Среднее время прочтения — 14 мин.

Как и многие американские пары, живущие на скромные, но достаточные средства, Сьюзи Маккиннон и ее муж, Эрик Грин, в среднем возрасте открыли для себя радости путешествия на лайнере. Их дом в тихом пригороде Олимпии, штат Вашингтон, полон сувениров и безделушек, собранных в этих путешествиях. В главной ванной комнате — пластиковая ящерица с надписью «Каймановы Острова». Коллаж из лоскутов промасленной ткани, привезенный с Кюрасао, висит над входом. В пасмурный летний день, когда я посетил их, мы уютно расположилисьв гостиной; Грин нарядился в яркую рубашку с надписью «Бермудские Острова», из круиза 2013 года. И пока они развлекают меня разговорами о своей юности и поездках на Ямайку, Арубу, Косумель, и Масатлан, видно, что они представляют собой хорошо воспитанных зрелых людей предпенсионного возраста.

Но тут есть достаточно большой нюанс.

Во время нашей беседы, Маккиннон ясно дает понять, что у нее нет никаких воспоминаний об этих круизах. О покупке той ящерицы или коллажа из ткани. Она не помнит ни один отпуск, в котором она когда-либо была. На самом деле, она не может вспомнить ни единого момента из своей женитьбы на Грине, или до него.

Перед тем, как вы начнете собираться духом для одной из таких историй — о начале слабоумия, медленном растворении женитьбы в отношениях безответной любви, потере самого себя — позвольте мне вас заверить: Маккиннон ничего не потеряла. Она никогда не была в состоянии помнить эти переживания.

В течение нескольких десятилетий ученые предполагали, что кто-то вроде Сьюзи Маккиннон может существовать. Они думали, что она скорее всего где-то там, живет обычной жизнью: ее почти не отличить от следующего в очереди в продуктовом магазине, и в то же самое время она фундаментально от нас отличается. И конечно, они нашли ее (или, скорее, она нашла их) в 2006 году.

Маккиннон является первым и единственным в мире человеком, которому поставлен диагноз «тяжелый дефицит автобиографической памяти». Она знает множество фактов о своей жизни, но ей недостает способности мысленно пережить какие-либо из них, как если бы вы или я блуждали по своим умам и вдруг пробудили воспоминания об определенном дне. У нее нет эпизодических воспоминаний — ничего вроде тех импрессионистских собраний, которые выглядят как сцены из кино и всегда сняты от вашего лица. Вот еще одна метафора: представьте что память — любимая книга, к страницам которой возвращаешься снова и снова. А теперь представьте, что у вас есть доступ только к оглавлению. Или к описанию на Википедии.

«Я знаю отрывки и кусочки того, что произошло», — так сама Маккиннон рассказывает о своем детстве. Но никаких ярких воспоминаний от первого лица нет. «Я не помню, что была ниже или меньше, что мне нужно было тянуться за вещами. У меня нет образов или впечатлений о себе как ребенке». Ей приходится догадываться о том, какими, должно быть, были ее впечатления: она предполагает, что на Каймановых Островах было жарко. Возможно, она и Грин много там гуляли. «Наверное, это было где-то между 2000 и 2010 годами», — заключает она.

То, как Маккиннон ощущает жизнь, в принципе, влияет на большую часть того, что, как мы полагаем, существенно для человека. Не кто-нибудь, а философ Джон Локк утверждал, что личная идентичность заключается как раз в памяти, которой не хватает Маккиннон. Прошлогодний блокбастер Pixar, мультфильм «Головоломка», несет похожую идею о том, что если главная героиня потеряет все свои кратковременные воспоминания, тогда ее «островки личности» сгинут в небытие.

У Маккиннон нет никаких кратковременных воспоминаний, о которых она знает. Но о ее личности сомнений не остается. Она белая женщина, либералка, замужем за афроамериканцем, несмотря на неодобрение своего консервативного отца. Католичка, которая однажды решила, что религия — это не для нее. Скромная и остро чувствующая. Обладает интуицией и любопытством. Забавная. У нее есть работа — она специалист по выходу на пенсию в штате Вашингтон — и увлечения, ценности, верования, мнения, круг друзей. И хотя она не помнит, как попадала во всякие забавные ситуации, она очень хорошо знает, кто она. Что наводит на вопрос: насколько ненужной может оказаться эта так называемая важнейшая часть человеческой сущности?

Музыка обладает отличной способностью пробуждать воспоминания. Для мужа Маккиннон такую музыку исполняют группы лейбла Motown, например Temptations и Miracles. Они уносят его в выходные вечера в Чикаго, когда он был молодым, когда он платил 25 центов, чтобы попасть в чей-то подвал и пообжиматься с девушкой, пока музыка играла в темноте. Это называлось «вечеринка за четвертак». Еще музыка Motown напоминает ему о субботних днях в кинотеатре Regal со своими двоюродными братьями, где за три доллара они смотрели концерты, например Марвина Гэя. Там всегда было полно народу и пахло несвежим попкорном. Ребята надевали рубашки Ban-Lon за $10. Женщины носили платья по щиколотку. Многие уже укладывали волосы, но Грин только начинал отращивать свою «афро».

Он усмехается, когда начинает описывать обстановку и вспоминает самого себя десятки лет назад. Это было до того, как он и Маккиннон встретились как коллеги в больнице в Иллинойсе; задолго до того, как они переехали на запад и стали путешествовать на лайнерах. «Она была дружелюбной… ну ладно, она была сексуальной», — так Грин вспоминает их встречу. Маккиннон все это мысленное путешествие кажется волшебным. Ей сложно в него поверить.

Наша способность делать это — быть главным героем в наших собственных воспоминаниях — часть того, что психологи называют аутоноэтическим сознанием. Это умение, позволяющее мысленно проигрывать пережитые впечатления.

Раньше исследователи памяти считали, что существует только один вид долговременной памяти. Но в 1972 году Эндель Тульвинг, канадский психолог и специалист по когнитивной нейробиологии, высказал идею о том, что существует несколько форм долговременной памяти. Одна — семантическая, которая позволяет нам помнить, как пишется, скажем, аутоноэтический. Возможно, годы спустя у вас в памяти всплывет его правописание, но вряд ли вы вспомните, где и когда вы впервые встретили слово и его определение (возможно в WIRED [или Newочём]).

Тульвинг утверждал, что аутоноэтическое сознание является ключевым для формирования другого вида долговременной памяти — эпизодической памяти, которая внедряет чувство времени и ощущения кинематографичным способом, на уровне интуиции. Помнить, где и когда научился писать аутоноэтический — это эпизодическая память.

Так получилось, что Маккиннон разделяет любовь Грина к музыке. Она даже выступает в хоровом ансамбле. Она может запоминать слова, мелодии и гармонии благодаря неповрежденной семантической памяти. Аналогично, она точно может сказать вам, что три месяца назад она сольно исполняла аранжировку старой английской народной песни на сцене. Но только Грин может воссоздать обстановку: как она прошла на сцену и уселась перед роялем. Со слов Грина, ее исполнение почти заставило его прослезиться. Маккиннон считает, что она должна была чувствовать смесь уверенности и страха, но на самом деле она ничего об этом не помнит.

Однако у нее есть запись, и мы решаем послушать ее. Она подходит к CD-плееру в гостиной, вставляет диск и включает запись. «Вы готовы?» — взволнованно спрашивает она. Маккиннон уходит в себя, застенчиво прохаживаясь между диваном, стульями столовой, и кухней.

Альт заполняет гостиную, как голос из другого времени. «Вода широка», — поет голос. «Мне не переплыть». Маккиннон замечает дрожь в голосе и удивленно хихикает, будто слышит свое выступление впервые.

Женщина, которая не помнит прошлое и не представляет будущее 1

Впервые Маккиннон начала осознавать, что ее память не такая, как у других, в 1977 году, когда школьный друг, который учился на фельдшера, попросил ее поучаствовать в проверке памяти как части учебного задания. Когда ее друг задавал простые вопросы о ее детстве, Маккиннон отвечала: «Почему ты спрашиваешь меня все это? Никто такого не помнит!» Она знала, что другие люди утверждали, будто у них есть подробные воспоминания, но она всегда думала, что они приукрашивают и придумывают — точно так же, как и она сама.

Обеспокоенный такой реакцией, друг Маккиннон предложил ей обратиться за профессиональной помощью для проверки памяти. Маккиннон отложила это решение почти на 30 лет. А потом, в 2004 году, она наткнулась на статью о Энделе Тульвинге, исследователе, который описал различия систем эпизодической и семантической памяти.

Маккиннон прочла о том, как в Торонтском университете Тульвинг изучал пациента с амнезией, K. C., который в 30-летнем возрасте попал в аварию на мотоцикле и получил повреждение мозга, затронувшее его эпизодическую память. Пациент был не в состоянии вспомнить ничего, кроме происходившего в последние пару минут. Несмотря на это, он по-прежнему обладал базовыми знаниями, приобретенными до аварии, в областях вроде математики или истории. Также он был способен, хоть и с трудом, усваивать новую информацию, выдаваемую ему в ходе экспериментов, но в то же время мог просто забыть, что нужно прийти в лабораторию на очередной урок. Случай с этим пациентом стал ключевым в работах Тульвинга о механизмах памяти.

Также, как и Маккиннон, люди с амнезией, как правило, теряли эпизодическую память, но сохраняли семантическую. Однако амнезия обычно была следствием повреждений мозга, нарушений в развитии или дегенеративных заболеваний нервной системы. И чаще всего это ежедневно сказывалось на их жизнях: они не могли существовать полноценно. Читая об исследованиях Тульвинга, Маккиннон осознала, что если не учитывать повреждения мозга, травмы и их пагубные последствия, то описанные им случаи напоминают ее собственный. Ее мозг и ее жизнь, как ей казалось, были здоровыми и полноценными.

Один из доводов Тульвинга задел чувствительную струнку. Психолог, автор статьи, был убежден, что «некоторые абсолютно разумные и здоровые люди также не обладают возможностью вспомнить свой собственный опыт. Они лишены эпизодической памяти; они обладают знаниями, но не воспоминаниями. Такие случаи пока не выявлены, но Тульвинг предсказывает их скорое появление». Испугавшись огласки, Маккиннон не решилась связаться в Тульвингом напрямую. Вместо этого она вошла в контакт с Брайаном Ливайном, который попался ей на глаза благодаря большому опыту в работе с эпизодической и автобиографической памятью. Ливайн был старшим научным сотрудником Исследовательского института Ротмана и тесно работал с Тульвингом.

25 августа 2006 года Маккиннон отправила Ливайну электронное письмо, упомянув в нем о предсказании Тульвинга относительно здоровых людей без эпизодической памяти: «Думаю, что существует небольшая вероятность того, что я одна из таких людей».

«Мне 52 года, у меня прекрасное здоровье, я живу в свое удовольствие и обладаю хорошо развитым чувством юмора. Написать вам — это большой (и, откровенно говоря, пугающий) шаг для меня… Я буду вам благодарна за любые рекомендации».

«Я получаю множество писем от людей с различными заболеваниями», — говорит Ливайн. «Прочитав письмо Сьюзи, я почувствовал, что с ней стоит продолжить», И Ливайн пригласил ее в лабораторию в Торонто. Первым шагом исследования, проведенным совместно с Даниэлой Паломбо, было выявление физиологической или психологической причины очевидного отсутствия у Маккиннон эпизодической памяти: неврологического заболевания, травмы или повреждения мозга, вызванного гипоксией при рождении. Ничего подобного им найти не удалось.

Затем Ливайн испробовал на Маккиннон то, что называют автобиографическим интервью, чтобы узнать ее собственную версию того, как она лишилась эпизодических воспоминаний. До начала интервью сотрудники лаборатории побеседовали с Грином, близким другом Маккиннон, с ее братом и матерью, пытаясь разузнать о событиях, которые могла бы описать и сама Маккиннон.

Когда Ливайн и его коллеги спрашивали Маккиннон о событиях, описанных ее друзьями и родственниками — к примеру, как она ходила на «Звуки музыки» в средней школе — у нее отсутствовали подобные воспоминания. Такой же результат давали и наводящие вопросы вроде: «Помните ли вы что-нибудь из окружающей обстановки?» Это интервью позволило окончательно заключить, что у Маккиннон нет эпизодических воспоминаний.

В апреле 2015 Ливайн опубликовал результаты исследований Маккиннон и двух других подопытных в журнале Neuropsychologia. С этого момента с командой Ливайна связались сотни людей, утверждающих, что они испытывают проблемы с автобиографической памятью. По его словам, каждому из этих людей необходимо пройти ряд тестов, и вполне может оказаться, что всего будет выявлено около дюжины доказанных случаев. Однако такое количество откликов говорит о том, что находки в виде Маккиннон и двух других пациентов не были счастливой случайностью для исследователей. «Из всего этого вытекают более серьезные вопросы», — говорит Ливайн. «Зачем нам на самом деле нужны воспоминания?» Если представители нашего вида могут прекрасно существовать без эпизодической памяти, то зачем она вообще заложена эволюцией? И насколько долго мы вообще должны хранить воспоминания?

Проведите некоторое время с Маккиннон, и вам будет тяжело избавиться от гнетущего ощущения, что она не просто особенная, она — везучая. Воспоминания, которые могут ошеломить кого угодно, не производят на нее почти никакого впечатления. Как, к примеру, в 1986, когда они с Грином жили в Аризоне. Грин отправился порыбачить и был ограблен группой белых мужчин. Когда он вернулся домой, его голова была покрыта ранами от ударов. «Она принесла лед и расплакалась», — рассказывает Грин. Он тоже плакал, они оба были в ужасе от произошедшего.

Маккиннон знает о том, что эта история имела место, но не помнит деталей, а воспоминания, вызывающие эмоциональную боль, при себе оставил только Грин. Такие воспоминания не травмируют Маккиннон и не вызывают у нее страха. «Я могу представить, что в тот момент была расстроена и напугана, но не помню этого», — говорит она. «Я не могу пережить это заново. Я всего лишь могу представить, каково это могло быть».

Маккиннон шутит, что очень быстро забыла, почему они с Грином так долго вместе. Она не способна затаить обиду. Ей незнакомо чувство сожаления, она не ощущает приходящую с возрастом забывчивость. В фотоальбоме можно найти фотографию 1972 года, где Маккиннон запечетлена изящной брюнеткой с аккуратным лицом и короткой стрижкой. «Маленькое придурковатое беспомощное существо», — говорит Маккинон, глядя на эту фотографию. На уровне сознания она узнает себя на фотографии; но уберите этот снимок и она сможет представить себя лишь 60-летней женщиной, которой и является, плечистой и крепкой, с розоватым морщинистым лицом и коротко остриженными седыми волосами. Она не знает, что значит предаваться воспоминаниям, тосковать о прошлом или жить им.

Чуть больше десяти лет назад женщина по имени Джилл Прайс привлекла внимание ученых Калифорнийского университета в Ирвайне. Она находится в состоянии почти что противоположном Маккиннон: исследователи назвали это гипертиместическим синдромом, или случаем идеальной автобиографической памяти. Прайс обладает необъяснимой способностью вспоминать любое произошедшее с ней событие: 18 июля 1984, как она писала в своих мемуарах, стояла тихая среда. В тот день Прайс перечитала книгу Helter Skelter. В понедельник, 28 февраля 1983 года, показывали заключительный эпизод сериала M*A*S*H и шел дождь. На следующий день у ее автомобиля сломались дворники.

В отличие от Маккиннон, которая не очень привлекла внимание прессы, Прайс стала сенсацией благодаря СМИ. Диана Сойер дважды пригласила её к себе на программу (Диана Сойер ведет крайне популярное шоу «Доброе утро, Америка» — прим. Newочём). Действительно, сверхчеловеческим свойствам ее памяти можно позавидовать.

Однако исследователи из Калифорнийского университета — и авторы WIRED — обратили внимание, что ее уникальная способность запоминать факты сопровождается чем-то вроде обсессивно-компульсивного расстройства: одержимостью записывать события собственной жизни. Это расстройство, судя по всему, усугубилось детской психологической травмой во время переезда в Лос-Анджелес. Сейчас ей больше 40 лет, но она по-прежнему живет с родителями. И увековечивает свои воспоминания на смятых листках, записывая все, что происходило с ней в каждый прожитый день.

Это можно подытожить примерно так: когда заходит речь о людях с крайне необычными свойствами памяти, общество не всегда способно определить, кому из них действительно стоит позавидовать.

Вы могли подумать, что Макrиннон, чтобы компенсировать свое расстройство, обратилась к технологиям. В конце концов, многие компании выпускают программное обеcпечение, которое, по сути, заменяет как раз те способности, которых она лишена. Разве лента Facebook — не своего рода протез автобиографической памяти? Google Фото даже создадут для вас призрачные ассоциации с прошлым: искусcтвенный интеллект погрузится прямо в вашу фотобиблиотеку, выхватит оттуда лица и связанные с ними события и автоматически создаст небольшие угловатые видео — синтетические эпизодические воспоминания. Другие программы стараются захватить всю вашу задокументированную жизнь: электронную почту, напоминания в календаре, домашнюю работу, голосовую почту, тексты, скриншоты, видео и другие фрагменты информации, доступные для записи, чтобы создать базу данных для ваших воспоминаний с возможностью поиска.

И все же волна жизнеописаний прошла мимо Маккиннон. Однажды она пыталась вести журнал, чтобы узнать, может ли сохранять воспоминания. «Я прекратила заниматься этим через два или три дня. Если я стану одержимо записывать каждый момент, опасаясь потери памяти, я никогда не смогу испытать эти моменты», — говорит она. И в самом деле, что же еще ей остается?

Она пользуется электронной почтой, которая иногда дает полезные подсказки, но не прикладывает особых усилий, описывая свой опыт там. И она не использует социальные сети, ни Pinterest, ни Instagram. У нее была учетная запись на Facebook, но она перестала ей пользоваться. Это её не заинтересовало.

Даже если бы в ее распоряжении была лента Facebook, она могла бы разместить там очень мало фото или видео. Маккиннон однажды взяла взаймы видеокамеру, чтобы заснять их отправление в один из карибских круизов, но ей не понравилось. По ее словам, она потеряла ощущение момента. Также она не делает фотографий — ей неинтересно на них смотреть. Действительно, я заметил, что в доме этой пары нет фотографий на холодильнике, полках или стенах. Нет свадебных портретов в рамках. Нет постановочных фотографий с пляжа. Только в кабинете наверху есть несколько фотоальбомов.

Маккиннон достает альбом 1981 года с фотографиями регистрации их с Грином брака в Мэйвуде, Иллинойс. Вот снимок друзей, удививших новобрачных на крыльце. Вот Грин, открывающий шуточный подарок: набор из четырех кружек c изображениями котов, занимающихся сексом. Маккиннон научилась смеяться над всеми забавными историями о дне, который она запоминала годами с помощью альбома. Но, по ее словам, когда она смотрит на фотографии, ей кажется, что она наблюдает чужую свадьбу.

Сегодня, однако, она узнала кое-что новое о дне, когда она вышла замуж за Грина. Когда мы просматривали альбом, Грин упомянул близкую подругу, присутствовавшую на свадьбе. «Я даже не знала, что она там была», — сказала Маккиннон. Потому что нет фотографий с этой подругой. Она держала камеру.

Это, в общем-то, кажется ошибкой, которую может совершить кто угодно. Разве человек, держащий камеру, обычно не забывается? Даже если этот человек — вы?

Хотя совершенно ясно, что Маккиннон не использует технологии, чтобы более походить на нас, возможно, что технологии, в конце концов, сделают нас немного более похожими на Маккиннон. Сейчас в моем iPhone 1217 фотографий и 159 видео, снятых только за последние 8 месяцев. Сосредотачиваясь на пролистывании фотографий, я ,на самом деле, могу размывать мои воспоминания об этих событиях из-за того, что исследователи называют «эффектом ухудшения от фотографирования». А автоматически выкладывая фотографии на облачный сервис — что освобождает меня от бремени систематизации кучи воспоминаний — я могу замыкать накоротко какую-то часть процесса формирования эпизодической памяти.

«Чего лишится человечество, если оно потеряет небольшую часть этой способности?» — спрашивает Маккиннон во время одной из наших бесед, будто размышляя вслух. «Если бы у них была технология, чтобы заменить ее, что было бы утеряно? Опыт человечества изменился бы, но было бы это плюсом? Или минусом? Или просто изменением?»

Женщина, которая не помнит прошлое и не представляет будущее 2

Я слышу, как Маккиннон хлюпает носом. Мы сидим в темном кинотеатре в торговом центре Olympia’s Capital, и смотрим «Головоломку». Краем глаза я вижу, что она плачет. Большая часть фильма проходит в голове у одиннадцатилетней девочки по имени Райли. Эмоции девочки, представленные в виде анимированных рабочих в контрольной комнате, на чрезвычайном задании по спасению ее от психологической катастрофы: потере ее кратковременных воспоминаний, которые выглядят как маленькие сияющие сферы, на поверхности которых проигрываются видео. Кратковременные воспоминания питают ее острова личности, которые — ладно, это сложно описать, но важно сказать, что острова личности Райли начинают рушиться, когда пропадают ее кратковременные воспоминания.

Маккиннон нравится фильм, несмотря на то, что он представляет ее ежедневную жизнь буквально катастрофой. (Когда мы говорим об островах личности, кратковременной памяти и комнате управления бессознательным Райли, Маккиннон смеется. «Если у меня и есть такие острова, я не уверена, что они как-то соединены со штаб-квартирой».)

Я с удивлением узнаю, что хотя она и не воспринимает свою жизнь как последовательный рассказ, Маккиннон любит истории. Особенно фэнтези и научную фантастику: «Игру престолов», «Голодные игры». Она прочитала все книги, посмотрела все фильмы и эпизоды. Она не может вспомнить, о чем они были, но это просто заставляет ее чувствовать себя лучше. Каждый раз, когда она пересматривает или перечитывает что-то, она как будто переживает это впервые. (Еще одна вещь, которой можно позавидовать: она непроницаема для спойлеров.)

Но она, хоть убей, не может придумать историю. Она не мечтает. Она не витает в облаках. Недостаток воображения распространен среди людей с амнезией. Большинство из нас может по требованию визуализировать сцену на пляже: например, мы можем вообразить, как полулежим в кресле с пина-коладой в руке, рычащие волны, песчинки между пальцев ног. Когда Маккиннон пробует проделать это мысленное упражнение, она может представить разве что гамак. «И, может быть, пальму. Как только я мысленно пытаюсь схватиться за эту пальму, я теряю гамак». Она не может составить изображения вместе в завершенную картинку. Еще она не может играть в шахматы, хотя ее муж часто играет. «Я не могу удержать в голове больше, чем один следующий ход». Другими словами, у Маккиннон не только нет окна в прошлое, у нее нет и окна в будущее.

Мы с МакКиннон сделали много в тот день. Мы ели, мы разговаривали, мы прогуливались по торговому центру. Конечно, она не запомнила детали, но ее это не беспокоило. В то время как большинство из нас воспринимают жизнь как историю достижений и потерь, Маккиннон все время проживает свой заключительный эпизод и только его. Нет волнующих случаев. Нет конфликтов. Нет тревожащего чувства инерции, толкающей к концу. Она без усилий достигает того, за что другие борются годами. Она живет только в настоящем.

Еще три случая, изменивших наше представление о памяти

Г.М.
В августе 1953 в Хэтфорде, Коннектикут, врачи удалили из мозга Генри Молейсона оба гиппокампа, надеясь вылечить его эпилептические припадки. Операция дала желаемый эффект, но также наградила его глубокой амнезией и невозможностью создания новых воспоминаний, к большому удивлению его нейрохирурга. Тем не менее, он сохранил разум, мог говорить и осваивать новые навыки. Его случай, десятилетиями исследовавшийся учеными из MIT, изменил фундаментальные представления физиологов о памяти. Он показал, что мозг по-разному обращается с долговременной и кратковременной памятью, и что множество функций управляются различными отделами мозга.

K.K.
После рокового столкновения с кипой сена, падения в пустынном багги и, наконец, аварии на мотоцикле, Кент Кокрейн получил повреждения различных частей мозга и полностью потерял память о предыдущих событиях. Кокрейн помнил факты, но не помнил, откуда, что позволило ученым провести границу между семантической и эпизодической память. В 2005 команда психологов, включавшая Энделя Тульвинга, написала, что случай К.К. внес вклад в «возможное разрушение простой и знакомой модели одноточечной амнезии и одноточечной памяти»

Эй Джей
В 2006 году Джилл Прайс (Эй Джей) стала первым человеком, у которого диагностировали превосходную автобиографическую память, состояние, выражающееся в ненамеренной, экстраординарной способности помнить прошлое. Исследователи из Калифорнийского университета в Ирвайне выяснили, что Прайс может вспомнить широкий круг чрезвычайно специфических деталей, например, день недели, в который был впервые показан конкретный эпизод телевизионного шоу 80-х, когда ей было 14. Исследователи также отметили, что она демонстрирует симптомы, характерные для обсессивно-компульсивного расстройства. Прайс скоро стала медиа-сенсацией, давала интервью на национальном телевидении и была описана в бесчисленном количестве статей, включая статью WIRED, где в 2009 году ее назвали «Майклом Джорданом от автобиографии» — Челси Лью.

По материалам: Wired. Перевели: Денис ЧуйкоНикита Пинчук и Юрий Гаевский.
Редактировал: Роман Вшивцев.