Среднее время прочтения — 10 мин.

Вступление | Глава 1 | Глава 2 | Глава 3 | Глава 4Глава 5 | Глава 6 |
Глава 7 | Глава 8 | Глава 9 | Глава 10

Читает Тарасов Валентин. 19:28 — Глава 2. Разборки между великанами.
Подкаст на YouTube, Apple, Spotify и других сервисах

Миллиарды лет тому назад некие одноклеточные организмы осознали, что одноклеточность сильно ограничивает в возможностях.

Тим Урбан. История под названием «Мы». Глава 2. Разборки между великанами 1

И вот что они придумали. Научились объединяться с другими одноклеточными в существо-великана с кучей новых замечательных свойств. 

Главный минус — ощутимо теряешь в индивидуальности.

Тим Урбан. История под названием «Мы». Глава 2. Разборки между великанами 2

Но эволюционные преимущества окупили эту жертву, и идея прижилась. 

Клетка и сама по себе уже великан — живое существо, как по волшебству возникшее из триллионов неживых атомов, а животное — великан уровнем выше, состоящий из триллионов клеток. Явление, при котором одни штуковины объединяются в штуковину побольше, а их сумма приобретает новые свойства, не присущие частям по отдельности, называется эмерджентным. Представить эту концепцию можно в виде башни.

Тим Урбан. История под названием «Мы». Глава 2. Разборки между великанами 3

После того как клетки начали объединяться в животных, те быстро обнаружили: можно подняться еще на уровень выше и создавать великанов уже из совокупности животных. Великанов этих можно увидеть повсюду: рыбьи косяки, волчьи стаи, муравьиные колонии, пингвиньи сборища. В башне эмерджентности эти скопления занимают этажи над уровнем одной особи. 

Тим Урбан. История под названием «Мы». Глава 2. Разборки между великанами 4

Предки одноклеточных, слипшихся вместе в первую морскую губку, были способны выжить и сами по себе. Но, как только эволюция сформировала из их потомков детали более крупного организма, пути назад уже не было. Можно выдернуть клетку из губки и отпустить в свободное плавание, но она так больше не умеет. В одиночку она погибнет.

Когда мы определяем, кто полноценная форма жизни, а кто нет, то обычно смотрим, насколько организм независим. Губка, в нашем понимании, полноценная форма, а клетки лишь ее составные части. В то же время существуют и клетки-одиночки, которых мы считаем самостоятельной формой жизни, — например, амебы. В обоих случаях ключевое отличие — независимость. 

Отчего не применить тот же принцип на остальных уровнях? Отдели муравья от колонии — и он обречен, ровно как клетка, отделенная от губки. Тогда почему муравья нам хочется считать формой жизни, а муравейник — просто совокупностью этих форм? 

Наверное, потому, что мы и сами животные. А потому думаем, что животное — важнейший уровень башни эмерджентности. Точка, где базовая форма жизни существует у всех видов.

Тим Урбан. История под названием «Мы». Глава 2. Разборки между великанами 5

А если мы не будем такими животно-центричными, то, пожалуй, отнесем муравья в ту же категорию, что и клетку морской губки. А муравьиную колонию туда, где находится сама губка. В муравьином мире именно колония по-настоящему независимая форма жизни, тогда как отдельный муравей всего лишь единица эмерджентности с предыдущего уровня. 

Тим Урбан. История под названием «Мы». Глава 2. Разборки между великанами 6

На заре человеческой эволюции люди уже создавали из себя великанов — племена. В моем представлении, древнее человеческое племя выглядит как-то так:

Тим Урбан. История под названием «Мы». Глава 2. Разборки между великанами 7

Как и свойственно эмерджентным явлениям, человеческий великан больше и сложнее, чем просто сумма его частей. 

В первой главе мы рассуждали о том, что у каждого человека есть два «разума»: Примитивный с пылающим факелом и Высокоразвитый с посохом, несущим ясность и осознанность. Поэтому, когда люди собираются вместе, возникает двойное эмерджентное явление. 

Примитивный разум — прирожденный великанодел. Один из главных его талантов — способность инстинктивно объединяться с другими такими же. Факелы первородного огня сливаются в бушующее кострище, отчего племя становится сильнее и могущественнее суммы своих составляющих. 

Тим Урбан. История под названием «Мы». Глава 2. Разборки между великанами 8
Тим Урбан. История под названием «Мы». Глава 2. Разборки между великанами 9

Но когда вместе работают разумы Высокоразвитые, эффект выходит не менее мощный: вся группа обретает сверхчеловеческие способности по части обучения, изобретательности и исследования мира вокруг. 

Тим Урбан. История под названием «Мы». Глава 2. Разборки между великанами 10

Сочетание этих двух эмерджентных свойств превратило племя в необычайно эффективный механизм, благодаря которому вид держался на плаву и припеваючи жил в неумолимом мире природы. 

Для большинства первых людей объединение в великанов с другими людьми было не просто преимуществом, по-другому было нельзя. За 50 000 лет до нашей эры одинокой семье, живущей в лесу, пришлось бы ой как нелегко. Чтобы удовлетворять базовые потребности, нужно ходить на охоту, собирать фрукты и ягоды, поддерживать огонь, готовить еду, кормить грудничков, кочевать с места на место, да еще и детей воспитывать. Даже если бы они умудрялись все это успевать, то стали бы легкой добычей для хищников и других племен, охотящихся за ресурсами. А их детям в будущем неоткуда было бы брать партнеров. По всем этим причинам древние люди зависели от своих племен.

Другими словами, в условиях первобытной среды (а мы приспособлены именно к ней) один человек не был независимой формой существования рода человеческого. Ею было племя. 

Тим Урбан. История под названием «Мы». Глава 2. Разборки между великанами 11

Эта мысль многое позволяет понять о людях и мире вокруг. И в этой серии постов она нам не раз еще пригодится. Если мы хотим понять, почему муравьи эволюционировали именно так, нужно проследить эволюцию независимой формы их существования — колонии. В результате эволюции из муравья не получился идеально приспособленный организм. Получился необходимый компонент идеально приспособленной колонии. Вот почему муравьи охотно жертвуют жизнями ради ее защиты. 

А если мы хотим понять что-то о людях, рассуждать нужно так же. Человек не только идеально приспособленный организм, он еще и необходимый компонент идеально приспособленного племени. Как только мы определим признаки такого племени, станут понятны технические требования, которые легли в основу человеческой природы. Станет ясно не только, как мы устроены, но и почему именно так. 

Муравьи и пауки

Чтобы выжить, носителям человеческих генов нужно было питаться — эволюция наделила нас голодом. Нужно было размножаться — эволюция наделила нас половым влечением. Нужно было не падать со скал — эволюция наделила нас боязнью высоты. Нужно было сосуществовать в одном племени — эволюция наделила нас племенным мышлением. 

Что же это такое? 

Как по мне, племенное мышление — это когда думаешь и ведешь себя не как независимый организм, а как часть более крупного.

Муравьи под это определение подходят как никто. Они безумно преданны. В первую очередь думают о других. У муравьев, которые мне встречались, был длинный список скверных качеств, но эгоизм в него не входил. 

А вот два соперничающих паука будут беспощадно сражаться исключительно ради собственных интересов. 

Тим Урбан. История под названием «Мы». Глава 2. Разборки между великанами 12

Так в чем же дело? Неужели муравьи ближе к людям, чем пауки? 

Кажется, что первые ведут себя совсем не так, как вторые. Но это пока мы не вспомним, что в башне эмерджентности они находятся на разных уровнях. У пауков независимая форма жизни находится на уровне отдельной особи, у муравьев — двумя этажами выше. 

Тим Урбан. История под названием «Мы». Глава 2. Разборки между великанами 13

Сравнивать поведение отдельно взятых паука и муравья — это как сравнивать поведение независимой формы жизни и составной части другой формы жизни. Составные части одной формы жизни склонны плотно сотрудничать друг с другом. Но это мало что говорит нам о том, нравится ли самой форме сотрудничать с другими такими же. 

Если посмотреть на поведение колонии, муравьи уже не выглядят так дружелюбно. Колонии не сотрудничают и не делятся друг с другом едой. И, как показали мои ночные блуждания по Ютубу, не гнушаются убийствами и разорением других колоний, когда это выгодно для своей. Муравьиные колонии — это большие, эгоистичные существа, а отдельные муравьи лишь клетки, из которых они состоят. 

Тим Урбан. История под названием «Мы». Глава 2. Разборки между великанами 14

Мы, люди, разделяем эгоизм («Я важнее Тебя») и трибализм («Свои важнее Чужих»). Но вообще-то это одно и то же явление, просто происходит на разных этажах башни эмерджентности. Паучье скотство принимает форму эгоизма, потому что у пауков независимая форма жизни — особь. Для муравьиного скотства характерен трибализм, потому что независимая форма — колония. Трибализм — это эгоизм на уровне группы. 

Примитивный разум человека ничуть не добрее паучьего или муравьиного, но чуть более сложен. У пауков и муравьев независимая форма жизни никогда не меняет свой этаж. Люди же существа гибридные, они обитают сразу на нескольких этажах.

Тим Урбан. История под названием «Мы». Глава 2. Разборки между великанами 15

Иногда мы ведем себя как пауки, иногда как муравьи. У нас самостоятельная форма жизни ездит по башне вверх-вниз как на лифте.

Этим лифтом нас приучила пользоваться эволюция, добившись тем самым оптимального баланса, при котором выживаемость генов максимальна. 

Брат на брата

Один из самых важных факторов, влияющих на наше эмерджентное мышление, — конфликт. 

Когда моя черепаха по кличке Уинстон пугается, она втягивает голову и лапы в панцирь. Когда пугаются люди, они выстраивают из себя великанов. Великан для человека как панцирь для черепахи. Обычно чем больше великан, угрожающий людям, тем больше великан, которого они строят в ответ.

Психолог Джонатан Хайдт любит вспоминать старинную бедуинскую пословицу, которая точно передает эту идею. Звучит она так: 

Я враг родному брату; с родным братом мы враги двоюродным; а вместе с ними — враги чужакам. 

Слышу эту пословицу и вижу, как человек поднимается на лифте по башне эмерджентности. 

Тим Урбан. История под названием «Мы». Глава 2. Разборки между великанами 16
Тим Урбан. История под названием «Мы». Глава 2. Разборки между великанами 17
Тим Урбан. История под названием «Мы». Глава 2. Разборки между великанами 18
Тим Урбан. История под названием «Мы». Глава 2. Разборки между великанами 19
Тим Урбан. История под названием «Мы». Глава 2. Разборки между великанами 20
Тим Урбан. История под названием «Мы». Глава 2. Разборки между великанами 21
Тим Урбан. История под названием «Мы». Глава 2. Разборки между великанами 22
Тим Урбан. История под названием «Мы». Глава 2. Разборки между великанами 23
Тим Урбан. История под названием «Мы». Глава 2. Разборки между великанами 24
Тим Урбан. История под названием «Мы». Глава 2. Разборки между великанами 25
Тим Урбан. История под названием «Мы». Глава 2. Разборки между великанами 26
Тим Урбан. История под названием «Мы». Глава 2. Разборки между великанами 27
Тим Урбан. История под названием «Мы». Глава 2. Разборки между великанами 28
Тим Урбан. История под названием «Мы». Глава 2. Разборки между великанами 29
Тим Урбан. История под названием «Мы». Глава 2. Разборки между великанами 30

В начале комикса психика родных братьев находилась на уровне особи. В отсутствие крупных конфликтов они во многом вели себя как соперничающие пауки. Но паучий эгоизм — роскошь мирного времени. Когда на сцену выходят другие группы, у братьев появляются проблемы посерьезнее личной неприязни. Их мышление поднимается на лифте эмерджентности, и на середине комикса они начинают вести себя уже как муравьи. Ближе к концу, когда уровень угрозы падает, высший трибализм испаряется, и поведение становится все меньше похоже на муравьев — лифт возвращается вниз.

Работу лифта можно заметить, если обращать внимание на мир вокруг и на собственную психику. Замечали ведь, как страны-соседи часто презирают одна другую и фокусируют друг на друге большую часть своего скотства? Но разгорается более масштабный конфликт или война, и на некоторое время они отставляют свои распри в сторону. Как разные течения внутри одной религии внезапно находят точки соприкосновения, когда чужая религия или другие внешние силы совершают нападки на всю религию в целом? Как во время чемпионата мира утихают разборки между футбольными клубами? Или как политические фракции с различными или даже противоположными идеологиями начинают маршировать рука об руку во время выборов или массовых общественных движений? Помню, как лифт рванул вверх после 11 сентября. Миллионы жителей Нью-Йорка, которые обычно терпеть друг друга не могут, стали придерживать двери, интересоваться самочувствием и даже обниматься на улицах. Я тогда подумал: в нападении инопланетян ничего хорошего не будет, но на сплоченность нашего вида это повлияет отменно.

В каждом примере человеческое скотство работает в полную силу, меняется лишь размер великанов, которые ведут себя как скоты. 

Скорее всего, на эволюцию человека повлиял весь диапазон человеческой эмерджентности. Отчасти нас сформировала паучья конкуренция с другими особями, отчасти — муравьиная конкуренция с другими племенами. Иначе говоря, чтобы выживать на протяжении всей истории человечества, нашим генам нужно было успешно конкурировать и как индивид — с братьями, и как семья — с другими семьями, и как племя — с другими племенами.

Необходимый компонент
идеально приспособленного племени

Современное общество — это по-своему все те же разборки между великанами. Чтобы понимать мир вокруг, нужно не только рассматривать людей по отдельности, — нужно понимать племенное мышление. Из чего же оно состоит? 

Есть классические черты типа «Свои важнее Чужих». Среди них — почитание преданности. Ощущение, что преданность — важнейшее качество личности, и нет ничего хуже, чем быть предателем. 

Сюда же относится наше отношение к другим людям: склонность превозносить Своих и демонизировать Чужих.

Большинство же черт принадлежит типу «Все важнее Одного». Как будто племенное мышление — полная противоположность эгоистичному. 

Иногда оно проявляется как любовь к конформизму. Настоящая «самоотверженность». Склонность приспосабливаться в ущерб индивидуальности. Склонность поддаваться «стадному чувству», а не рассуждать самостоятельно. Страх выделиться или вызвать неприязнь. Презрение к тем, кто отличается от остальных. Все очень по-муравьиному. 

Иногда — как тяга к формированию иерархии. Уважение к вышестоящим и склонность под них прогибаться.

Или благоговение перед самопожертвованием. Ощущение, что самое благородное — пожертвовать своей жизнью ради Своих вообще или спасения соплеменника. А также глубокое презрение ко всем, кто бросает Своих в бою или ведет себя эгоистично по отношению к ним. 

Но больше всего меня восхищает черта, которую я бы назвал избирательной добротой.

Чтобы увидеть, как она работает, давайте посетим три древних племени: первое состоит из людей, которые никогда не ведут себя по-доброму, второе — из избирательно добрых людей, а последнее — из тех, кто добр всегда. 

Тим Урбан. История под названием «Мы». Глава 2. Разборки между великанами 31
Тим Урбан. История под названием «Мы». Глава 2. Разборки между великанами 32

Итак, племени А не повезло. Быть племенем недружелюбных людей — не лучшая стратегия для выживания. Но что насчет племен Б и В?  С ними вроде все в порядке. Но что будет, если однажды они встретятся? 

Тим Урбан. История под названием «Мы». Глава 2. Разборки между великанами 33
Тим Урбан. История под названием «Мы». Глава 2. Разборки между великанами 34
Тим Урбан. История под названием «Мы». Глава 2. Разборки между великанами 35
Тим Урбан. История под названием «Мы». Глава 2. Разборки между великанами 36
Тим Урбан. История под названием «Мы». Глава 2. Разборки между великанами 37
Тим Урбан. История под названием «Мы». Глава 2. Разборки между великанами 38

Что ж. 

Племя Б проявляет дружелюбие внутри своего великана так же, как работают сообща и поддерживают друг друга органы внутри вашего тела. Это поведение проистекает не из какого-то общего принципа, но как эгоистичный способ сохранить великану жизнь. А вот у племени В дружелюбие — фундаментальная черта, не зависящая от уровня на башне эмерджентности. Оно распространялось и на уровни выше: на всех великанов. 

Таким образом, несмотря на то, что доброта во всех своих проявлениях — забота, альтруизм, сострадание — была важна в мире, где для выживания нужны хорошо функционирующие сообщества, всеобщая доброта едва ли помогала выжить. Другие племена неизбежно будут избирательно добры: отбросят доброту, едва завидев чужаков. И, конечно, беспощадное племя обычно побеждает дружелюбное. 

Эволюционно оптимальная точка, скорее всего, была не в самой способности к доброте, эмпатии, состраданию или сотрудничеству — а в возможности избирательно их отключать. Быть добрым на микро- и беспощадным на макроуровне. 

Доказательства существования этого выключателя, я вижу повсюду. Замечали, как легко люди, которые обычно сострадают другим, отбрасывают это сострадание в разговорах о сторонниках ненавистной политической партии (то есть, о Чужих). И как готовы все прощать тем, в ком видят Своих, но врагам своей группы желают пожизненных последствий за проступки? Как быстро они находят оправдания преступникам, которые выступают «за правое дело», но в тех, с кем себя не ассоциируют, видят пошлейший карикатурный образ? Это происходит и в меньших масштабах. Например, когда у людей, которые всю жизнь не выказывали сопереживания или понимания к определенной группе людей, внезапно оттаивают сердца, когда выясняется, что в эту группу попал кто-то из родственников.

Избирательная доброта — это не гуманность. Высокоразвитый разум проявляет доброту постоянно. Его гуманность универсальна, это общий принцип, применимый ко всем в равной мере. Избирательная доброта — прием Примитивного разума, который лишь кажется гуманным, если не вдаваться в детали. Вспомните: муравьи на первый взгляд тоже казались добряками. Вот почему лакмусовая бумажка истинных намерений человека — индикатор того, какой разум правит бал у него в голове, — это его отношение к людям из другого племени. Относиться к соплеменникам с добротой стремятся и Высокоразвитый разум, и Примитивный, но это не говорит нам ничего — их пути расходятся когда нужно иметь дело с Чужими.

__________

Я много раз писал о наших проблемах с Примитивным разумом, исследовал его проявления в различных формах. О том, что он причина нашей прокрастинации, излишних переживаний о чужом мнении, скудости нашего творческого мышления, с трудом достающейся осознанности. И каждый раз Примитивный разум просто делает то, на что запрограммирован: помогает передавать гены так, как это было принято за 50 000 лет до нашей эры. И каждый раз проблемы возникают из-за того, что мы живем уже не в том мире, для которого были оптимизированы эволюцией. И каждый раз есть надежда справляться лучше, потому что бок о бок с Примитивным разумом у нас в головах всегда находится усовершенствованный центр ясности, мудрости и независимой воли. Высокоразвитый разум, может, и аутсайдер, но сдаваться не намерен. 

Пока я работал над этим текстом, меня поразило, как много у него общего с другими моими постами. Проблемы общества не очень-то отличаются от личных проблем одного человека — примерно как ссора между семьями мало чем отличается от ссоры между братьями. Общество и люди, его составляющие, соотносятся фрактально — их внутренние проблемы имеют ту же природу, просто находятся на разных уровнях эмерджентности. В корне обеих проблем — несоответствие нашей древней прошивки и развитой цивилизации, в которой мы живем. 

Когда я писал про наши заботы на индивидуальном уровне, я всегда ощущал надежду. Ощущаю ее и сейчас, когда мы смотрим на то, что происходит парой этажей выше. Но перед нами стоит довольно пугающая задача, потому что врожденный трибализм — это только истоки того, с чем мы имеем дело сегодня. В какой-то момент человеческой истории эволюция наткнулась на новый прием, от которого наш трибализм стал расти будто на дрожжах. Его мы будем исследовать в следующей главе.

Глава 3: История про истории

По материалам Wait But Why

Переводили: сообщество 15×4.org
Редактировал: Александр Иванков