позади кресла». Владелец Роджера прибрался, надеясь что кресло прикроет испорченный ковер.
На следующее утро, когда пара спросила о пятнадцати долларах залога, Фус шокировал их, проведя в комнату, отодвинув кресло и указав на пятно на ковре. (Кажется, то, что это могло его выдать, вовсе не волновало Фуса. Кроме того, он сказал мне, что животные, в отличие от людей, зачастую догадываются, что кто-то затаился над ними. Когда Фус сидел на чердаке, собаки задирали морды и лаяли). Перед тем, как пара выселилась, Фус вернулся на платформу, чтобы подслушать их разговор. Женщина сказала мужу: «Он просто тупой менеджер, который, наверное, всегда залог оставляет себе и которому просто повезло найти пятно на ковре». Вот загадочное и философское заключение Фуса:
Мои наблюдения показывают, что большинство отдыхающих жалко проводят свое время. Они ссорятся из-за денег, спорят куда сходить… Вся их агрессия каким-то образом неизмеримо возрастала, и в этот момент они понимали, что не подходят друг другу. Женщинам особенно трудно приспосабливаться сразу и к новому окружению, и к своим мужьям. В этот отрезок времени отпуск усиливает все человеческие тревоги, чтобы увековечить худшие из эмоций…
Если пара на людях, вы никогда не сможете определить, что их личная жизнь полна горя и несчастья… Это «тяжелое людское бремя», и я уверен, что если все беды и страдания человечества раскрыть одновременно, за этим может последовать массовый геноцид
Время шло, и Фус все больше и больше разочаровывался в постояльцах, чье поведение поставило перед ним серьезные вопросы о человеческой природе и о собственных политических убеждениях. В пешей доступности от Manor House находился Армейский медицинский центр Фитцсиммонса, который в 60-х и 70-х годах был временным приютом для раненых ветеранов войны во Вьетнаме. Фус был лишь в чем-то против войны, когда только строил площадку для наблюдения, но со временем, когда борьба продолжилась, он пересмотрел свои выводы. В «Журнале вуайериста» он писал:
«Заселил служащего, который потерял ногу во Вьетнаме. Он снял номер на пять дней и получил разрешение от больницы остаться со своей женой, которая приехала из Мичигана навестить его»
Его протез был прикреплен чуть ниже колена, обрубок воспалился. Вечером Фус наблюдал, как его жена открыла две бутылки колы, а ее муж произнес тост:
«За то, из-за чего вращается мир!»
«За секс?..» — улыбнулась она.
«Нет! Деньги! Это единственное, за что люди готовы пойти почти на все. За что, как ты думаешь, мы воюем во Вьетнаме. Это чертовы деньги».
Несколько лет спустя другой раненый ветеран — парализованный — заселился в Manor House с женой. Фус наблюдал, как жена пыталась помочь мужу вылезти из инвалидного кресла и опустошить мочесборник. В какой-то момент он спросил ее: «Почему ты любишь меня даже таким?» Она была очень добрая и поддерживала его. После наблюдения за тем, как пара занималась сексом, Фус написал:
«Я имел возможность видеть множество прискорбных и страшных трагедий войны во Вьетнаме. Этому повезло. У него есть любящая и понимающая супруга»
В другой раз пилот с девушкой и другом сняли у него два смежных номера. Фус подглядывал за ними и слышал, как пилот хвастался тем, что «изрешетил вьетконговца с вертолета». Фус отмечал: «Меня от него тошнит». Кроме того, пилот заявил, что «его любимый спорт — выслеживать и отстреливать койотов с вертушки». Позже ночью Фус видел их друга онанирующим — он слушал, как за дверью пилот веселился в кровати с подружкой. В заключении Фус выразил свое отвращение: «Их пренебрежение к животным» и судьба вьетконговского солдата приводили его в бешенство, хотя он эгоистично отметил, что поступок похотливого друга «лишний раз подтверждает мое утверждение, что все мужчины в какой-то степени вуайеристы».
Фус любил завязывать случайные разговоры с постояльцами после того, как он за ними наблюдал. Если он обнаруживал, что гость живет на территории Денвера, он мог порой следовать за ним после выселения до самого дома.
Однажды таким посетителем стала женщина средних лет, которая заселилась в мотель вместе с хорошо одетым молодым человеком. Женщина сделала коктейль, а затем разделась. Когда они сплелись в постели, женщина отчаянно стонала, но мужчина внезапно остановился. «У меня возникли трудности с оплатой авто», — сказал он. Она дотянулась до сумочки, протянула ему стодолларовую купюру, и он снова обратил внимание на ее распростертое тело. Когда они закончили, он отверг ее предложение побеседовать, но затем смягчился: «Мне нужно еще 50 долларов, чтобы оплатить счета». Она дала ему деньги, и несколько минут спустя он ушел.
Когда женщина уехала, Фус последовал за ней на своей машине и увидел, как она входит в квартиру в пенсионном комплексе. Он наблюдал за ней в окно кухни. «Она вся была в слезах», — писал он. Фус обошел комплекс и спросил соседей о ней. Он узнал, что ее мужа убили во Вьетнаме, а ее сын учится в колледже. В заключении он написал:
«Огромное сексуальное желание, которое некоторые зрелые женщины выражают во время подобных встреч, — безусловно, трагедия»
Он добавил, что видел этого жиголо в мотеле с мужчинами.
Фус собирал данные не только о сексуальных предпочтениях и позах, прелюдиях и постельных разговорах, но также проявлял интерес и к банным особенностям своих гостей. Для этой цели он установил решетки для подглядывания в нескольких ванных комнатах Manor House. Одна женщина сидела на унитазе боком, как в дамском седле. А некий мужчина — лицом к стене. Фус отметил, что «наблюдал все возможные, способы сидения на унитазе, которые только можно представить». Мужчин, которые мочились в раковину, было больше, чем Фус мог сосчитать. Он выразил гнев в отношении промышленности по производству туалетов за то, что они не способны решить все проблемы, которые испытывает мужчина в попытке направить струю мочи ровно в «цель». «Моя бы воля, я бы спроектировал обычный унитаз более похожим на вертикальный писсуар», — сообщил он мне.
Он жаловался на то, что посетители курят, но не потому, что курение задымляет комнату, а «потому что дым поднимается и заполняет вентиляционное отверстие», препятствуя наблюдению. Он также рассказал о гостях, чье поведение было странным и расстроило его: парне, который тайно помочился в бурбон своей спутницы; а еще о страдающем ожирением мужчине, который заселился с парнем, намного моложе его, а затем одел его в меховой костюм с рогами, приговаривая: «Ты бесподобен; я никогда не видел более красивого мальчика-овцу».
Но чаще всего наблюдение за гостями угнетало Фуса. Они ругались. Они слишком много смотрели телевизор (Фус особенно досадовал, когда гости были особенно привлекательными и могли вместо этого провести время, занимаясь сексом.) После наблюдения за одним сексуальным актом, который он посчитал типично неудовлетворительным для женщины, он написал:
Это реальная жизнь… Это реальные люди! Мне абсолютно противно от того, что я должен в одиночку нести бремя своих наблюдений. Эти люди никогда не обретут счастье, развод неизбежен. Ему незнакома главная составляющая секса и то, как ее применять. Единственное, что он знает, это что надо вставить и двигаться, пока не наступит оргазм, под одеялом при выключенном свете.
Вуайеризм значительно повлиял на мое убеждение о напрасности человеческих устремлений, и я ненавижу это состояние своей души… Что особенно неприятно, так это что большинство объектов наблюдения действуют так же, как и эти индивиды. Многие другие подходы к жизни были бы немедленно реализованы, если бы у людей была возможность стать «вуайеристом на день»
Бремя приверженного вуайериста самому Джеральду Фусу представлялось ловушкой. Он не мог контролировать то, что видит, или избежать оказываемого влияния.
Когда я читал отрывки из присланного им дневника, в котором описаны события с середины шестидесятых до середины семидесятых, я заметил, что его личность как писателя изменилась, постепенно переходя от рассказчика в персонажа, о котором пишет в третьем лице. Иногда он использовал «я», а иногда называл себя «вуайерист».
Записи становятся все более необычными, и Фус начинает наделять всезнающего Вуайериста божественными качествами. Кажется, что он теряет контроль над реальностью. Но лишь один раз, наблюдая за происходящим с чердака, он действительно говорил с человеком через вентиляционное отверстие. Он наблюдал за комнатой номер 6, где увидел гостя, поедающего крылышки из KFC в постели. Вместо того, чтобы использовать бумажные салфетки, мужчина вытер руки о простынь. Затем он вытер жир со рта и бороды покрывалом. Не понимая, что он делает, Фус закричал: «Ах ты сукин сын!»
Объект перестал есть и оглядел комнату, а затем подошел к окну и выглянул наружу. Видимо, он понял, что кто-то крикнул «сукин сын», но не мог определить источник оскорбления. Он выглянул из окна второй раз, обдумал ситуацию в течении пары минут, а затем снова вернулся к своим животным привычкам в еде
Фус терял контроль и в других случаях, каждый раз рискуя быть обнаруженным. Однажды он наблюдал за парой, которая была в городе для покупки скота. После того, как они доели гамбургеры из Макдональдса (вытерев руки о джинсы) и посмотрели повтор эпизода сериала «Дымок из ствола», они пошли в кровать. Фусу не терпелось увидеть женщину обнаженной, но ее спутник выключил свет. «Я не собираюсь это терпеть, — написал Фус в своем дневнике. — Я спустился вниз и припарковал свою машину прямо перед его номером и включил фары». После возвращения на чердак, Фус был снова загнан в угол.
Комната была действительно хорошо освещена, и мужчина начал свои животные потуги под одеялом. [Через три минуты он] стремительно вышел из нее и отправился в ванну. Я, наконец, смог увидеть ее тело, когда она убрала одеяло, чтобы вытереть сперму моим покрывалом… Она оказалась очень красиво сложена, но, скорее всего, была столь же тупа
Он вернулся из ванны и заметил, что фары машины были все еще включены. Он сказал: «Интересно, что там с этой машиной с включенными фарами?»
Запись в дневнике заканчивается экзистенциальными размышлениями: Фус все глубже погружается в изоляцию и отчаяние. Чем дольше я читал, тем сильнее убеждался, что высокопарный метафизический слог Фуса был способом превратить свое сомнительное увлечение в нечто ценное.
Заключение: Мне до сих пор не удалось определить, какую роль я играю… По-видимому, мне положено принять ответственность за столь тяжкое бремя на себя, никогда не будучи в состоянии кому-либо рассказать! …Депрессия нарастает, но я буду продолжать свое исследование. Я размышлял однажды, что, возможно, я не существую, а только представляю собой продукт мечтаний объектов исследования. Никто бы все равно не поверил в мои достижения как вуайериста, таким образом, призрачное воплощение могло бы объяснить мою реальность
Фус дал мне понять с самого начала, что он считает свой вуайеризм серьезным исследованием, которое он проводит, в своем роде, на благо общества. В конце каждого года он подытоживает все свои наблюдения в ежегодном отчете, пытаясь выявить существенные общественные тенденции. В 1973 году он отметил, что из 296 половых актов, которые он наблюдал, в 195 участвовали белые гетеросексуалы, предпочитавшие миссионерскую позу. В целом он насчитал 184 мужских оргазма и 33 женских. В следующем году он насчитал 329 половых актов, которые по его мнению, стоило записать. Он также разделил людей на категории согласно их половому влечению:
— 12% всех пар в мотеле вели активную половую жизнь
— 62% вели умеренно активную половую жизнь
— 22% проявляли слабую сексуальную активность
— 3% вообще не занимались сексом
В 1973 году он стал свидетелем всего лишь пяти случаев межрасового секса; к 1980 году, как он мне сказал, их количество было близко к двадцати пяти. Фус рассматривает это как один из многих примеров того, как его небольшой мотель отражает социальные изменения в стране.
Другой категорией по Фусу, и одной из самых больших, были «честные, но несчастные люди». Подавляющее большинство из них составляли пары, живущие за городом, которые во время своих коротких остановок только и делали, что жаловались на свой брак. Он постоянно напоминал себе, как ему повезло, что Донна — его жена. Она была медсестрой на дому, соучастником его шпионажа, надежно управляла семейными финансами и также была его личным секретарем, записывая под диктовку, когда Фус был слишком уставшим, чтобы писать в дневнике самому.
Шли годы, ему все сильнее хотелось, чтобы то, что он рассматривал как первое в своем роде исследование, получило признание. По долгу «службы» он существовал в тени, управляя своей лабораторией по изучению человеческого поведения. Он считал свою работу намного лучше работы сексологов в институте имени Кинси и клинике Masters & Johnson. Большая часть данных для исследований в таких местах была получена от добровольцев. Из-за того, что объекты его исследования не знали, что за ними наблюдают, они давали, по его мнению, более точную и ценную информацию.
В конце семидесятых годов, произошло два события, которые изменили сущность дневника Фуса. Его все больше утомляло то, что он видел через вентиляционные отверстия, и он начал понимать, что не сможет получить научное признание, которое, по его мнению, он заслужил. Его записи стали отражать не только то, что он чувствовал, когда наблюдал за другими людьми, но и то, что он чувствовал касательно себя и своей мании, начавшейся еще когда он был маленьким мальчиком с фермы, увлеченным своей тетей Кэтрин.
Он начал вести еще один, более биографический дневник, который назвал «Коллекционер». В нем он подробно изложил историю, которую рассказал мне в ночь, когда я встретил его, в машине по дороге из аэропорта. Но он писал о себе в третьем лице, как будто был персонажем в романе:
Юноша беззвучно двигался сквозь ночь по траве и через забор из колючей проволоки. …Шторы были неосмотрительно раздвинуты, позволяя северо-западному ветру игривым сквозняком дуть сквозь спальню. Юноша смотрел внутрь комнаты, забыв о холоде, дожде, забыв обо всем сущем, забыв обо времени… Пока он наблюдал за ней, она придвинулась к предметам из своей коллекции»
Ближе всего к признанию особого интереса к тете он подошел за день до своего десятого дня рождения, когда он рассказал матери, что завидует коллекции пальчиковых кукол своей тети, и хочет свою собственную коллекцию. Его разумная мать предложила ему собирать бейсбольные карточки. Именно это послужило началом его хобби длиною в жизнь, в результате чего к моменту нашей встречи в 1980 году, в возрасте 45 лет, он был обладателем коллекции в десятки тысяч спортивных карточек.
В последующие годы он также собирал марки, монеты и старинное огнестрельное оружие, а когда он был ребенком, у него был тайник с хвостами ондатр, которых он и его отец ловили и снимали с них шкуры — что было одной из его обязанностей (коллекцию пришлось выбросить, когда, как он сказал, его родители начали жаловаться на «странный запах в комнате»).
Джеральд был первым из двух детей Натали и Джейка Фус; он был на пять лет старше своего брата Джека. Джеральд осознавал, что был по натуре «одиночкой». Когда он не был занят своими обязанностями на ферме, то частенько «поднимал глаза к небу, зная, что там меня что-то ждет». Его мать предложила ему получить читательский билет, и он часами читал книги. Он писал:
«Я был заворожен книгами, и тем, что можно назвать „интеллектуальной жизнью“, которая заключалась не в физическом труде, фермерстве или работе по дому, но которая, казалось, превосходила их своей уникальностью»
Некоторые из воспоминаний Фуса дают возможность составить представление о том, кем бы он стал: «Город был настоящим сельским раем; даже в 1920-е гг. на каждого из 2000 фермеров приходилось около 80 акров земли». Он продолжил, описывая своё детство:
«Я очень любопытен в отношении всего и всех, кого я вижу.. Поэтому я также нередко чувствовал себя невидимым, как дети чувствуют себя невидимыми, за пределами контроля взрослых. Последствием такого большого количества неограниченной свободы стало то, что я стал удивительно независимым
Фус так и не смог забыть свою первую любовь, чирлидершу Барбару Вайт, которая, как и толпы зрителей, поддерживали его с трибун после того, как Фус делал хоум-ран или тачдаун. Всё это происходило в выпускном для Фуса 1953-м году, и я видел вырезки из «Грили Геральд Трибьюн», регулярно печатавшей фотографии Фуса и описывающей его достижения. Как говорится в одной из статей, «Фус совершил прекрасную пробежку, избежав пары потенциальных захватов на линии розыгрыша, и пробивался дальше после того, как снова был сбит прямо перед очковой зоной». Барбара Уайт порвала с Фусом после того, как узнала, что у него фетиш на ноги.
Служба Фуса в армии прошла почти бесследно для его дневника, поскольку, как он утверждает, самые интересные миссии военно-морского флота были «засекречены».
Годы спустя после увольнения из армии и создания системы наблюдения в своём мотеле, временами он чувствовал себя так, будто всё ещё служил на флоте, в открытом море, вглядывается сквозь клапаны вентиляции так же, как он когда-то щурился в бинокль на дежурстве по палубе, присматривая за объектами, представляющими интерес. Жизнь на чердаке была однообразной. Его мотель был лодкой, стоящей в сухом доке, посетители которой бесконечно смотрели телевизор, обменивались банальными фразами, если и занимались сексом, то в основном под одеялом — и предоставляли ему так мало поводов занести новую запись в дневник, что иногда он и вовсе ничего не записывал.
Его также утомляла необходимость систематизировать проявления непорядочности со стороны гостей. Иногда они пытались обмануть его с оплатой номера, и практически каждую неделю он становился свидетелем каких-то уловок. Одна супружеская пара из рабочего класса попросила его дать им отсрочку в несколько дней для оплаты счёта. На следующей день Фукс шпионил за ними и услышал, как муж сказал жене «Этот тупица на ресепшене думает, что я жду чека из Чикаго, и мы обдурим его так же, как в мотеле в Омахе». Фукс запер номер этих людей, пока они отсутствовали, и не возвращал их вещи, пока они не заплатили за своё пребывание.
Заключение: тысячи несчастных, недовольных людей переезжают в Колорадо, чтобы удовлетворить то терзающее душу желание, в надежде улучшить свой образ жизни, а в результате без гроша в кармане попадают туда, где их ждет только безысходность… Общество научило нас лгать, воровать, и жульничать, а хитрость вообще считается фундаментальным качеством в образе мужчины… В свой пятый год наблюдений за людьми я становлюсь пессимистичным в отношении направления, в котором развивается наше общество, и по мере осознания тщетности всего вокруг, я все глубже и глубже впадаю в депрессию
Такие волнения побудили Фуса выдумать «проверку на честность». В шкафу номера он оставлял чемодан, запертый на дешевый навесной замок. Когда заезжал постоялец, он в его присутствии говорил Донне, что только что кто-то позвонил и сообщил, что оставил в мотеле чемодан с тысячей долларов внутри. Потом Фус с чердака наблюдал, как новый постоялец находит чемодан и раздумывает над тем, вернуть ли его в офис мотеля или взломать замок и заглянуть внутрь.
Из 15 человек, подвергшихся такой проверке, среди которых были священник, адвокат и подполковник, только двое вернули чемодан в офис с неповрежденным замком. Все остальные открыли чемодан и попытались избавиться от него различными способами. Священник, например, выбросил его в кусты из окна ванной комнаты.
Несколькими годами позже Фус начал присылать мне отсканированные рукописные листы своего дневника. Я получил от него большую партию из трехсот машинописных страниц, описывающих его наблюдения до 1978 года. Сюда входили материалы рукописных дневников ранних лет его мотельных «наблюдений», но большáя часть рукописей оказалась совершенно новой для меня. Они велись в том же ключе, что и старые записи — скучное перечисление однообразных половых актов и перечень людских перебранок. Однако была одна запись за 1977 год, в которой наш Вуайерист утверждает, что впервые увидел нечто, что он совсем не хотел увидеть.
Это было убийство. Оно случилось в десятом номере.
По описанию Фуса, постояльцы были молодой парой, снимавшей номер в течение нескольких недель. Молодому человеку было под тридцать, он весил около 80 кг. Из подслушанного Вуайерист узнал, что он бросил колледж и изредка занимался торговлей наркотиков. Девушка была блондинкой с четвертым размером груди. (В отсутствие пары Фус зашел в комнату и проверил размер бюстгалтера — по его словам, он часто так поступал.) Он посвятил уйму страниц описанию их бурного секса, желая отдать им должное уважение. В дневнике также описывается, что другие люди заходили в номер, чтобы купить наркотики. Это расстраивало Фуса, но в полицию он не заявлял. В прошлом он уже сообщал в полицию о торговле наркотиками в его мотеле, но полиция ничего не предпринимала, потому что в силу обстоятельств Фус не мог назвать себя свидетелем происходящего.
Однажды днем Фус увидел, как тот мужчина продает наркотики нескольким мальчикам. Это привело его в ярость. Так он написал в дневнике:
«Дождавшись, когда субъект мужского пола покинет номер, вуайерист вошел в него… Наблюдатель без всякого чувства вины тихо спустил все оставшиеся наркотики в унитаз»
Фус поступал так несколько раз и до этого, без каких-либо последствий для себя.
Но на этот раз мужчина из десятого номера обвинил свою девушку в том, что она украла наркотики. Запись в журнале:
«После часа споров и ругани сцена в номере переросла в насилие. Мужчина схватил женщину за шею и душил до тех пор, пока она не упала на пол без сознания. Затем субъект мужского пола в панике собрал свои вещи и покинул территорию мотеля.
Вуайерист… вне всякого сомнения… видел движения грудной клетки субъекта женского пола, что указало ему на то, что она была все еще жива, а значит в порядке. Поэтому Наблюдатель убедил сам себя, что она пережила попытку попытку удушения и будет в норме, так что вскоре он покинул наблюдательную площадку до утра
Фус аргументировал свое решение тем, что он все равно не мог ничего сделать, потому что «тогда был только наблюдателем, а не докладывающим, и с точки зрения той пары фактически не существовал».
Утром следующего дня в офис мотеля вбежала горничная и сообщила, что в десятом номере находится мертвая женщина. Как пишет Фус, он немедленно позвонил в полицию. Когда прибыли полицейские, он сообщил им имя, описание, и номер автомобиля наркодельца. Он ничего не сказал о том, что был свидетелем убийства.
Фус пишет:
«Наконец-то Вуайерист совладал со своими моральными принципами; ему вечно придется страдать в молчании, но он никогда не будет осуждать свои поступки или поведение в данной ситуации»
Днем позже полиция вернулась и сообщила Фусу, что преступник использовал ненастоящее имя и водил угнанную машину.
На этот момент в рукописи Фуса я наткнулся через несколько лет после того, как приезжал к нему в Аврору — примерно через 6 лет после убийства. Я был шокирован, и удивлен тем, что Фус раньше не упоминал этот эпизод. Выглядело это почти так, будто для него это был еще один обычный день на чердаке. Я немного подумал об этом: его описание ситуации — что он «с точки зрения той пары фактически не существовал» — соответствует его ощущению себя как сломленного человека. Более того, он отчаянно защищал свою тайную жизнь на чердаке. Если бы полиция устроила ему жесткий допрос и решила бы, что он знает больше, чем рассказывает, они могли бы получить ордер на обыск, и последствия были бы катастрофическими.
Я сразу же позвонил Фусу, чтобы прояснить ситуацию. Я хотел понять, осознавал ли он, что был не просто свидетелем убийства — он, в определенной степени, был его причиной.
Сказать он хотел больше, чем писал в журнале, и напомнил мне, что я подписал соглашение о неразглашении. Я провел несколько бессонных ночей, спрашивая себя, должен ли я выдать Фуса полиции. Но я решил, что спасать девушку наркодилера слишком поздно. Кроме того, поскольку я хранил тайну вуайериста, я мнил себя сообщником.
Я подшил его записки об убийстве ко всем остальным, которые он мне отправил. Теперь я знал о Вуайеристе все, что хотел узнать.
На протяжении десятков лет я продолжал получать письма от Джеральда Фуса, город Аврора, штат Колорадо. Он сообщил, что, насколько ему было известно, следователи не нашли убийцу, но полиция наведывалась в Manor House по иным причинам. Он писал, что один из гостей совершил самоубийство с помощью пистолета. Другой мужчина, весом за 200 килограмм, умер от сердечного приступа, и так как его огромный труп не пролез в дверь, пожарные вынесли панорамное окно в номере.
В дополнение к этим обрывкам новостей были постоянные жалобы по поводу ужасающих примеров человеческих поступков, которым он был свидетелем: грабежи, изнасилования, сексуальная эксплуатация. Он решил, что встреченное с восторгом появление противозачаточных таблеток в начале 60-х поощрило у людей желание секса по запросу: «Женщины получили законное право выбора, но утратили право выбора подходящего момента». Он чувствовал, что война полов обострилась, а сексуальные отношения становились все хуже и хуже (исключение составляли лесбиянки, которыми Фус восхищался).
По мере развития своей мизантропии он применял по отношению к своим клиентам слова, которые звучали все более и более как непреднамеренное описание собственной совести. Он писал, что чувствовал себя «перегруженным фантазией, отыгрыванием сценария и игрой в реальной жизни». Он продолжал:
«Люди попросту нечестны и нечисты; они изменяют, лгут, они ведомы лишь собственными интересами»
Он утверждал, что стал чрезвычайно асоциальным, и если он не находился на чердаке, то избегал встречи с постояльцами.
Мне пришло в голову, что у него могло развиться какое-то психическое расстройство. Он напоминал мне психотического ведущего из фильма «Сеть» (1976), который, не выдержав, закричал: «Я сумасшедший, словно дьявол, и не могу больше это терпеть!» Кроме того, мне вспомнился рассказ Джона Чивера «Исполинское радио» (1947), в котором брак одной пары начал медленно разрушаться, когда новое радио загадочным образом позволило им подслушивать разговоры и секреты соседей, и повесть Натанаэля Уэста «Подруга скорбящих» (1933), в которой жизнь журналиста разрушается в результате постоянного воздействия на печальные и пустые жизни читателей. У Джеральда Фуса были литературные и научные притязания, но не было самосознания. Он был чердачной ищейкой, требующий морального превосходства и выносящий приговоры ничего не подозревающим людям под ним.
Где же все это время был я? Я был другом по переписке для вуайериста, его духовником, быть может, или придатком тайной жизни, которую он решил держать не в абсолютном секрете. Несколько раз на протяжении многих лет мне приходило в голову, что было бы целесообразно прекратить нашу переписку. Фус не был человеком, о котором я мог запросто написать, несмотря на мое любопытство по отношению к концу этой истории. Поймают ли его? Если и да, какой будет стратегия его адвоката? Настолько ли он наивен, чтобы полагать, что присяжные поверят, что его чердак — лаборатория истины? Кроме того, вызовут ли меня в суд для дачи показаний?
Тем не менее, всякий раз, когда мне приходил конверт от Фуса, я вскрывал его. В марте 1985 года после долгого молчания он написал, что Донна умерла. Ей было за сорок и она страдала от волчанки. В его жизни появилась новая женщина, разведенная Анита Кларк. Он встретил ее прекрасным полднем, когда она везла своих двоих маленьких детей по проспекту Колфакс в красном фургоне. Анита взяла на себя обязанности Донны в офисе мотеля. Как и Донна, она была посвящена в тайную жизнь Фуса и считала себя настоящим вуайеристом. Из других писем я узнал, что все шло настолько хорошо, что в 1991 году Фус купил второй мотель на этой же улице и назвал его «Ривьера». Он установил четыре бутафорских щита вентиляции в потолках спален, но Manor House оставался его главным наблюдательным пунктом.
Несмотря на столь очевидный успех, Фус все еще мучился. Он писал:
«Вуайеристы — калеки, которых большинство сочло убогими и несовершенными, теми, кого Бог не благословил»
Я долгое время ничего не слышал о Джеральде Фусе, но в июле 2012 года я прочел на титульной странице газеты Times, что двадцатичетырехлетний сын медсестры застрелил двенадцать человек и ранил еще несколько десятков в кинотеатре в Авроре. После того, как я просмотрел статью и убедился, что имени Фуса нет среди имен жертв, я позвонил ему. На удивление, он поведал, что однажды был в квартире стрелка — его сын там раньше жил. «После того, как сын переехал в другой район, этот парень, видимо, въехал туда, хотя я не помню, чтобы сталкивался с тем, чье лицо растиражировали газеты», — вспоминал Фус.
Несколько недель спустя Джеральд Фус продолжил писать мне письма, используя свой столь знакомый мне напыщенный стиль по ответе на стрельбу в кинотеатре:
«Может быть, жители Авроры не относились к ближнему своему с добротой и пониманием, и потому обрушился на нас дамоклов меч?»
Он продал оба мотеля в 1995 году, когда из-за артрита ему стало слишком больно подниматься по лестнице и ползать на чердаке. Во-первых, он заделал все отверстия и залатал дыры в потолке. С заработанных денег они с Анитой купили ранчо в Скалистых горах, проводя свое время там и в домике на поле для гольфа в Авроре. Он скучает по мотелям, которые он называл не иначе как «то безопасное место, та священная земля», хотя он утешался мыслью о том, что бизнес уже пришел в упадок. В начале шестидесятых, когда он только начал, мотели процветали из-за «смены места встречи»: постояльцы могли зайти в номер прямо из машины, не встречаясь ни с кем в холле или лифте. Сегодня пары, утверждает он, менее осмотрительны и не так беспокоятся о секретности.
Он написал мне о том, что больше не чувствует той власти, какая была у него во времена его вуайеристской жизни. Он рассказал, что покрасил волосы, но позже постыдился этого, когда увидел отражение в зеркале в ванной: окраска волос была самообманом, который бросил вызов его самоощущению человека, рассказывающего правду.
С момента нашей последней переписки Фус завел новое хобби. Он стал озабочен правительственной и корпоративной слежкой. «Почти все, что мы делаем, записывается», — сказал он мне по телефону.
Он говорил о том, что частная жизнь общественных деятелей выставляется в прессе почти каждый день, и даже глава ЦРУ, генерал Дэвид Петрэус, не смог удержать свою сексуальную жизнь в тайне от заголовков. Он настаивал на том, что СМИ — это «бизнес Любопытного Тома, но самый большой Любопытный Том — правительство США», которое следит за нашими повседневными делами с помощью камер безопасности и способности отслеживать активность в Интернете, на кредитных картах и банковских счетах, в мобильных телефонах, GPS и, помимо всего прочего, при бронировании авиабилетов.
Он спрашивал меня: «Возможно вы думаете, почему это представляет интерес для Джеральда Фуса. Потому что, быть может, однажды явятся парни из ФБР и скажут мне: „Джеральд Фус, у нас есть доказательства того, что вы подсматривали за людьми с чердака. Вы что, извращенец?“ И Джеральд Фус ответит: „А что по поводу тебя, Большой Брат? Годами ты следил за каждым моим вздохом, куда бы я ни пошел“».
Весной 2013 года, спустя тридцать три года после нашей встречи, Фус позвонил мне и сказал, что согласен опубликовать свою историю. Восемнадцать лет прошло с тех пор, как он продал мотели, и он считает, что срок исковой давности теперь защитит его от исков о вторжении в частную жизнь, которые могут быть поданы любыми бывшими постояльцами. Ему семьдесят восемь, напомнил он, и ему казалось, что если не разделить с общественностью свои находки сейчас, он может не дожить до этого момента. Он сказал, что расторг соглашение о нераспространении, которое я подписал в 1980 году, и дал мне право писать о нем и использовать его материалы, которые он показал мне тогда. (В этом году я публикую книгу о Фусе, большая часть которой состоит из записей «Журнала вуайериста». За использование своей рукописи он получил гонорар от издателя книги.)
Я прилетел в Денвер и встретился с Фусом и Анитой за завтраком в отеле аэропорта. При нем была трость, а его тонкие седые волосы компенсировались седыми усами и бородкой. На его груди был плотно застегнут твидовый пиджак, под ним — оранжевая спортивная рубашка. Анита, как описывал он ее в своих письмах, была на восемнадцать лет его моложе — маленькая тихая женщина с вьющимися рыжими волосами.
Он хотел показать мне свои спортивные сувениры — десятки тысяч коллекционных карточек со спортсменами, которые Анита разложила в алфавитном порядке. Фус объяснил, что одна из причин его желания разоблачить себя как вуайериста — это надежда на то, что медийная слава привлечет внимание к его коллекции, котороую Фус очень хочет продать. Он уверен, что она стоит миллионы долларов.
Мне же было интереснее обсудить убийство, которое, по утверждению Фуса, он видел в десятом номере мотеля Manor House в 1977 году. Я дал ему понять, что не называя его свидетелем, я собираюсь связаться с отделом полиции Авроры и выяснить, добыли ли они какую-то новую информацию о преступлении. Фус не возражал, добавив, что сожалеет о своем бездействии в этой ситуации. Предавая историю огласке и признаваясь в своих ошибках, он надеялся достичь хоть какой-нибудь степени «искупления».
Во время нашего с Фусом завтрака я показал ему письмо от Пола О’Кифа, тогда лейтенанта, а сейчас начальника Полицейского управления Авроры, в котором он написал: «К сожалению, мы не можем найти никакой записи о таком происшествии». Он проверил несколько баз данных старых нераскрытых преступлений и ничего не нашел. У двух офисов судебно-медицинской экспертизы тоже не было никакой информации. В последующих телефонных звонках два бывших офицера полиции сказали, что вообще в делах о «Джейн Доу» (условное наименование лица женского пола, чье имя неизвестно или по тем или иным причинам не оглашается — прим. Newочём), вроде того, что я только что описал, не исключено полное отсутствие каких либо полицейских записей: в конце концов, личность жертвы не была установлена, а преступление совершено до того момента, когда полиция начала вести электронный учет.
Также возможно, что Фус сделал ошибку в своих записях или неправильно указал дату убийства, когда переводил оригинал в другой формат. Год за годом я копался глубже и глубже в истории Фуса и находил различные несостыковки, в основном связанные с датами — из-за них-то я и сомневался в надежности его данных.
«Будто эта девушка просто сквозь землю провалилась», — заключил Фус. Я думал, что это может успокоить его, но он сказал, что посоветовался с адвокатом. В случае его публичного признания в том, что он был свидетелем убийства и не сообщил об этом, он может быть признан соучастником преступления и признан виновным в убийстве второй степени (со смягчающими вину обстоятельствами — прим. Newочём).
Тем не менее, Фуса это не остановило; он прятался все эти годы и теперь был готов во всем признаться. Он объяснил так: «В жизни полно риска, но нас это волновать не должно. Мы просто говорим правду».
После завтрака мы поехали к Фусу домой. Он поделился своими ожиданиями о статье: «Я надеюсь, что меня опишут не просто как какого-то извращенца или очередного вуайериста. Я думаю, что являюсь одним из первых исследователей полового акта». Я поинтересовался, задумывался ли он когда-нибудь о ведении аудио- или видеосъемки своих постояльцев.
«Нет», — ответил он, и пояснил, что использовать такое оборудование непрактично, а если с таким поймают, это его сразу инкриминирует.
Он утверждал, что большинство мужчин по природе вуайеристы:
«Но большинство женщин предпочитают быть объектами подсматривания, нежели субъектами, что частично объясняет, почему мужчины тратят столько времени на просмотр порно, а женщины — на косметику»
Позже я спросил Фуса, слышал ли он об Эрин Эндрюс, телевизионном спортивном комментаторе, которую тайно снял выходящей из душа в гостиничном номере навязчивый ухажер, заменивший дверной глазок. Мужчина, который затем разместил фото обнаженной Эндрюс в интернете, был признан виновным в уголовном преступлении и просидел двадцать месяцев в тюрьме. Эндрюс подала на него и отель в суд, потребовав 75 млн долларов компенсации за «ужас, стыд и унижения», которые она испытала. В прошлом месяце суд присяжных постановил выплатить ей компенсацию в размере 55 млн долларов.
Фус следил за этим делом из новостей. Его точка зрения меня не удивила: он повторил переиначенные оправдания собственного поведения, которые он использует на протяжении многих лет.
«Как я уже говорил, большинство мужчин — вуайеристы, но встречаются такие — как этот мерзавец в случае с Эндрюс — которые заслуживают презрения. Он является результатом появления новых технологий, выставляя свою жертву напоказ в интернете, и то, что он делает, не имеет ничего общего с тем, чем занимался я. Я никого не выставлял напоказ. То, что сделал этот парень, было безжалостно и мстительно. Если бы я был среди присяжных, я бы голосовал за тюремное заключение»
Он настаивал на том, что у него мало общего с преследователем Эндрюс.
Я спросил его, почему, несмотря на то, что он провел половину своей жизни, вторгаясь в личную жизнь других, он настолько сильно критиковал правительство за сбор разведданных в интересах национальной безопасности. Он повторил, что его шпионская деятельность «безобидна», потому что его гости не знали о том, что за ними наблюдают, и его целью никогда не было ловить кого-то или разоблачать. Он соотносит себя с Эдвардом Сноуденом, бывшим системным администратором Агентства национальной безопасности, который незаконно выпустил правительственные документы, утверждающие, к примеру, что спецслужбы США прослушивали телефон канцлера Германии Ангелы Меркель.
«Сноуден, на мой взгляд, сознательный разоблачитель, информирующий общество о нарушениях закона», — заявил Фус, добавив, что вместо преследования Сноудена, его стоит похвалить «за разоблачение того, что в нашем обществе является неправильным».
Он также считает себя «разоблачителем», даже несмотря на то, что до сих пор не раскрыл ничего и никому кроме меня и своих жен. На вопрос «какие неправильные вещи» он хотел бы раскрыть, он ответил:
«То, что, по большей части, нельзя доверять людям. Большинство из них лгут, жульничают и вводят в заблуждение. То, что они рассказывают о себе в частном порядке, они стараются скрывать на публике. То, что они стараются показать вам на публике — не то, кем они являются на самом деле»
Когда он говорил о морали, я снова перевел разговор на тему убийства.
«Если бы я знал, что эта конкретная дама умирает, я бы немедленно вызвал скорую», — утверждает Фус. Он впоследствии думал о том, как он мог бы спасти женщину, не компрометируя себя. «Я бы сказал: „Я шел мимо окна и услышал крик“, — или что-то в этом духе».
Фус еще раз пересказал ночь убийства, добавив некоторые подробности, которых не было в журнале, прочитанном мной десятки лет назад. Когда горничная нашла тело в десятой комнате, «я подумал: „О, нет“», — рассказал Фус. Он попросил Донну проверить, действительно ли женщина мертва. Затем он вызвал полицию. Когда коронер загружал тело в фургон, Фус сказал: «Меня тошнило, я говорил себе: „Знаешь, ведь ты, наверное, в этом виноват“». Тем не менее, даже после того, как он признал свою частичную вину в убийстве женщины, он никак не соотносил свои дела на чердаке с серьезным правонарушением.
Я оставался в замешательстве от мотивов, двигающих Джеральдом Фусом. Как он мог предполагать, что огласка его зловещей истории приведет к положительным последствиям? Это все может также легко служить доказательствами, которые приведут к его аресту, судебным процессам и возмущенной общественности. Почему он жаждет известности? В отличие от авантюриста девятнадцатого века из «Других викторианцев», чье объемное признание — «My Secret Life» — вышло в печать без указания автора, Фус желает опубликовать свою рукопись под настоящим именем, даже с учетом всех возможных рисков.
Мне пришло в голову, что у Фуса есть нечто общее с другим американцем, который хотел, чтобы мир прочитал написанное им: Теодор Качиньский, известный также как Унабомбер. В 1995 году после того, как он уже убил трех человек и ранил двадцать три, он пообещал «отказаться от терроризма», если Times или Washington Post опубликуют его манифест, осуждающий индустриальное общество. Требование Качиньского было выполнено, но позже его обнаружили и арестовали. Его брат узнал его по стилю письма; Унабомбер был разоблачен своим же манифестом.
Люди, которые купили мотели Джеральда Фуса в 1995 году, вероятно, никогда не знали, почему в некоторых номерах были гипсокартонные вставки в потолке размером 15х35 см. В 2014 году Manor House был продан партнерству, занимающемуся недвижимостью, во главе с местным разработчиком по имени Брук Банбери. На следующий день после заключения сделки, бывшие владельцы быстро покинули это место, оставив свои личные вещи и движимое имущество мотела. Среди предметов, найденных в Manor House, был пистолет-пулемет с тремя полными магазинами и дополнительными пулями.
Жена Банбери надеялась пожертвовать движимое имущество мотеля местному агентству социального обеспечения, но она не смогла найти ни одного агентства, готового все это принять. Поэтому ее муж нанял команду по сносу зданий, чтобы снести все и убрать прочь. Спустя две недели все, что осталось от мотеля Manor House, — это плоский участок земли, обнесенный забором.
Это именно то, что увидели Джеральд и Анита Фус четыре месяца спустя, когда я вместе с ними туда наведался. Они не знали, что мотель был снесен, и на глазах Аниты проступили слезы, когда она парковала машину возле забора.
«Видимо, все прошло», — сказал Фус, открывая дверцу машины и выходя из нее с помощью трости. Пара вошла под руку через открытые ворота.
«Я надеюсь, мы сможем найти что-то, что можно забрать домой», — сказал Фус. Он шел медленно, опустив голову, в поисках хотя бы одного сувенира, который мог бы дополнить его коллекции — возможно, дверную ручку, или номер комнаты. Но команда по сносу зданий превратила все в прах. Наконец, Фус наклонился и поднял два куска окрашенного зеленым камня, которые лежали вдоль тротуара в зоне парковки (он красил эти камни сам), и кусок электропроводки из красного неона, которая обвивала название мотеля.
«Ужасно жаль, что мы не появились здесь раньше. Возможно, мы смогли бы забрать кусочек этого знака», — сказал он.
Они медленно шли вокруг парковки в течение пятнадцати минут, опустив головы. Был жаркий день, Фус вспотел.
«Пойдем домой», — сказала Анита.
«Да. Я увидел достаточно», — согласился он, поворачиваясь к воротам.
По материалам: The New Yorker. Перевели: Денис Чуйко, Vlada Olshanskaya, Полина Пилюгина, Юрий Гаевский, Денис Пронин и Артём Слободчиков.
Редактировали: Роман Вшивцев, Артём Слободчиков, Евгений Урываев, Поликарп Никифоров, Дмитрий Грушин и Анна Небольсина.
